Тайна Моники Джонс

– Не могу поверить, что Эмбер убили. Она была хорошей девушкой. И красивой. Достаточно красивой для того, чтобы нажить себе врагов. Я хочу написать разоблачающую статью, и вы обязаны мне помочь. Сочтите за честь.

– Наконец-то, миссис Ньютон, – пробормотала Моника и, взяв под руки меня и Кэтрин, направилась к выходу.

– Потом еще обсудим это… наверное, – успела сказать Анна Ким, но я схватила ее за локоть и потащила за нами.

Не сговариваясь, разъехались по домам – мы устали, были обессилены тем, что случилось меньше чем за сутки. На завтра были назначены похороны, и, хотя у нас было что сказать друг другу, мы решили поберечь себя для финала.

Оказавшись у себя в комнате, единственное, чего я желала, – забыться сном, таким крепким, чтобы воспоминания о прошлой ночи не вызвали новую волну страха и паники. Я укуталась в одеяло и постаралась как можно быстрее провалиться в сон.

– Прежде чем начнешь сопеть, расскажи, как все прошло. – Мама бесшумно зашла в комнату, села на край кровати. Мягкими ладонями она гладила мои щеки, черные волосы падали на смуглое лицо, пухлые губы были поджаты в немом вопросе. Как же я жалела в тот момент, что не похожа на свою мать!

Пересказав весь свой недолгий разговор с шерифом Хоуком и мистером Роузом, я спросила:

– Ты пойдешь со мной завтра на похороны?

Мама утвердительно кивнула, и мне почему-то показалось, что она еле сдерживает слезы.

– Конечно. Я нашла, кого завтра оставить вместо себя в баре. И, малыш… Эмбер была хорошей девушкой. Даже если кто-то будет пытаться убедить тебя в обратном, помни, она была твоей подругой, обладающей редким, но таким важным для друзей качеством – верностью. Не давай никому и ничему опорочить память о ней.

Я прикрыла глаза, чтобы справиться с отчаянным желанием разреветься. Успокоившись, спросила, с надеждой глядя на маму:

– Как ты думаешь, убийцу найдут?

– Надеюсь. А теперь спи и ничего не бойся.

Дождь в Эмброузе не прекращался целый день. Мелкий, прохладный, он робко стучал по крыше дома, однако мой сон был слишком глубок, чтобы насладиться его атмосферой.

* * *

Следующий день, уже как обычно, начался с плохих новостей. Родители Моники не пустили ее на похороны Эмбер.

«Она наказана. Пусть скажет спасибо, что будет ходить в школу и хоть там видеться с друзьями, а не сидеть еще два года на домашнем обучении», – так сказала ее мама. Они забрали телефон Моники и даже не позволили с ней поговорить.

– Ушам своим не верю! – рявкнула я, бросившись к выходу, готовая вызволять подругу хоть на летающем форде «Англия».

– Тихо-тихо, – придержала меня мама. – Не горячись, а то сделаешь еще хуже. Ты же знаешь ее родителей. Заедем к Монике после похорон…

– Вряд ли до этого момента что-то изменится…

Кипя праведным гневом, я собирала свои непослушные густые волосы в пучок, с болью в сердце представляя, как сейчас чувствует себя Моника, одна, в четырех стенах, в то время как мы идем прощаться с Эмбер. Она не любила одиночество, а я ненавидела оставлять ее одну. Для нас обеих эти чувства удвоились, обостряясь под грузом скорби предстоящих похорон. Ко всему прочему, озадачивало поведение мамы. Обычно невозмутимая, тем утром она выглядела по-детски растерянной, на вопросы отвечала невпопад, пугая невнимательностью за рулем. Но я молчала. Со страхом смотрела перед собой, с ужасом начиная осознавать: Эмбер на самом деле мертва…

На улице мягко светило солнце, играя лучами вдоль центральной аллеи, завлекая, дразня. Такая погода в Эмброузе – исключение, даже летом. Мне показалось, это неспроста: Эмбер жила пару лет в Калифорнии и такую погоду очень любила.

На похороны пришло полгорода – как я говорила, у нас все друг друга знают, все соседи. Мистер Роуз позвал нас с мамой поближе к священнику, где уже стояли Анна с Кэтрин, и все они неотрывно смотрели на гроб. Как во сне, сделав с десяток шагов вперед, я оказалась возле мирно лежащей Эмбер. Ветер исчез, солнце замерло над кладбищем, и все люди безмолвно слушали панихиду.

Я смотрела на Эмбер, лежащую в белом платье, вспоминая картину, висевшую в комнате Кэтрин, где было написано: «Цель танатокосметолога заключается в том, чтобы на своей последней вечеринке труп по возможности выглядел как можно красивее». Позже родители, увидев сей шедевр, заставили его выкинуть. Будучи врачами, они, как выразилась Кэтрин, понимали не весь медицинский юмор. Я же, глядя сейчас на Эмбер, осознавала, что хотел сказать этим автор, и шуткой фразу не воспринимала. Для меня на своей последней вечеринке Эмбер выглядела исключительно красиво. Как восковая фигура. Такими фигурами славится музей мадам Тюссо, и, будь Эмбер одной из ее работ, она наверняка стала бы самым идеальным экспонатом.

«Что за чушь лезет мне в голову?» – жмурясь от жгучих слез, подумала я.

Все закончилось очень быстро. Была брошена последняя горстка земли на крышку гроба, после чего поднялся слабый ветер, от которого у меня пошли мурашки по телу.

Посмотрев друг на друга, мы с Анной и Кэтрин обнялись. Они не спрашивали про Монику, лишь только хмуро кивнули, когда я сказала, что ее не хватает. Слезы не думали заканчиваться, но я быстро вытерла глаза, когда мистер Роуз подошел к нам, – оставшиеся люди выразили сожаление и, положив цветы у гроба, начинали расходиться. Я краем глаза заметила маму, она выглядела непривычно уязвимой, стоя у могилы Эмбер. Выражение ее лица было скрыто шляпой с широкими полями, но я явственно чувствовала боль, исходящую от каждого, даже самого мимолетного ее движения.

– Спасибо, что пришли, – привлекая к себе внимание, сказал мистер Роуз, и я повернулась к нему. – У меня не так много времени, поэтому перейду сразу к делу. Элисон, Анна, Кэтрин… Эмбер вас безумно любила. И Монику, разумеется, тоже. Я вам безмерно благодарен, что в свое время вы приняли ее в свою компанию. Собираюсь поговорить с родителями Моники по поводу наказания. Это нелепо, учитывая обстоятельства, – тут он тяжело вздохнул и, засунув руки в карманы, продолжил: – Более того, что бы вы ни говорили о том, что решили пойти на вечеринку сообща, я знаю, кому принадлежала идея. Эмбер пошла в мать – и яркой красотой, и привычкой искушать судьбу, которая в важный момент отвернулась от нее. Я не уберег дочь от злого рока.

Мне стало дурно, но следующие слова мистера Роуза отрезвили молниеносно:

– Я переезжаю из Эмброуза. Просто не смогу здесь находиться. Вы знаете мой номер, и для вас, и ваших родителей я всегда буду в открытом доступе.

– Мистер Роуз… как же так? – ошарашенно глядя на него, пролепетала Анна. – Ведь следствие только началось, как оно будет происходить без вас…

– Дело закрыто, – резко сказал отец Эмбер, крепко сжав челюсти.

– То есть как, убийцу нашли? – излишне громко спросила Кэтрин, и Анне пришлось на нее шикнуть.

– Нет, – не глядя нам в глаза, ответил мистер Роуз. – Это все… это все несчастный случай…

– Но как же…

– Я хочу, чтобы моя дочь покоилась с миром.

– Как же она будет покоиться с миром, если убийца на свободе?

Он грустно усмехнулся.

– «Ты всегда знаешь, кто виновен, но не хочешь в это верить». Не уследив за Эмбер, я практически убийцей и являюсь.

– Мистер Роуз! – укоризненно произнесли мы с Анной одновременно.

Но он, пожав каждой из нас руку, сказал:

– Надеюсь, еще встретимся. – И, кажется, не желая дальше объясняться с нами, он ушел, но я успела увидеть слезы, которые блеснули у него в глазах.

Спустя время, узнав правду, я перестала винить его за принятое решение. Для меня мистер Роуз остался сильным человеком, который привел в мою жизнь хорошего друга и ушел из нее, когда Эмбер не стало.

К его одинокой фигуре подошла моя мама, вытирая по пути глаза платком. Как же они похожи – успешные, еще молодые и красивые, оба воспитывали детей в одиночку, я знала о собственном отце не больше, чем Эмбер о своей матери. Вот только глаза мистера Роуза выдавали то, что для него смысл жизни утерян навсегда.

– Мм… я сейчас подойду, – тихо сказала Анна и направилась вглубь кладбища.

Я знала, куда она идет, но пока решила оставить ее в покое и дать побыть в одиночестве.

Кэтрин легонько пнула меня в бок, кивнув на Алекса, – тот стоял поодаль, глядя в нашу сторону.

– Подойди, – она аккуратно подтолкнула меня к нему.

Я медленно двинулась ему навстречу.

– Здравствуй, – без тени улыбки поприветствовал меня он.