А потом была Ивонна Белзики, хотя я и не знал тогда ее имени. Это случилось здесь, на Дорранс-стрит. Мне нравилось в ней все – пальчики, ноги, все, – но это было другое, не то что с Хлоей. Глядя на нее, я видел только доброту и великодушие. Она улыбнулась мне, и ее улыбка оказалась заразительной. После смерти Ноэль я никому не смотрел прямо в глаза. Но на Ивонну посмотрел. И подумал: все могло бы быть лучше. Наши глаза сомкнулись, и мне бы следовало бежать, отвернуться, потому что сердце уже стучало так, как не стучало после смерти Ноэль. Да, я должен был бежать. Но вместо этого замер, как олень в свете фар. Впервые в жизни я слушал по-настоящему. Слушал и слышал происходящие во мне перемены, как будто Роджер перемонтировал внутри меня какую-то схему, добавил систему связи между моими эмоциями и невидимыми, выстреливающими из меня пулями.
Ивонна умерла даже быстрее, чем Ноэль.
Я пытался сдерживать себя. Гулять только по ночам, не допускать зрительного контакта, держаться подальше от прохожих. Иногда, поддавшись паранойе, я убеждаю себя, что за мной следят, и тогда сразу же иду домой, где я сам в безопасности и никому не угрожаю.
У меня есть план. Я не могу найти Роджера Блэра – никто не может, – но работаю над этим. Провожу исследования, сосредотачиваюсь на научной стороне явления, читаю о Блэре, других его экспериментах и о человеке, который сотрудничал с ним, докторе Теренсе Мини. Может быть, если понять, что и как он делал, то найдется и способ исправить. Наука сводит с ума, особенно химия с кодами, числами, калием и хлоридом.
Когда уравнения больше не воспринимаются, я отступаю от длинных тяжеловесных и неуклюжих слов в биографии и перехожу к длинным тяжеловесным и неуклюжим словам в книгах Лавкрафта. «Ктулху». «Некрономикон». В конце концов нельзя отрицать очевидное: я – чудовище. И, возможно, ключ ко всему в том, чтобы научиться укрощать эти силы. (Ненавижу это слово.) Я читаю о Лавкрафте, читаю письма, которые он писал друзьям, его рассказы, но это все круги, времена года, и, конечно, через несколько дней данвичской жизни я устаю. Возвращаюсь онлайн, к сайтам «Уайрд» и «Сайенс».
Проблема еще и в том, что тому, что я есть и что делаю, нет названия. Я не знаю, почему мама, папа и Хлоя только теряли сознание, тогда как Ноэль и Ивонна умерли. Моя романтическая половина полагает, что это имеет какое-то отношение к любви, но это глупо и никак не связано с наукой, с ревущим пламенем моих турбин, с нападением одного сердца на другое.
Провиденс – самое лучшее для меня место. Здесь много тихих, открытых улиц, и я расхаживаю по городу, как это делал Лавкрафт в свое время. Я хожу и задаю себе вопрос: где Роджер Блэр? Найти его – единственный способ решить загадку. В глубине души я понимаю это и признаю, что все мои исследования, чтения – пустая трата времени. Сознавать это неприятно. Иногда я думаю, что никогда его не найду, никогда не исправлю того, что он сделал со мной, и не смогу жить вот так, неся опасность миру уже тем только, что хожу по улицам.
Но проходит еще месяц, приезжают студенты, и я остаюсь в той же подвальной квартирке и на той же работе в службе доставки газет «Провиденс джорнэл баллетин». Снова и снова я убеждаюсь в том, что нет самого дна души, нет самого мрачного момента в жизни, но всегда есть другой, еще более мрачный момент. Ноэль умерла, потому что я разозлился на нее. Ивонна умерла, потому что я улыбнулся ей. Коди умер, потому что я расстроился из-за Кэррига и Хлои. Отчаянию, любопытству, ужасу оттого, что мои чувства смертоносны, нет конца.
Мои чувства имеют последствия для других людей. Это глупо, и это бесит, сводит с ума. Как будто само возникновение чувства есть что-то нежелательное, как будто чувства не есть весь смысл жизни – злиться на Ноэль, увлечься прекрасной девушкой в весенний день, как будто мы все не хотим жить в «Отеле разбитых сердец».
Помню, как Беверли рассказывала однажды о цикле насилия и заметила, что я не должен удивляться, если у меня появятся мысли причинить кому-то боль, что для жертвы естественно повторять такое поведение. Помню и то, с какой убежденностью ответил, что не испытываю ни малейшего желания навредить кому бы то ни было. А потом, волна за волной, накатили слезы.
Моему папе часто снились безумные сны. Мама жаловалась, мол, сны – это вроде тренировок, никто не хочет о них слышать. И вот теперь безумные сны снятся мне. Я вижу людей, которых убил, и пытаюсь спасти их, но в этих проклятых снах нет ключа. Роджер Блэр тоже там, но он не помогает мне. Не слушает, когда я кричу. Не идет навстречу и не объясняет, что сделал и как это остановить.
Пять человек и одна собака. Мертвы. Из-за меня.
Где же ты, Роджер Блэр?
Возможно, он проходит как Магнус Вилларс. И я понимаю, почему он стал Магнусом. Никто не желал слушать его идеи, и реализовать их он мог только под другим именем. Так же поступаю и я. С прежней жизнью, жизнью Джона Бронсона, покончено. Теперь у меня два имени: Тео Уорд и Питер Федер.
Тео Уорд (составлено из псевдонимов Лавкрафта – Льюис Теобальд и Уорд Филипс) – обычный чувак, снимающий квартирку в подвале, и доставщик газет в «Провиденс джорнэл баллетин». У меня есть почтовый ящик на имя Тео, но ничего особенного туда не попадает.
Все свои научные изыскания я провожу как Питер Федер. Имя дали два персонажа – Питер Паркер (Человек-паук) и Ленни Федер («Одноклассники 2»[31 - Голливудская комедия, где этого персонажа играет Адам Сэндлер, как и в предыдущей части.]). Имя я выбрал в первый же рабочий день. Я так устал, и место было такое непривычное. У меня даже матраса не оказалось. Я включил телевизор, оставшийся после того парня, что жил здесь раньше. Шли «Одноклассники 2». Я сидел на полу и хохотал. Серьезно. Никаких надгробий, никакого Лавкрафта, самые обычные туповатые шутки, пиво и прыжки в карьер. Никаких загадок, никакого неведомого.
У «Питера Федера» есть страница в «Фейсбуке», где он руководит группой защитников жертв. Люди принимают Питера за онлайнового охотника за головами, который не может обозначить свою физическую идентичность по причинам юридического характера. Я объясняю, что разыскиваю Роджера Блэра по поручению семьи Джона Бронсона (это не отъявленная ложь, поскольку я – Бронсон, Мальчик-из-подвала). Я получаю отклики от десятков людей, знавших Роджера и считающих, что видели его. У меня есть фотографии, свидетельства бывших студентов, подтверждающие, что в его присутствии испытывали дискомфорт.
И все же найти сукиного сына не удается.
Роджер Блэр – одиночка. Но даже такие, как он, должны кому-то доверяться. Роджер не был женат, а его ближайшим другом был, насколько я смог понять, глава биохимического отделения в университете Брауна, тот самый Мини. Я даже видел его один раз в полицейском участке. Когда начались поиски мистера Блэра, Мини попал в список подозреваемых, но его отпустили после проверки. Шакалис сказал, что глубоко копать не пришлось, поскольку именно Мини запретил Роджеру появляться на территории университетского кампуса. Помню, что его показывали в выпуске новостей: он стоял возле участка и только что не улыбался. Вы разрешаете взрослым находиться рядом с детьми в условиях минимального контроля и теперь указываете на меня? Не думаю, что Мини в сговоре с Роджером, но уверен – он что-то знает. В дружеских отношениях они были до самого конца. Люди, которые тебя знают, знают и твои места. Так же, как мы с Хлоей.
Роджер и Мини совместно занимались исследованиями. Несколько раз они участвовали в программе «Жизнь коварных растений» канала «Планета животных». Они рассказывали о биохимии, о таком растении, как повилика, паразите, высасывающем жизнь из других, чтобы жить самому. Интересуясь потенциалом энергии фотосинтеза[32 - Преобразование энергии видимого света в химическую энергию растениями и безъядерными живыми микробами.] для человечества, они видели в этом растении потенциал силы и считали, что, возможно, когда-нибудь люди станут ближе к растениям, будут получать все необходимое от солнечного света и из почвы и сделаются частью экосистемы. Рассуждения Роджера сводились к тому, что с развитием технологий мы все меньше используем собственное тело, сужая его возможности до глаз и пальцев. В этом месте Мини громко стонал и поправлял своего партнера: «Он имеет в виду, что в других частях нашего тела больше неиспользуемой энергии».
Эти двое получили кучу грантовых денег, но, насколько я могу судить, так и не преуспели. Блэр «прославился» тем, что часто бросал один проект ради другого, и партнеры постоянно ссорились на почве исследовательской этики. Мой папа называл их парой Гарфанкелей[33 - Артур (Арт) Гарфанкель (р. 1941) – участник дуэта «Саймон и Гарфанкель», в прошлом обладатель пышной курчавой шевелюры.] – оба курчавые и с высоким голосом, – но Мини выглядел более подготовленным к камере. Неудивительно, что он остался и с работой, и с влиянием. В эпизоде с наибольшим количеством просмотров Мини назвал коллегу садистом
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: