99 дней

– Молотком! – заявляю я, колотя его по спине. Мне кажется, он этого не сделает, но все равно собираюсь шлепнуть его по заднице, когда он резко останавливается и ставит меня на ноги.

– Тебя напугал молоток, да? – говорю я, задыхаясь из-за смеха, волосы превратились в беспорядок и свисают на лицо. Но когда я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, Гейб не смеется. Слежу за его взглядом и в этот момент замечаю, что в свете костра за нами наблюдает Тесс. Оранжевые искры взлетают в воздух.

И рядом с ней Патрик – мой Патрик.

Мы просто целую минуту смотрим друг на друга, разделенные песчаным, поросшим кустарниками расстоянием, его серые глаза сосредоточены на моих. Он стал выше с тех пор, как я видела его в последний раз. На щеке ярко-фиолетовый синяк. Я открываю рот и снова закрываю, чувствуя себя так, будто оставила свое сердце где-то там, на обочине дороги, истекающее кровью и бьющееся. Грудь словно сжимается в огромный кулак.

Патрик переводит взгляд с меня на Гейба, затем обратно и слегка качает головой.

– Вы сейчас надо мной прикалываетесь? – спрашивает он. Выражение его лица до того, как он отворачивается, как бы говорит, что он увидел что-то отвратительное, например, разлагающийся труп или лужу блевотины.

Или меня.

Желание смыться оживает, точно какое-то взбесившееся животное кусает меня за пятки. Я как можно быстрее добираюсь до машины, стараясь не переходить на бег и не привлекать к себе еще больше внимания. Но в процессе подворачиваю лодыжку и спотыкаюсь, кое-как удерживая равновесие. Мне хочется лишь убраться отсюда и больше ни с кем не разговаривать. В какой-то момент вспоминаю, что была в толстовке; не знаю, что с ней произошло. Снова и снова нажимаю на кнопку открытия дверей, и в этот момент меня догоняет Гейб.

– Молли, – говорит он, хватает за руку и разворачивает к себе лицом. Он очень взволнован. – Эй, подожди.

– Ты прикалываешься? – смотрю на него, разинув рот и неосознанно повторяя слова его брата – поверить не могу в то, что сейчас здесь произошло. Как можно было так беспечно попасться в ловушку? Чувствую себя идиоткой. Чувствую себя той, кем меня, вероятно, называют. Грязной шлюхой. – Ты думаешь, что я останусь здесь еще хоть на секунду?

Гейб делает шаг назад, точно подозревает, что я сейчас вырву ему горло.

– Хорошо, – говорит он, вскинув обе руки в знак капитуляции. – Это было плохо. Но послушай меня секундочку, ладно?

– Угу, – выдавливаю я, тяжело дыша. Неровный край ключей впивается в ладонь. – Это все как-то подозрительно. Ты знал, что он здесь, явно это знал, и просто… ты подставил меня, Гейб. Я не понимаю, почему…

– Я тебя не подставлял, – говорит он, качая головой. Кажется, ему обидно, что я так о нем думаю. – Молли, эй, прекрати, это же я. Я бы так не поступил. Я знал, что он дома, но не думал, что покажется здесь. И я знал, что если скажу тебе, то ты вообще не выйдешь.

– Ты прав, – отрешенно говорю ему. – Не вышла бы.

– Но я этого хотел.

– Потому соврал? – Что-то здесь определенно не так. Я вдруг вспоминаю, что Патрик все время на это жаловался – что Гейб представляет из себя самого милого парня на свете, пока получает, что хочет. И мне не нравится, что это затронуло меня. – Ты хотел, чтобы я пришла, поэтому соврал?

Лоб Гейба морщится.

– Я не врал, – спорит он. – Клянусь, я собирался сказать тебе в конце вечера. Просто… Мы хорошо проводили время, ты хорошо проводила время, и я знал…

– Да. – Я перебиваю его и обхватываю себя руками, в данный момент чуть больше беспокоясь из-за отсутствия толстовки, так как ощущаю себя до смешного обнаженной. – Какое-то ерундовое оправдание, Гейб.

Парень выдыхает и трет шею сзади.

– Ты права, – говорит он через минуту. Сквозь деревья до нас доносятся шум вечеринки, смех. – Ладно. Ты права. Я облажался. Мне очень жаль. Было глупо с моей стороны. Слушай, почему бы нам не свалить отсюда, не попить кофе? Я даже не знаю, что сейчас открыто, но позволь мне загладить свою вину.

Я качаю головой, обнимая себя чуть сильнее. Продолжаю представлять отразившееся на лице Патрика отвращение.

– Я просто хочу уехать, – тихо говорю ему. – С меня хватит на сегодня, ясно?

Гейб снова выдыхает, но не спорит.

– Напиши, когда будешь дома, – вот и все его слова. А я не говорю ему, что без понятия, где вообще находится это место.

День 13

Я пополняю свой запас лакричных конфет и, благодаря документальному фильму Кена Бернса про Гражданскую войну, весь следующий день познаю подробности похода генерала Шермана к морю, одетая в спортивные штаны и кофту с длинным рукавом, хотя на улице двадцать градусов. Я даже добираюсь до 1864 года и только потом выхожу пописать. До отъезда в Бристоль я никогда не увлекалась документальными фильмами, но моя соседка по комнате, напоминающая хорька брюнетка по имени Карла, которая развесила вокруг своей кровати простынь, чтобы скрыть, чем занимается, на удивление щедро поделилась своим паролем на Netflix. Вероятно, она думала, это убережет меня от какого-нибудь безумия типа завести с ней разговор. Тогда я начала прокладывать свой путь сквозь хор убаюкивающих, в основном британских, рассказчиков, излагающих тонкости различных пугающих и странных событий, как природных, так и нет: Аляскинский пограничный рубеж, Стив Джобс, Арийское братство. Знание немного напоминало силу. Казалось способом сохранить контроль.

Сегодня я жду удаляющегося по гравию шороха шин маминой машины и только потом крадусь вниз за тостом с авокадо. После приезда сюда я питалась в основном кукурузным сиропом и сладким. Чувствую, как на щеке расцветает прыщ. Вожусь с модной кофеваркой и смотрю в окно на двор, пока она плюется на гранитную стойку. Оскар шумно вздыхает, лежа на черно-белом плиточном полу. Бывало, когда я находилась не в духе, Патрик рассказывал дурацкие шутки, пока я не приходила в себя. «Что сказал бизон, когда подвез своего ребенка в школу?» («Пока, сын»[1 - Игра слов: Bye, son и Bison (бизон).]) и «Зеленое и с колесиками?» («Трава, я соврал про колесики»).

Вспоминаю его лицо, когда он впервые меня поцеловал. Вспоминаю его лицо, когда он увидел меня прошлым вечером. Беру кофе и тост, забираюсь под одеяло в обнимку с ноутбуком и стараюсь вообще ни о чем не думать.

День 14

Не уверена, работает ли Патрик после своего возвращения в Стар-Лейк в магазине, но не могу выкинуть из головы мысль, что должна его увидеть. Поэтому на следующий день обнаруживаю его за древней кассой, как и два года назад, оформляющего три больших пирога с дополнительной порцией сыра для дамы среднего возраста.

«Пиццерия Доннелли» втиснулась между грязной прачечной и обувным магазином на главной улице и находится там, сколько я себя помню: Конни и Чак влюбились еще в школе и открыли магазин через год после свадьбы. Чак всегда мечтал владеть пиццерией, а Конни, ее девичья фамилия – Чиаволелла, научила его готовить. Здание довольно неухоженное, большое зеркальное окно красуется витиеватыми желтыми буквами, а крыша – непрокрашенной деревянной черепицей. На стене возле туалетов висит, вероятно, единственный в штате Нью-Йорк работающий таксофон. Все столы укрыты красно-белыми прорезиненными скатертями. Стены украшают фотоколлажи спортивных команд из школьной газеты.

Патрик замечает меня не сразу. Он склонился над кассой, и волнистые волосы падают ему на глаза. Когда мы были в первом и втором классах, девчонки все время пытались до них дотронуться. Патрика это бесило.

Я смотрю на него с секунду. Если не считать вчерашнюю вечеринку, после той статьи в «Пипл» мы ни разу не оказывались в одном месте. Это Джулия показала ему статью – она любит все, связанное со знаменитостями, по крайней мере, любила. Она оформила подписку на «Пипл», «Ю-эс Уикли» и «Лайф&Стайл» и придерживалась строгих убеждений касательно достоверности информации. Тем утром я проснулась под четырнадцать пропущенных от нее, а еще серию сообщений, приправленных таким количеством неверия, злости и многочисленных «какого черта», что пришлось перечитать их дважды, чтобы понять, какого черта произошло.

А произошло то, что меня наконец-то поймали.

Позже тем днем показался Патрик с выдернутой из журнала Джулии страницей с неровными и рваными краями. Посреди фотографии моей мамы в ее кабинете пролегала складка, прямо по центру ее лица.

– Это правда? – тихим голосом спросил меня Патрик. «Бронко» работал на холостых на подъездной дорожке у нашего дома. Шел дождь, холодная изморось. Выхлопная труба испускала дым в сырой серый воздух.

– Так, – ответила я дрожащим голосом, подняв руки, чтобы успокоить его. Я видела статью утром и весь день пряталась в комнате. Знала, что грядет. Мне стоило первой к нему прийти и столкнуться с неизбежным. Но я вместо этого струсила и заставила его прийти ко мне. – Так, мы можем просто…

– Молс. – Патрик выглядел растерзанным, словно внутри него взорвался снаряд со шрапнелью. Как человек, вернувшийся домой и обнаруживший на его месте кратер. – Я спросил, это правда? Ты… – Он растерянно потряс темными волнистыми волосами. – В смысле, с моим братом?

– Ты должен меня выслушать, – сказала я вместо ответа. – Выслушаешь?

– Я слушаю. – Голос Патрика уже опасно равнодушный, словно где-то в глубине души он знал, что последует, и хотел к этому подготовиться. Его глаза стали цвета стали. – Да или нет, Молс?

– Патрик, – сказала я и даже не смогла ему ответить. – Пожалуйста.

Тогда Патрик отступил на шаг, будто я ударила его. На его ресницах и волосах собирались капли дождя.

– Ладно, – медленно сказал он, а потом быстро рявкнул: – Мне нужно… да. Мне нужно свалить отсюда.

– Патрик, – снова сказала я и, схватив его за руку, попыталась остановить, но он стряхнул ее и быстро залез в машину, нажал на газ и сорвался с места, как человек, который не собирался так надолго задерживаться. Я стояла на лужайке под дождем и смотрела, как он исчезал вдали. Мое сердце и история унеслись прочь.

Теперь я жду, задержав дыхание, когда он увидит меня, и ищу на полках под стойкой лакричные конфеты. Конни специально заказывала их, потому что знала о моей одержимости, но их нет в том месте, где они раньше лежали, – между желейными конфетами и батончиками «Марс». Я изучаю взглядом, что же еще здесь изменилось, и в тот момент, когда дама забирает коробку с пиццей и уходит, остаемся лишь мы вдвоем, я и Патрик. Мы смотрим друг на друга, словно находимся на противоположных сторонах озера.

– Привет, – хрипло говорю я, будто не разговаривала с самой вечеринки. – Слышал какие-нибудь слухи?

Патрик не улыбается, просто качает головой и тянется под стойку за новым мотком кассовой ленты. Он вообще не разговаривал со мной после выхода статьи, даже не приближался, и именно ужасающее одиночество после его потери сподвигло меня сбежать в Бристоль, а не грубость других людей.

– Чего тебе, Молли? – спрашивает он, открывает аппарат и вставляет ленту. Синяк под глазом почти исчез, стал желтовато-зеленым.