Жена моя, королева

Он продолжал ласкать ее. В ее желудке и ногах появилась какая-то тяжесть, и это не понравилось Лейле. Ей не нравились эти непривычные ощущения, эта странная слабость, эта пустота в голове. Ей хотелось вернуть привычный контроль над ситуацией, прекратить эти бессмысленные упражнения. Она может сейчас зачать ребенка. День свадьбы был назначен с учетом ее цикла. Надо быть смелой, завершить все это и вновь обрести способность думать.

– Немедленно, – сказала она, отстранив его руку. – Сделай это немедленно.

Завиана утомили ее увертки. На какой-то миг она раскрылась перед ним, но не захотела продолжить, не захотела изведать наслаждение.

Он надеялся на большее. Скверно, потому что она прекрасна – ее спелая плоть, ее черные волосы. Эти полные губы могли бы целовать, если бы научились. Это тело могло бы познать блаженство, если бы она ему позволила.

– Сними рубашку, – сказал Завиан. Ему нужен был какой-то стимул, чтобы продолжить. Она подчинилась, и он увидел этот стимул – ее красоту. Завиан опустился на нее, и она добросовестно раздвинула ноги.

Он – король, и ему надо исполнить свой долг.

Но он нервничал.

В первый раз Завиан испытал подобие страха перед женщиной, которой должен был овладеть. Чтобы набраться смелости, он представил себе ее тело и на минуту опустил голову, чтобы поцеловать ее грудь, коснуться губами соска – хотя бы для собственного удовольствия. Он даже попытался заставить ее ответить, но безуспешно.

Лейла пришла в ужас: решающий момент наступил. Конечно, она не могла показать мужу свой страх. Она никогда ни перед кем не проявляла слабости. Она – королева. Она всегда уверена в себе, всегда владеет ситуацией.

Завиан коснулся щекой ее лица и обнаружил на ее щеках слезы. Он был готов войти в нее. Он знал, что она хочет, чтобы все это поскорее осталось позади, и, несмотря на эти слезы, злился.

Она не хочет даже попытаться получить удовольствие!

В последний момент в нем проснулась странная нежность. Не соль ее слез, не ее красота заставили его спросить себя, правильно ли он поступает, а она сама. Его интересовала эта женщина. Эта рассерженная, взъерошенная женщина просто нервничала, и Завиан признал, что тут была доля и его вины.

Она берегла себя для него. Естественно. По-другому и не могло быть. Невеста короля по определению должна быть девственницей. Но он слишком долго откладывал бракосочетание, слишком долго лишал ее наслаждения. Отказывал ей в тепле, в поддержке – до сегодняшнего дня.

И вдруг он увидел будущее. Будущее, которое могло бы принадлежать ей, если бы она согласилась его принять. И захотел, чтобы и она увидела, чтобы исчезли долг и обязанности, чтобы и она познала утешение, которое он познал сегодня ночью.

– Это не обязательно должно быть так. – В последнюю минуту Завиан удержался, ощутил губами ее слезы. – Это не должно быть только обязанностью. – Он прижался ртом к ее щеке, попробовал успокоить ее, но она отвернулась.

Лейла не могла объяснить своих слез. Но поучения Бейджи до сих пор звучали у нее в ушах. Какой смысл в близости, в том, чтобы отдаться Завиану, если потом им завладеют другие?

– Вы можете ласкать ваших любовниц, – фыркнула Лейла. – Пусть они с вами воркуют, рассказывают, какой вы замечательный. А я хочу, чтобы все это было позади.

– Зачем мне любовницы? – прошептал Завиан ей в ухо.

– Вы обязательно их заведете. Я буду в Хейдаре, вы здесь…

Ага, значит, мы ревнуем! Завиан улыбнулся, чувствуя победу. Но что-то внутри его менялось, пока он держал ее в объятиях.

Лейла – королева. Он обнимал женщину, равную себе. И дело не в титуле. Она бросила ему вызов, и он хотел ответить, хотел завладеть ею. Завладеть целиком, может быть? Но тогда нужно отдать ей себя.

– Зачем нам любовники, – его губы касались ее уха, – если мы удовлетворяем друг друга? – Одна его рука ласкала ее бедра, другая – грудь. Потом он дотянулся губами до соска и поцеловал его, а она смотрела, не отрываясь, на его рот. – У нас столько самолетов. Мы всегда можем… – Он поднял смеющиеся глаза. – И потом, есть же телефон.

Лейла сердито фыркнула, представив себе, как, лежа одна в своей постели, шепчет ему нежные слова по телефону. А между тем они могли бы получать столько радости рядом друг с другом. Может быть, Бейджа не права? Может быть, они могут строить свою жизнь по-иному, не так, как велит старинный обычай?

– Лейла, дать тебе наслаждение – мой долг. А я, хотя сегодня утром ты могла подумать иначе, серьезно отношусь к своему долгу.

Завиан прижался щекой к ее животу, и целовал, и ласкал ее, и убеждал руками и губами, что это ее право, что она может попасть в тот мир, где разделит с ним тайну, для обладания которой создала ее сама природа. А потом его губы скользнули вниз, и он поцеловал ее самое нежное место, и понял, что теперь она принадлежит ему.

Он любил женщин. Любил чувствовать, как они тают в его объятиях. Но никогда не испытывал удовольствия большего, чем испытал в тот момент, когда вздрагивания ее бедер и слабые вздохи сказали ему, что она готова его принять. Но он хотел поцелуя, хотел, чтобы эти губы, которые сказали ему столь горькие слова, смягчились под его губами. Он снова поцеловал ее, и на этот раз она ответила.

Ее грудь распласталась под его грудью, ее ноги обвились вокруг его ног, ее пальцы утонули в его волосах. Он почти забыл о ее невинности и готов был войти в нее, потому что она жаждала его, требовала его отчаянно, яростно. Она всхлипнула, и Завиан ужаснулся собственной дикости, испугался, что слишком спешит, поднял голову, увидел ее слезы и удержал себя. И она расслабилась под ним, как если бы стала свободной, как если бы он каким-то образом подарил ей свободу.