Ее идеальные брови сдвинулись к переносице, пока она обдумывала мои слова. Мне нравилось, как ее губы изогнулись от смеха, а щек коснулся румянец.
– Знаешь, что самое отстойное? – спросила Эхо.
– Миссис Коллинз?
– Да, но я не об этом. Все, что мне нужно знать, находится в чертовой папке, которая хранится у нее в ящике. Она словно ключ к волшебной двери – проходу в магическое королевство. – Девушка пнула свой рюкзак так, что он заскользил к противоположной стене. – Если бы я добралась до этой дурацкой папки, то смогла бы наконец обрести покой.
Эти слова спровоцировали в моей голове воронку торнадо. Миссис Коллинз поддерживала контакт с приемными родителями Тайлера и Джейкоба. Значит, у нее была информация: их фамилии, телефонный номер, адрес. Эхо была права. Эти папки – золотая жила. Если я доберусь до своей, то смогу проведать братьев. А потом доказать, что они живут в доме, полном насилия, и получить над ними опеку.
– Эхо, ты гений.
Глава 13
Эхо
Первая стадия операции «Прочти свою папку» состояла в том, что мы с папой и Эшли сидели в приемной в ожидании того, когда миссис Коллинз позовет нас на сеанс терапии. Отец стоял в углу и общался с кем-то на повышенных тонах по своему смартфону, а мы с Эшли расположились рядом на стульях.
Эшли прижала руку к животу.
– Ох. Ой, Эхо, малыш толкается!
– Вы можете войти, – позвала миссис Коллинз.
Я взлетела со своего места.
– Ну, слава богу!
Мачеха уже который месяц надоедала всем своей бесконечной болтовней о ребенке. Ладно, может, не всем. Отец прислушивался к каждому ее слову, будто она была святым Павлом, проповедующим Евангелие. Моей маме он никогда не уделял столько внимания. Иначе я не считалась бы школьной чудачкой.
Три недели назад миссис Коллинз ввела правила: с понедельника по четверг она носила строгие костюмы, а по пятницам – джинсы и футболки. С каждой неделей пятница переносилась на один день. Сегодня пятница выпала на вторник. Женщина встала из-за стола и сверкнула своей вечной улыбкой.
– Мистер и миссис Эмерсон, я так рада вас видеть, но наша групповая терапия состоится только на следующей неделе.
Приподняв брови, отец вопросительно посмотрел на Эшли, которая пораженно замерла с открытым ртом.
– Нет. В семейном календаре отмечено…
Я перебила ее:
– Я сказала им прийти на этой неделе.
Миссис Коллинз состроила странную гримасу, от чего ее рот уехал на правую щеку.
– Я знаю, у нас состоялся достаточно сложный сеанс на прошлой неделе, но неужели ты решила, что нужно приводить телохранителей?
– Эхо? – спросил папа. – Что случилось на прошлой неделе?
Мое сердце сжалось и ухнуло вниз. Его беспокойство казалось искренним. Я бы все отдала, чтобы так оно и было.
Я встала и подошла к окну. Ученики на парковке мчались к своим машинам, чтобы разъехаться по домам. У этого сеанса было столько же шансов на провал, как и у того, что был на прошлой неделе.
– Кое-что хорошее.
– Замечательно. Этой семье не помешает парочка хороших новостей. – Голос Эшли резал мне слух, как наждачная бумага кожу. – Я читала в журнале, что дети чувствуют негативную энергию.
С одного из мест выехала машина и открыла вид на Ноя, который восседал на капоте своей ржавой тачки вместе с каким-то приятелем с пирсингом и татуировками и байкершей Бет. Когда парень одарил меня коварной улыбкой, его друзья уставились в мою сторону. Они меня пугали. Улыбка Ноя заставляла меня трепетать.
Но вряд ли мне стоило трепетать из-за Ноя Хатчинса. Я встречалась с Люком, а не с ним – если можно было так назвать один монолог Люка по телефону и одно неловкое групповое свидание в местной пиццерии.
Я вздохнула и выбросила Люка из головы. Мы с Ноем заключили договор, и я намеревалась выполнить свою часть сделки. План был прост: мне нужно было перенести свою встречу, чтобы парень перенес свою утреннюю терапию на место моей дневной.
Поскольку наши встречи шли одна за другой, кто-то будет отвлекать миссис Коллинз, пока второй просмотрит папки.
– Эхо? – потребовал ответа отец, в его голосе все еще слышалась тревога. – О чем мы говорим?
Глубоко вдохнув, чтобы мой желудок не скручивался в узел, я повернулась к нему лицом. Конфликты были мне, мягко говоря, не по душе. А конфликты с отцом я просто ненавидела.
– Почему ты не рассказывал, что я выиграла Губернаторский кубок?
– Что, прости? – В его голосе сейчас звучало только недоумение.
У меня внутри снова все сжалось. Почему, ко всему прочему, он забрал у меня и рисование?
– Я так хотела выиграть! Ты мог рассказать мне хотя бы об этом…
Миссис Коллинз насторожено разглядывала меня и держала руки на коленях. Я ожидала, что она вскочит с места и начнет защищаться, но женщина оставалась странно спокойной. Эшли накрыла своей ладонью пальцы отца.
– Оуэн? – Мне показалось, или в ее голубых глазах мелькнуло сожаление?
Напугав меня до чертиков, его лицо приобрело непривычный серый оттенок.
– Ты помнишь? – Его глаза округлились, придавая папе потерянный и необычайно грустный вид.
Мне всегда казалось, он хотел, чтобы я вспомнила. Я нахмурилась, не понимая его реакции. Разве не в этом весь смысл терапии?
Когда отец повернулся к миссис Коллинз, серый оттенок сменился красным.
– Это неприемлемо! Мы виделись с двумя психотерапевтами и получили три разные оценки ее психологического состояния. Каждый из них имел свое мнение насчет того, что делать дальше. Однако после приступа и нервного расстройства каждый рекомендовал нам больше не пытаться. Когда вы попросили положить в эту комнату ленту, я понял сразу, что мы должны отказаться от этой программы. Как вы могли заставить ее вспомнить?
– Я никого не заставляла, мистер Эмерсон. Во время терапии я просто клала ленту на стол. Это называется десенсибилизация. Разум девочки решил, что эти воспоминания безопасны, потому она вспомнила.
Поднявшись со стула, отец пробежался рукой по волосам.
– Боже, Эхо. Почему ты не сказала раньше? Ты должна понять…
– Мистер Эмерсон, остановитесь! – Миссис Коллинз пыталась сохранить спокойный вид, но я заметила, как повысился ее тон. – Она вспомнила о ленте. И только.
Грудь отца быстро вздымалась и опускалась. Затем, словно желая доказать, что невозможное возможно, он потянул меня к себе и обнял. Одна его рука удерживала мою спину. Другая – голову. Я замерла.