Любовь всегда права

– Она хочет мне добра. Роман, ты не понимаешь, что такое мать…

Она тут же пожалела о своих словах, потому что глаза Романа сделались непроницаемыми.

Это был их последний разговор.

Да, подумала Аня, возможно, он и не смог бы спокойно смотреть на то, что ей приходилось делать, чтобы стать тем, кем она стала. Но с того времени она ни разу не пыталась специально вызвать рвоту. Она просто никогда больше не позволяла себе съесть больше, чем положено, и постоянно работала над своим телом. Но лишь немногие понимали, какой самодисциплины это требует.

– Где ты был? – спросила она.

– Во Франции, – ответил он. – На Корсике…

– Значит, ты действительно вступил в Иностранный легион? – Глядя на его огромную ладонь, накрывавшую ее руку, Аня пыталась сдержать слезы.

– Да.

Она знала о французском Иностранном легионе, потому что в один из тех немногих дней, которые они провели вместе, Роман говорил о такой возможности. А когда он исчез, Аня об этом вспомнила. Легионерам выдавали паспорта с новым именем и новые свидетельства о рождении.

Их прошлое стиралось начисто. И это означало, что, если солдат, которого ты так любила, погиб, ты никогда об этом не узнаешь.

– Ты решил, что это лучше, чем остаться со мной?

– Так было надо, Аня. Мне надо было начать все заново.

– И как теперь тебя зовут?

Он снова не ответил, и Аня поняла, что ему нельзя разглашать свое новое имя. Как нельзя было приходить сюда. Для легионеров свидания с прошлым строго запрещены.

– Роман. – Аня сама ответила на свой вопрос, потому что для нее он навсегда остался Романом. Да, возможно, многое изменилось, но в ее сердце он был все тот же Роман. Ее чувства к нему никогда не исчезали, а сейчас и вовсе обострились.

– Ты до сих пор служишь в легионе?

– Нет.

– Сколько ты там прослужил?

– Десять лет.

Значит, он ушел из легиона в двадцать восемь лет, а до сегодняшнего дня прошло еще четыре года.

– Так почему ты сегодня здесь?

– Мне надо было убедиться, что у тебя все в порядке.

– И потом ты уйдешь?

– Да.

Он должен. Он не хотел усложнять ей жизнь. От него всегда были одни проблемы.

К тому же он читал в прессе, что у Ани отношения с Микой. Странно. Ему всегда казалось, что танцоры-мужчины – просто красивые мальчики в трико.

Сегодня он изменил свое мнение.

– Аня, я пришел, чтобы просто посмотреть на тебя. Теперь я вижу, что у тебя все хорошо.

– Тогда уходи.

Но он не уходил. Они стояли, смотрели друг на друга и говорили. Но не губами, а глазами, так же как делали это много лет назад. Тогда взгляд Ани пересекал большую детдомовскую столовую, чтобы встретиться с его взглядом.

«Ты вспоминал обо мне?» – молча спрашивала она.

Его глаза отвечали «да». Черные как угли, они сверкали так же, как тогда, и так же, как тогда, могли заставить ее пылать в ответ.

Роман посмотрел на ее густо накрашенный рот, и Аня поняла, что он ее поцелует. Взяв со стола салфетку, он стал стирать помаду.

И она позволила ему это сделать.

А он ругал себя: о чем он, черт возьми, думал? Что может прийти посмотреть, как она танцует, а потом просто взять и уйти? Это же невозможно.

Они пристально всматривались друг другу в глаза, и их дыхание вошло в тот же ритм, как тогда, когда они целовались впервые.

Тогда Аня только что вышла из театра и увидела, что перед ней мужчина.

Но сегодня, когда она, подняв руки, дотронулась до его лица, он не дрогнул. Он просто ощутил нежное прикосновение ее пальцев, гладивших его по лицу. По лицу, которое казалось Ане самым красивым. Высокие скулы, черные глаза – облик, навсегда врезавшийся в ее сознание. Мужчина, который когда-то возносил ее на небеса. Сейчас он мог сделать это снова.

– Это будет мой прощальный поцелуй, – сказал Роман.

Он не спросил: «Можно я тебя поцелую?» Роману никогда не требовалось разрешения.

Его поцелуй был мягким, и это удивило Аню, потому что раньше его поцелуи были страстными и даже слегка грубоватыми. Но сейчас он опустил голову и, взяв ее за подбородок, нежно поцеловал в губы, и это было новое обретение друг друга. Анины губы раскрылись, и его язык скользнул внутрь. Они заново узнавали друг друга, пытаясь утолить копившийся годами голод, и вскоре его поцелуй сделался страстным, как тогда.

Роман крепко обнял ее, как умел это делать только он один. Казалось, ее тело принадлежит ему по какому-то исконному праву. Его губы продолжали терзать ее рот.

Эта сладостная мука заставила ее положить ему руки на грудь, но не для того, чтобы оттолкнуть, а чтобы крепче прижаться к нему.

И Роман прижал ее к своей широкой груди. Его рука чувственным жестом легла ей сзади на талию, но плотные слои пачки не позволяли ей опуститься ниже. Однако это препятствие недолго смущало Романа, и вскоре его рука уже гладила Анины ноги и бедра.

Их языки сливались в страстном танце, желание росло, а поцелуй уже не был похож на прощальный. Напротив, казалось, их тела приветствовали друг друга после долгой разлуки.

Аня почувствовала, как низ его живота с силой прижался к ней, а другая рука нашла грудь, и, несмотря на препятствие – плотную расшитую ткань лифа, это прикосновение показалось ей блаженством. Большой палец Романа скользнул по ее соску, и ей страшно захотелось избавиться от одежды.

– Татьяна… – В дверь постучали, и Аня поняла, что это ассистентка, которая хочет войти.

Они перестали целоваться, но он так и не выпустил ее из рук, продолжая гладить Анину грудь. Они смотрели друг другу в глаза. Она чувствовала его возбуждение, но не только это. Тело Романа стало крупнее и мощнее, и Аня хотела его, до боли хотела насытиться им за все те годы, что он лишил ее возможности прикасаться к нему.

Но Аня понимала, что должна прогнать Романа, и сейчас у нее появился шанс сделать это.

Он тоже знал, что должен уйти.