Смерть в хрустальном дворце

Моя спальня оказалась роскошной, и это еще мягко сказано. Она вполне подошла бы и для Версаля. Но в эти минуты я едва ли уделяла внимание обстановке. Я подняла телефонную трубку, заказала междугородный разговор и попросила соединить меня с поместьем Мюллеров. Трубку поднял Стоун. Услышав мой голос, он предложил немедленно позвать к телефону хозяина. Ганс очень быстро оказался у аппарата. Он явно запыхался.

– Они здесь, – сообщила я. – Она привезла их в Лондон. Прости, Ганс. Она приехала на поезде вместе с Гленвиль. Я понятия не имела, что она так поступит.

На другом конце провода надолго воцарилось молчание.

– Как ты думаешь, Эфимия, если я прикажу своей жене немедленно вернуться домой вместе с детьми, она это сделает? – холодно спросил Ганс.

Поскольку Риченда уже не приняла в расчет мнение Ганса и все сделала по-своему, мне нечего было ответить. Молчание затягивалось.

– Понятно, – в конце концов сказал Ганс и повесил трубку.

Как только я вышла из своей спальни, еще из одной комнаты вылетела Риченда – как пробка из бутылки.

– Ну? – спросила она. – Что он сказал?

– Ничего.

– Он должен был что-то сказать! Он просил позвать меня к телефону?

– Нет.

Риченда сделала несколько шагов по направлению ко мне. Я отступила к дверному проему. Судя по ее виду, ей сейчас хотелось кого-нибудь встряхнуть. Я быстро огляделась и поняла, что все остальные где-то скрываются. Это было разумное, хотя и не доблестное отступление.

– Я сообщила ему, что дети находятся здесь, – сказала я. – Больше ничего. На самом деле больше ничего.

– На самом деле? – Риченда продолжала медленно продвигаться ко мне, очень напоминая разозленную жирную кошку, которой наконец удалось загнать мышь в угол. Я положила руку на дверную ручку у себя за спиной. Я была уверена, что успею сделать шаг назад и захлопнуть дверь у нее перед носом до того, как она меня коснется.

– Он спросил, вернешься ли ты, по моему мнению, домой вместе с детьми, если он прикажет.

Риченда замерла на месте.

– Прикажет мне? – Ее голос звучал на октаву выше, чем обычно. – Это ж надо такое придумать: прикажет мне! И что ты сказала?

– Что я могла ответить на такой нелепый вопрос? – произнесла я, пытаясь найти пути отхода так, чтобы Риченда не поняла, что я делаю. Она должна была или превратиться в любящую жену и сказать, что да, она поедет домой, или начать разглагольствовать, то есть, скорее, орать, что мужчины пытаются установить власть над женщинами и ими командовать. Я предполагала, что второй вариант наиболее вероятен, и сообщила: – Я ничего не ответила.

– Спасибо, – поблагодарила Риченда. – Я знала, что могу на тебя рассчитывать. Прости, мне надо идти.

Риченда развернулась и отправилась к себе в комнату. Послышался звук хлопающей двери, а потом еще какие-то звуки, которые я приняла за сдерживаемые рыдания.

Бертрам высунул голову из-за еще одной двери и спросил:

– Кто-то топит кошку?

* * *

Говорят, что время лечит. Определенно это подтверждало выражение лица Риченды, когда мы пытались найти извозчика, чтобы добраться до Хрустального дворца. Она явно пребывала в прекрасном расположении духа. Я же безумно устала после беспокойной ночи. Я просыпалась от малейшего шума, опасаясь, что звук возвещает о прибытии разозленного Ганса. Но он не приехал.

Эми нашли в кухне, где она болтала с кондитером, свирепого вида типом, который явно держал в страхе всех работников кухни. Но Эми он скармливал кусочки всяких вкусняшек и рассказывал о том, сколько ванилина нужно добавлять в cr?me p?tissi?re [8 - Cr?me p?tissi?re – густой заварной крем с добавлением муки и яичного белка. – Прим. переводчика.]. Очевидно, все работники кухни решили, что Эми – дочь кого-то из сотрудников и ждет, когда у родителя закончится смена. Конечно, Эми даже не пыталась их в этом разубедить. Так что у Рори возникли проблемы с ее поиском, поскольку работники кухни пытались спрятать Эми от глаз руководства гостиницы и гостей, которым, по их мнению, ее не следовало показывать. В конце концов Рори все-таки привел ее к Бертраму – Риченда тогда все еще испытывала недомогание.

– Черт побери, этот бесенок заставил меня чинить сломанную куклу буквально через минуту после того, как я начал ее ругать, то есть попытался, – сообщил мне Бертрам за завтраком.

– Ты починил куклу? – спросила я. Насколько мне известно, Бертрам не дружит с техникой и не имеет соответствующих склонностей, а большинство кукол, в особенности дорогих, таких, как Риченда покупает Эми, просто напичканы какими-то сложными соединениями.

– Нет, – ответил Бертрам. – Мне удалось только оторвать ей голову. Я пришел в ужас, опасался, что Эми начнет реветь, как ее мать, но вместо этого она принялась хохотать. Представь утку, застрявшую в сливной трубе. У Эми получался именно такой звук. Просто невероятно!

– Как я понимаю, куклу починил Рори?

– Да. Вероятно, он унаследовал это мастерство от своего отца.

Я застыла на месте с полной ложкой джема в руке, который собиралась намазать на тонкий тост, и опасалась, что булка не выдержит веса джема.

– Его отца?

Бертрам кивнул и продолжал говорить, пережевывая яичницу, что было совсем непривлекательным зрелищем.

– Ты знаешь, что он сын бакалейщика? Ну, там, гири, таблицы мер и весов…

– Но… – открыла рот я, потом решила сменить тему. – Эми поедет с нами в Хрустальный дворец?

Бертрам кивнул:

– Ее мать считает, что это будет познавательно.

– Скорее, это окажется вредоносным, – заметила я, не ожидая ничего хорошего.

– Надеюсь, что Мэри отговорила Риченду брать малышей.

– Да, Риченда могла посчитать, что это прекрасная мысль.

– Но это же Риченда, – сказал Бертрам. – И разозленная Риченда.

– Ты прав, – согласилась я и затолкала тост в рот до того, как он развалится на части под весом апельсинового джема. – Можно считать, что нам повезло.

– Знаешь, любовь моя, я думаю, что нам нужно немного поработать над твоим поведением за столом, – заявил Бертрам.

Мне пришлось приложить огромное волевое усилие, чтобы не запустить в него яйцами пашот. Они бы прекрасно размазались у него по рубашке.

И вот теперь Бертрам, Риченда, Рори, Эми и я ждали извозчика, и я начинала испытывать возбуждение. Выставка в Генте, на которой мы побывали с Бертрамом, была просто потрясающей. Та выставка, на которую мы собирались сейчас, была гораздо меньших масштабов, то есть на первый взгляд их и сравнивать не стоило. Но я очень хотела увидеть гигантское стеклянное сооружение, в котором она проводилась. Оно изначально строилось к Всемирной выставке [9 - 1851 года. – Прим. переводчика.] под руководством принца Альберта. Но потом наступили трудные времена, оно чуть не было уничтожено, но люди буквально его выкупили. Я дрожала от мысли о том, что вскоре увижу эту гигантскую жемчужину нашей столицы. Хотя я ожидала, что внутри будет очень жарко, и, соответственно, надела свое самое легкое платье.

– Ты знаешь, что он в три раза больше собора Святого Павла? – спросила я у Бертрама, когда мы все забрались в кэб. – Тридцать три метра высотой! И там такое освещение, что деревья растут и цветут внутри этого строения.

– Хм, – сказал Бертрам. – Боюсь, что Риченда захочет, чтобы я приглядел за Эми. Ты ее обыскала? Она рогатку с собой не взяла?

– Интересно, а кто там моет стекла? – спросил Рори. – Наверное, это ужасная работа.

– Его изначально построили в Гайд-парке, потом полностью разобрали и снова собрали на общинных землях в Пендже [10 - Пендж – район в юго-восточной части Лондона. – Прим. переводчика.], – сообщила я. – И ничего не сломали и не разбили. Вот это достижение!

– Что? – воскликнула Риченда. – Я думала, что он до сих пор в Гайд-парке.