Разгром

– Случилось, как и следовало ожидать! В борьбе или побеждают или гибнут! Нас победили и начался разгром. Да что об этом говорить.

– Ну, а Алексей Степаныч?

– Нас истомили сперва обысками, а потом его посадили. Сидела и я, но недолго. Алёша просидел год, а затем его выслали в Нарымский край…

– Да, он был кажется слишком неосторожен.

– Пустяки! Не больше других! Да не в этом вовсе дело! Повторяю опять: мы побеждённые и с нами расправились, а если бы мы победили…

– То что-же?

– То мы бы расправились! Всё это очень просто! Мне понравилось это вино. Налейте ещё!

Наташин поспешно схватил бутылку и наклонил её над рюмкой. Рука его дрожала, да и весь он был проникнут нервной дрожью – последствием сдерживаемой страсти, сдерживаемого желания обладать. И он сделал то, что обыкновенно делается в таких случаях: налил себе половину чайного стакана вина и выпил залпом…

– Вы ужасно лаконичны… отчего не хотите рассказать в подробностях всё, что с вами произошло?

– Оттого, что вам это неинтересно.

– Отчего вы так подчеркнули слово вам? Это меня оскорбляет.

– Бросьте, я вовсе не желаю вас оскорблять, а говорю правду! Вы так далеки от того, чем мы жили с Алёшей, что… ну, да впрочем бросим об этом…

Он пожал плечами, снова налил полстакана вина, снова выпил залпом и почувствовал, что начинает хмелеть.

– Помимо того главного, чем жили мы, – тихо и медленно начала Иллинская пригубляя изредка вино, – чем жил наш кружок, мне и теперь приятно убедиться в том, что люди хотя бы и других взглядов, других мыслей, относятся к нам с уважением.

– Что вы так смотрите на меня, милый юноша? Или может быть догадываетесь, что я намекаю на вас? Да, я и об вас. Я ведь знаю, как вы вообще относитесь к женщинам, знаю, как вы скучали на наших студенческих вечеринках и уезжали со своей компанией к «этим дамам». Мне рассказывали, как вы вели себя с «этими дамами», с какой презрительной, оскорбительной для человеческой личности разнузданностью, даже наглостью. А вот я теперь тоже одна из «этих дам», вы конечно уже догадались об этом, иначе вы бы не посмели пригласить меня сюда, меня – Любовь Иллинскую! Так что же вас смущает? Отчего у вас такой робкий вид? И вы усиленно пьете, чтобы как-нибудь ободрить себя? Ну, что же смелее, смелее! Не мне же учить вас смелости обращения с «этими дамами».

– Неправда! – воскликнул Наташин, – не может этого быть!

– Что не может быть?

– Что Вы… Любоч… Любовь Александровна… могли согласиться… могли дойти до этого! Я не могу представить! Это что-то дикое, безумное! Зачем… зачем! Что могло вас побудить? Вас, эту чистую, строгую девушку… девушку, которую я так искренне, так беззаветно любил и не смел признаться… не смел оскорбить своим признанием, потому что я пошляк… ничтожество… буржуа!

Он закрыл лицо обеими руками и на секунду остался в таком положении, потом схватил бутылку и плеснул вина в стакан. Две крупные слезинки катились по его искривлённому гримасой лицу.

– Полно, успокойтесь.

– Ах, Боже мой, вы говорите это таким холодным тоном! Конечно, вам всё равно! Конечно, я не смею говорить с вами о своей любви, ведь вы любите Волнова, любите, ну, да, конечно, любите?

Она молчала и смотрела в пространство. И что-то тяжелое, холодное, грустное было в её остановившемся взгляде.

– Но если бы я только мог надеяться… может быть время изгладит из памяти вашей… конечно вы туда не поедете… это далеко… нужны деньги… это невозможно… и может быть со временем прошлое забудется и я… отчего вы так смотрите на меня? Вы думаете: вот проснулся в нём эгоист, буржуа, пшют[3 - пшют – устаревшее слово. Пошляк, хлыщ. Толковый словарь Ефремовой.], прожигатель жизни и вот он пользуется случаем и хочет надеяться, что он займёт в вашем сердце место другого. Ну, да, ну, пусть, думайте, что хотите… Думай обо мне, что хочешь… мне все равно, я знаю себе цену, но я люблю тебя, слышишь, Любочка, я люблю тебя до сумасшествия… до того, что готов умереть сейчас тут у твоих ног… не отталкивай меня… улыбнись хоть нарочно… насильно улыбнись… скажи хоть фальшивое ласковое слово… я всему поверю, как правде… я выдумаю… я сочиню эту правду, затем, чтобы ты была моею… да моею, чёрт возьми… ты должна быть моею… не маленькая, знала, что делала, когда приехала сюда… ты моя, моя вся – Любочка моя!

Он бросился к ней красный с округлившимися горящими глазами, схватил её за плечи, прижал к себе и, несмотря на волновавшую его дикую страсть, вдруг почувствовал в своих руках что-то покорное, жалкое.

И тихий голос покорившейся девушки прошептал ему в уши:

– Я голодна! Два дня ничего, ничего не ела…

notes

Примечания

1

Полицейский мост – Сейчас это Зелёный мост над рекой Мойка в Санкт-Петербурге.

2

матлет – матлот от французского слова matelote/matelot – матрос. Одно из значений – кушанье из рыбы в соусе из красного вина и различных приправ.

3

пшют – устаревшее слово. Пошляк, хлыщ. Толковый словарь Ефремовой.