Дьявольское воскрешение

И оберегать тебя, Катрина.

Клянусь быть верным тебе.

Клянусь быть твоим.

Твой Д.

Глава 1

Демиен

– Мистер Каррас, вы же понимаете, что совершенное нападение на Дэйсона Карраса не гарантирует вам полную свободу? – Задает вопрос судья, пристально вглядываясь в черты моего лица.

Он, будто ищет нашу схожесть с отцом, но как бы не так…

Да, внешне мы похожи. Волосы цвета черной ночи, дикие карие глаза, если вывести нас на эмоции. Острые скулы, густые брови. Однако наш внутренний мир? Два отдельных измерения, не иначе. Круглая оправа очков пожилого «человек и закон» криво сидит на курносом носу, демонстрируя тот факт, что мы зависаем здесь уже не первый час.

Сегодня все решится. Если повезет, мне даруют кусочек свободы. А, если судьба-злодейка окажется на стороне чокнутого папашки, я сделаю два вывода. Первый и самый очевидный – мне придется вернуться в клетку, второй – Бог не милостив к влюбленным.

– Семейный кодекс для него не писан. – Нагло ухмыляется мне отец.

Я перевожу взгляд с судьи на Дэйсона. Ни один мускул на моем лице не подает признаков жизни. Что бы я не чувствовал, какая бы лава внутри меня не закипала, я не подам виду. Сегодня в зале суда Демиен Каррас – человек без чувств.

Внешне я не показываю эмоций. На данный момент они будут стоить мне жизни. От них зависит мое будущее. Несмотря на наигранную хладнокровность, внутри я выхожу из себя. Хочется вскочить со скамьи и разъебать все к чертям собачьим. В том числе и собственного отца. Какого хера и с каких пор он возомнил себя Всевышним? Дэйсон думает, раз наделен властью, то может провозглашать себя кем пожелает?

Таким, как мой отец, нельзя давать в руки скипетр господства. Такие, как он, своим могуществом не помогают миру, а рушат судьбы.

Как же я раньше не замечал твоей порочности, отец?

Мне так и хочется спросить после вылетевшего из его уст слова «не писан»: «Ты еще по воде не ходишь, Дэйсон?». Я ношу и буду носить твою фамилию, но называть тебя папой у меня язык не повернется, Дэйсон Каррас. Моя фамилия – часть меня, моего рода и моих предков. Что поделать, в семье не без урода.

Клянусь, если бы не образ Катрины в голове, я бы давно сорвался с цепи, как бешеный доберман. Но я держусь. Держусь ради того, чтобы сегодня запустить пальцы в кудрявые шоколадные волосы. Ради сумасводящих карих глаз с отливом зеленого. Хрупкой талии, на которую обрушатся стальные цепи – мои ладони, скованные все эти шесть месяцев наручниками.

– Он убил своего сына. – Отвечаю я, пытаясь не выдать той поножовщины, не на шутку разыгравшейся внутри.

«Думай о Катрине, Каррас!», – вновь одергиваю себя, чтобы не натворить глупостей. Хеймсон держалась ради нас эти месяцы. Не хочу быть тем придурком, который ломает на эмоциях карточный домик.

Она ждет меня. Я жду встречи.

Я проживу этот день скупым на чувства. Проживу ради нее. Ради нас.

– Мистер Каррас, вы же понимаете, что совершенное нападение на Дэйсона Карраса не гарантирует вам полную свободу? – вновь повторяет вопрос судья.

– Понимаю. Вы уже определили границы моей свободы? – Склоняя голову набок, спрашиваю и вглядываюсь в судью.

До жути знакомая рожа с самого начала судебного процесса не дает мне покоя. Очкастый кажется очень знакомым. Но где мы пересекались, не помню. В моей жизни было сотни тысяч лиц, возможно, причина в этом. А, может, мы тесно общались когда-то, но из-за диссоциативной амнезии я забыл.

– Да, Демиен. – Отвечает стальной голос.

Полгода назад мне вынесли приговор, объявили шесть месяцев тюремного заключения. Как я и ожидал, этим все не ограничится. Дэйсон Каррас не может вот так просто позволить мне выйти на волю.

Скажу больше, я уверен, что отцу не составило труда подкупить суд. На протяжении нескольких часов знакомая рожа не сводит с меня глаз. Понимаю, это часть его работы – обращать на меня внимание. Но уж точно не стоит играть надзирателя, как это делает пожилой мужчина. Дальше железных прутьев я никуда не убегу. Сжимаю челюсти и стараюсь не обращать на мудака внимания.

Хладнокровие – все, чем я озабочен в этих стенах.

Алекс. Я всегда подозревал, что отношения отца с моим братом куда более, чем просто натянутые. Как и любой подросток, Алекс бунтовал, сбегал из дома, делал что-то наперекор родителям. Но однажды я стал свидетелем одной «картины», из-за которой закрались сомнения в нормальности взаимоотношений ролевой модели отцы и сына, отца и моего брата – Алекса Карраса.

– Папа, пусти меня! – слышится рев Алекса на весь дом.

В ушах стоит истошный крик брата, доносящийся с первого этажа. Я замираю посреди комнаты. Меня охватывает ужас, потому что ничего подобного в нашей семье никогда не происходило. Сегодня я пропустил занятия в школе, и понятия не имею, знали ли отец и старший брат, что в доме не одни.

План по разведке ситуации так и не приходит в голову. Но сидеть на месте, пока что-то происходит между моими родными, это верх трусости. Я решаю хоть как-то действовать. На цыпочках пробираюсь к лестнице, ведущей на первый этаж, и прячусь за одной из колон. Мне страшно. Но Алексу наверняка еще хуже. Я не рискую сразу показаться отцу, поскольку впервые вижу его таким взбешенным. Трусость ли это, когда тебе целых двенадцать? Почти пятнадцатилетний брат определенно сказал бы «да».

– Папа, мне больно. Пожалуйста, пусти меня. – Молит Алекс в то время, как отец зверски сверлит его глазами.

Справа слышатся шорохи, на крики прибегает Ольфина – женщина, которая каждое утро, день и вечер готовит для всей нашей семьи. Лучше всего у нее удается лимонный кекс, однако кулинарные способности не приходят ей на выручку. Отец в грубой форме кидает ей, чтобы та скрылась с глаз долой. В силу своего возраста я смекаю, что он не хочет, чтобы Ольфина стала свидетелем семейной драмы. Мало ли, кому она может рассказать о разладе.

Я воедино связываю нити происходящего в прошлом и вспоминаю, что через пару дней после ссоры брата и отца женщина покидала наш дом в слезах, а после… Она и вовсе не возвращалась. Совпадение? Я тоже так не думаю.

– Сколько раз тебе повторять одно и тоже? Ты не можешь делать то, что тебе вздумается! Ты не можешь быть связан с нашими врагами!

– Но Алика… Мы просто дружим.

Старший брат хватается за голову от бессилия. Наш отец – упертый баран, не принимающий никакую правду, кроме своей.

– Я прикончу твою Алику голыми руками, если еще раз увижу тебя с ней! – отец так громко рявкает, что я чуть не ловлю микроинсульт.

Твою мать! Кажется, мой братец вляпался в неприятную историю, связанную с какой-то Аликой. Это уже интересно. Мы никогда не обсуждали с ним девчонок, на это у меня были ровесники. По всей видимости, папе девочка не нравится, и теперь он сильно зол на то, что не может повлиять на распущенного сына.

– Штраф.

В отрыве от настоящего я пропускаю мимо ушей все, о чем говорит судья. Люди вокруг мельтешатся, отец недовольно смотрит на меня и я смекаю: кажется, только что у меня появился шанс обрести свободу.

Глава 2

Катрина

Три месяца назад

В городе давно наступила зима. Она окончательно заморозила мое и без того ледяное сердце, которое стало таковым после ухода того, чье имя я боюсь произносить вслух. Боюсь? Да, потому что не хочу травмировать себя еще больше. Обычно мысли о нем заканчиваются рыданиями на полу, разбитой посудой и выброшенными за порог цветами. Это оказалось совсем непросто. Самая сложная разлука с человеком, к кому потянулось мое сердце.

С Каррасом хоть и было сложно, но без Демиена моя жизнь совсем потеряла смысл.

После того, как ему огласили срок – шесть месяцев заключения – я утратила живость в себе, закрылась от близких и все чаще мое времяпрепровождение ограничивалось одиночеством. Еще я перестала ходить на занятия, хотя о поступлении в Колумбийский грезила три года. Ровно столько же я грезила о Демиене – том двадцатилетнем парне, подарившим самый незабываемый поцелуй в жизни… А после разбившим вдребезги мое хрупкое сердце. Конец нашей истории.

С его уходом, ушла и я. Знаю, что это утопия.

Не помню уже, сколько суток пролежала в постели, пока однажды не пришла Лайла и хоть немного оживила меня. Сейчас я продолжаю жить в квартире, которую арендовал на полгода вперед для нас Каррас, прежде чем вляпался в неприятности. Наверное, это особый способ мазохизма: оставаться там, где все напоминает о нем, о нас…