– Все нормально, – кивнула она. – Мы оставим это на следующий раз. Как насчет твоей мамы? Общалась ли ты с ней?
– Нет, – в унисон ответили папа с Эшли, в то время как я выпалила: – Что-то вроде того!
Когда они оба уставились на меня, я почувствовала себя начинкой сэндвича. Не знаю, что подтолкнуло меня сказать правду.
– Я пыталась дозвониться ей на каникулах.
Когда мама не ответила, я продолжала сутками сидеть у телефона, надеясь и молясь, что мама вспомнит о том, как два года назад мой брат – ее сын – умер.
Отец провел рукой по лицу.
– Ты же знаешь, что тебе запрещено общаться со своей матерью! – В его голосе звенела злость – он не мог поверить, что я рассказала терапевту о своем проступке, в который та теперь обязательно вцепится. Так и вижу, как социальные работники радостно выплясывают джигу в папиной голове. – Судебным решением! Скажи мне, Эхо, это был стационарный или мобильный телефон?
– Стационарный, – выдохнула я. – Но мы не разговаривали. Клянусь.
Он провел пальцем по своему «блэкберри», и на экране появился номер адвоката. Я сжала армейский жетон с такой силой, что имя Эйриса и серийный номер отпечатались на моей ладони.
– Прошу тебя, папочка, не делай этого, – прошептала я.
Он замешкался, и мое сердце заколотилось в груди. А затем, слава богу, опустил телефон на колени.
– Теперь нам придется сменить номер.
Я кивнула. Плохо, что мама никогда не сможет позвонить мне домой, но я приму этот удар… ради нее. Не хватало ей еще угодить из-за меня в тюрьму.
– С тех пор ты с ней больше не связывалась? – Миссис Коллинз утратила все свое дружелюбие.
– Нет. – Я закрыла глаза и глубоко вдохнула. Все внутри меня отдавалось болью. У меня больше не было сил делать вид, что все хорошо. От череды вопросов мои душевные раны, которые только-только начали затягиваться, снова открылись.
– Просто чтобы убедиться, что мы понимаем друг друга: ты осознаешь, что, пока действует судебный запрет, контакты между тобой с мамой невозможны, даже если инициатор – ты? Это неприемлемо.
– Да. – Я снова сделала глубокий вдох. Ком в моем горле отказывался пропускать драгоценный кислород. Я скучала по Эйрису и по маме, а у Эшли скоро будет ребенок, и папа постоянно давит на меня, и… Мне нужно что-нибудь. Что угодно.
Невзирая на доводы рассудка, я позволила словам сорваться с моего языка:
– Я хочу починить машину Эйриса.
Быть может, а вдруг это окажется правдой: если я починю то, что когда-то принадлежало моему брату, это заставит боль уйти.
– Ох, опять ты за свое, – пробормотал отец.
– Подождите. Вы о чем? Эхо, о чем ты говоришь? – спросила миссис Коллинз.
Я уставилась на перчатки на своих руках.
– Эйрис нашел на свалке «Корветт»[7 - Chevrolet Corvette – двухместный заднеприводной спортивный автомобиль, выпускаемый под маркой Chevrolet компанией General Motors в США с 1953 года.] 1965 года. Все свободное время он проводил за его починкой, и, когда брат он отправился в Афганистан, машина была почти готова. Я хочу завершить начатое. Ради Эйриса.
Ради себя. После смерти брата у меня от него ничего не осталось – только эта машина.
– Звучит как вполне здоровый способ оплакать его. Что вы об этом думаете, мистер Эмерсон? – Миссис Коллинз уставилась на отца большими щенячьими глазами – мне такому еще учиться и учиться.
Папа снова провел пальцами по своему «блэкберри». Физически он присутствовал в этой комнате, но мыслями уже находился в офисе.
– Это дорого стоит, и я не вижу смысла чинить сломанную машину, когда у нее есть другая в рабочем состоянии.
– Тогда разреши мне зарабатывать самой! – выпалила я. – И мы сможем продать мою машину, как только я приведу в порядок «Корветт» Эйриса.
Теперь взгляды всех присутствующих были направлены на отца, а его – на меня. Сама того не желая, я загнала отца в угол. Он хотел сказать «нет», но это рассердило бы нового терапевта. В конце концов, во время сеансов мы должны выглядеть идеальной семьей. И не дай бог вынести из них что-то полезное и обсудить реальные проблемы.
– Прекрасно, но Эхо должна сама оплачивать починку машины. Мои правила неизменны: гибкий график, а еще работа не должна мешать учебе: посещать курсы, о которых мы договаривались, или повлиять на оценки. Теперь мы закончили?
Миссис Коллинз посмотрела на часы.
– Не совсем. Эхо, твой социальный работник продлил терапию до окончания школы, потому что на этом настаивали учителя. Все заметили, что ты держишься на отдалении от своих сверстников и не участвуешь в жизни класса. – Добрые глаза женщины вглядывались в мои. – Мы желаем тебе только счастья, Эхо, и я бы хотела, чтобы ты дала мне возможность помочь тебе.
Я подняла бровь. Будто у меня был выбор. А что касается моего счастья – что же, желаю вам удачи!
– Конечно.
Меня перебил веселый голос Эшли:
– У нее есть партнер на вечер в честь Дня святого Валентина.
Теперь настала наша с папой очередь одновременно воскликнуть:
– Есть?
Взгляд Эшли нервно заметался между мной и отцом.
– Ну да, помнишь, Эхо? Вчера мы с тобой обсуждали нового парня, который тебе приглянулся, и я сказала, что не стоит забывать о друзьях, даже если ты сходишь с ума по какому-то мальчику.
Я задумалась, что сейчас беспокоит меня больше: воображаемый парень или то, что мачеха утверждает, будто мы с ней общаемся.
Пока я решала, что хуже, папа поднялся и надел пальто.
– Видите, миссис Коллинз, с Эхо все нормально. Просто она немного помешана на своем романе. Мне чрезвычайно нравится ваша терапия, но у Эшли через двадцать минут встреча с доктором. Кроме того, я не хочу, чтобы Эхо пропустила остальные занятия.
– Эхо, ты действительно хочешь заработать денег на починку машины? – спросила миссис Коллинз, вставая, чтобы проводить папу и мачеху.
Я натянула повыше перчатки, чтобы скрыть оголенные участки кожи.
– Больше, чем вы можете себе представить.
Женщина улыбнулась мне, прежде чем выйти в коридор.
– Тогда у меня есть для тебя работа. Подожди здесь, и мы обсудим детали.
Все трое остановились в дальнем конце холла и о чем-то зашептались. Папа положил руку на талию Эшли, а та прильнула к нему. Оба согласно кивали в ответ на тихие слова миссис Коллинз.