Медведь и Соловей

Благословенная, тихая церковь! Ее, конечно, нельзя было сравнивать с московскими храмами. Здесь не было золота или даже позолоты, и службы отправлял всего один священник. Иконы были маленькие и плохо написанные. Однако здесь Анна не видела ничего, кроме стен и пола, икон и свечей. В полутени не появлялось никаких лиц.

Она задержалась там надолго, то молясь, то просто уставясь в пространство. Уже давно рассвело, когда она, наконец, приплелась обратно в дом. На кухне было тесно, огонь ревел. Здесь непрестанно пекли, томили, чистили и сушили что-то, от темна до темна. Женщины не обратили внимания на проскользнувшую в дом Анну, никто даже головы не повернул. Анна приняла это в первую очередь как осуждение ее слабости.

Первой подняла голову Ольга.

– Хотите хлеба, Анна Ивановна? – спросила она.

Ольга не испытывала теплых чувств к жалкому созданию, которое заняло место ее матери, но она была девушкой доброй и жалела мачеху.

Анна была голодна, но в устье печи сидело крохотное седое существо. Борода у него светилась жаром, и оно глодало подгоревшую корочку.

Губы у Анны Ивановны зашевелились, но она не смогла ничего сказать. Крохотное существо отвлеклось от хлебной корки и наклонило голову. В его ярких глазах светилось любопытство.

– Нет, – прошептала Анна. – Нет, мне не надо хлеба.

Она повернулась и убежала под сомнительную защиту собственной комнаты, а женщины на кухне переглянулись и медленно покачали головами.

10. Княжна Серпуховская

Следующей осенью Колю женили на дочери соседнего боярина. Она была толстая здоровая светловолосая девица, и Петр построил им отдельный дом с хорошей глиняной печью.

Однако все ждали пышной свадьбы, после которой Ольга Петровна станет княжной Серпуховской. О ней сговаривались почти год. Подарки прибыли из Москвы еще до того, как дороги превратились в непролазную грязь, а вот детали заняли гораздо больше времени. Путь из Лесного Края в Москву был нелегким. Гонцы запаздывали или исчезали: они ломали шеи, их грабили, их кони начинали хромать. Однако, наконец, все было обговорено. Юный княжич Серпуховской должен был приехать сам со свитой, жениться на Ольге и увезти ее с собой в Москву.

– Будет лучше, если она станет женой до поездки, – сказал гонец. – Ей будет не так страшно.

А еще, мог бы добавить гонец, Алексий, митрополит Московский, желал, чтобы брак был заключен до того, как Ольга приедет в город.

Княжич приехал в тот момент, когда бледная весна перешла в ослепительное лето, с мягким, капризным небом и блеклыми цветами в море летних трав. За год он возмужал, прыщи исчезли. Хотя красавцем он так и не стал, а свою стеснительность скрывал за бойким добродушием.

С княжичем Серпуховским приехал и его двоюродный брат, светловолосый Дмитрий Иванович, радостно поздоровавшийся со всеми. Княжичи путешествовали с соколами, гончими и конями, с женщинами в резных возках и привезли много подарков. А еще с юношами был опекун: ясноглазый монах, не слишком старый, который больше молчал, чем говорил. Кавалькада подняла немалый шум, пыль и бряцанье. Вся деревня сбежалась поглазеть на них, и многие выражали готовность предложить приезжим гостеприимство в своих избах и отвести усталых лошадей пастись. Юный княжич Владимир смущенно надел Ольге на палец кольцо со сверкающим зеленым бериллом, и в доме воцарилось веселье, которого не видели со смерти Марины.

* * *

– По крайней мере, он юноша добрый, – сказала Дуня Ольге в одну из редких тихих минут.

Они сидели вместе у широкого окна летней кухни. Вася устроилась у Ольгиных ног, прислушиваясь к разговору и делая вид, будто занята штопкой.

– Да, – согласилась Ольга. – И Саша поедет со мной в Москву. Он проводит меня в мужнин дом перед тем, как поступить в свой монастырь. Он обещал.

Кольцо с бериллом сияло у нее на пальце. Ее жених также огрузил ей шею бусами из крупного янтаря и подарил отрез чудесной ткани, яркой словно маки. Дуня уже обметывала ее, чтобы сшить сарафан. Вася только делала вид, будто шьет: ее ручонки были стиснуты на коленях.

– У тебя все будет хорошо, – твердо сказала Дуня, перекусывая нитку. – Владимир Андреевич богат и достаточно молод, чтобы прислушиваться к советам жены. Очень благородно, что он приехал и женился на тебе здесь, у тебя дома.

– Он приехал потому, что его заставил митрополит, – уточнила Ольга.

– И великий князь к нему благоволит. Он – лучший друг юного Дмитрия, это хорошо видно. Он займет высокое место, когда Иван Красный умрет. Ты будешь влиятельной госпожой. Лучшего и желать нельзя, Оля.

– Да-а… – медленно протянула Ольга. Вася у нее в ногах понурилась. Ольга наклонилась и погладила сестру по голове. – Наверное, он добрый. Но я…

Дуня усмехнулась:

– Ты надеялась, что появится принц-ворон, как в той сказке, где он явился за сестрой князя Ивана?

Ольга покраснела и засмеялась, но ничего не ответила. Зато она подняла Василису – хоть та уже была слишком большой девочкой, чтобы ее брали на руки, – как маленького ребенка, и начала укачивать. Вася замерла на руках у сестры.

– Ш-ш, лягушонок, – сказала Ольга сестре, словно успокаивая младенца. – Все будет хорошо.

– Ольга Петровна, – напомнила ей Дуня, – милая моя Оля, сказки для детей, а ты уже женщина, и скоро станешь женой. Выйти замуж за приличного человека и чувствовать себя в безопасности у него в доме, молиться Богу и рожать здоровых сыновей – это правильно, это и есть настоящая жизнь. Пора отбросить мечты. Сказки приятно слушать зимними ночами, но и только. – Дуне вдруг вспомнились светлые холодные глаза и еще более холодная рука. «Хорошо, пока она не выросла, но не дольше». Она вздрогнула и добавила уже тише, глядя на Васю: – Даже девиц в сказках не всегда ждет счастье. Аленушку превратили в утку, и ей пришлось смотреть, как злая ведьма убивает ее утяток. – Заметив, что Ольга все еще с грустным видом гладит Васю по голове, она добавила уже довольно сурово: – Девочка, такова женская доля. Думаю, ты не хочешь стать монашкой. Ты можешь его полюбить. Твоя мать до свадьбы вообще не видела Петра Владимировича, и я помню, как она боялась, а ведь у твоей матушки хватило бы храбрости сразиться с самой Бабой-ягой. Но они полюбили друг друга с первой же ночи.

– Матушка умерла, – сказала Ольга мрачно. – Ее место заняла другая. А я уезжаю навсегда.

Василиса уткнулась ей в плечо и глухо завыла.

– Она никогда не умрет, – решительно возразила Дуня, – потому что жива ты, и ты так же прекрасна, как она, и станешь матерью князей. Будь смелее. Москва – красивый город, и братья будут тебя навещать.

* * *

Этой ночью Вася залезла к Ольге в постель и горячо попросила:

– Не уезжай, Оля! Я больше не буду безобразничать. Даже на деревья лазить не буду.

Дрожа, она вытаращила на сестру громадные глазищи. Ольга невольно рассмеялась, хоть под конец смех ее стал похож на рыданье.

– Надо, лягушонок, – ответила она. – Он княжич, он богатый и добрый, Дуня правду говорит. Я должна выйти за него или уйти в монастырь.

А я хочу родить детей, десять лягушат, таких же, как ты.

– Но у тебя ведь есть я, Оля! – возразила Вася.

Оля притянула ее к себе.

– Но однажды ты и сама вырастешь и больше не будешь ребенком. И зачем тебе тогда будет нужна дряхлая старшая сестра?

– Ты всегда будешь мне нужна! – с жаром выпалила Вася. – Всегда! Давай убежим и станем жить в лесу.

– Не думаю, что тебе понравилось бы жить в лесу, – сказала Ольга. – Нас может съесть Баба-яга.

– Нет! – совершенно уверенно заявила Вася. – Там есть только одноглазый человек. Если не подходить к дубу, он нас не найдет.

Оля не знала, как это понимать.

– У нас будет избушка среди деревьев, – добавила Вася. – И я стану приносить тебе орехи и грибы.

– У меня есть идея получше, – предложила Оля. – Ты уже большая девочка, а через несколько лет станешь женщиной. Я пришлю за тобой из Москвы, как только ты вырастешь. Мы будем двумя княгинями в тереме, и ты найдешь себе князя. Что скажешь?

– Но я уже выросла, Оля! – тут же воскликнула Вася, глотая слезы и садясь в постели. – Смотри: я стала намного больше.

– Еще нет, по-моему, сестренка, – мягко ответила Ольга. – Но потерпи, слушайся Дуню и ешь побольше каши. Когда батюшка скажет, что ты выросла, я за тобой пошлю.