Луна костяной волшебницы

– Костяные волшебницы не бессмертны. – Марсель отряхивает пыльные ладони о брюки. – Они живут не дольше нас. И хотя в старых песнях все еще звучат эти сказки, если обратиться к их источнику, в частности, к эпической драме «Les Dames Blanches» – «Белые дамы» – от Арно Пуарье, то сразу поймете, откуда возникла такая путаница, – растягивая слова, говорит он.

Марсель не пытается произвести на нас впечатление или как-то повлиять на наше мнение. Он, как и всегда, просто делится всем, что приходит ему в голову и занимает его мысли.

– С помощью дара богов они соблазняют и убивают, говорит Пуарье, но, конечно, он подразумевал, что Волшебницы костей получают силы от богов, а не их принадлежность к богам. Хотя они и утверждают, что произошли от них.

Жюли срывает несколько растений, вполуха слушая своего младшего брата.

– Это мята, – объявляет она и впихивает мне их в рот.

Я давлюсь и выплевываю несколько листьев.

– Боже, хватило бы и пары листочков!

– Это ты так думаешь. – Она помахивает перед лицом ладонью и обходит меня.

Мое внимание тут же привлекают ее покачивающиеся бедра. Сегодня она во всем черном – от кожаного корсета до сапог. Она даже натянула черный капюшон, чтобы скрыть свои светлые волосы. Жюли всегда держится в тени во время нашей охоты, пока я отвлекаю внимание. И она прекрасно справляется со своей ролью. А вот Марселя мы стараемся держать подальше. Он прекрасный тактик, но в вопросах маскировки больше напоминает слона в посудной лавке.

Даже сейчас, когда мы пробираемся через лес, он отстает от нас. А сухой подлесок шуршит и хрустит под его ногами. Но девушкам Довра нравится его неуклюжесть. Я не раз слышал, как они шептались о «миловидном лице» Марселя и его «медовых глазах». Может, они шепчутся и обо мне, но я ни разу этого не слышал. Дело в том, что из нас троих Марсель единственный, кто ведет себя дружелюбно.

«Резкий удар, рывок, откат». – Мышцы напрягаются, пока я обдумываю каждое движение. Уверен, Костяная волшебница очень быстра, но я готов к этому.

– Кстати, из-за названия поэмы Пуарье все думают, что Костяные волшебницы обладают светлой кожей, – продолжает Марсель. – Но на самом деле blanches обозначает белые одежды.

– Может, уже хватит болтать? – спрашивает Жюли, срываясь на бег по оленьей тропе. – Мы провозимся до рассвета, если ты не поторопишься.

Она права. Я возвращаюсь к Марселю, чтобы помочь ему. Мы уже больше года следим за мостами, и мне уже не терпится все это закончить. Сегодня, Бастьен, сегодня.

– Может, бросишь свои рюкзаки и слегка пригнешься? – предлагаю я, потому что Марсель столько всего набрал с собой, что больше напоминает мула. – Твои пожитки каждый раз замедляют тебя.

– Уж лучше я буду медлительным, чем беззащитным. – Его взгляд падает на лист, прицепившийся к плащу. – Вербена, – коснувшись зазубренного края, произносит он, а затем прячет его в карман. – Кроме того, я не брошу книгу. И ты это знаешь.

Знаю. Марсель всегда таскает с собой книгу. И именно поэтому его рюкзак такой тяжелый. В «Преданиях старой Галлы» собраны все сказки этого региона. Конечно, это не та книга, что ожидаешь увидеть у начитанного Марселя, но именно она лежала на прикроватном столике его отца, когда тот умер. И мне понятно желание Марселя везде носить ее с собой. Ведь я тоже везде ношу с собой неудобный отцовский нож, хоть он и не занимает так много места.

Ветер меняется, и я невольно начинаю кашлять от нахлынувшего аромата роз.

– Одна из девушек мадам Колетт приставала к тебе перед нашим уходом?

– Что? Нет. С чего ты…

– Запах. – Я подмигиваю. – Уверен, кто-то вылил на тебя полбутылки духов.

Марсель прижимает нос к воротнику и, вдохнув, тихо ругается.

– Она не из борделя, – бормочет он, а затем ускоряет шаг, чтобы обогнать меня.

Я усмехаюсь и следую за ним.

– Дай угадаю… Бердин?

Девчушка с кудрявыми рыжими волосами работает неподалеку от «Целомудренной дамы». Ее веселый голос и теплый смех отвлекают клиентов, пока дядя впаривает им дешевые духи за баснословные деньги.

– Никто больше не использует столько духов из роз.

Марсель стонет.

– Хватит болтать. Жюли шкуру с меня сдерет, если учует этот запах.

– А ей-то какое дело?

– Она огрызается на всех, кто смотрит в мою сторону.

– Особенно если ты тоже смотришь на них. – Я одариваю его понимающей улыбкой.

Но так и не дожидаюсь смешка в ответ. Все потому, что Марсель старательно растирает сосновые иголки по шее и рубашке, поглядывая на сестру. Я никогда не видел, чтобы он так переживал. Обычно он ведет себя невозмутимо.

– Ох, так эта красотка тебя зацепила, да? – Я наклоняю голову. – Хочешь, я поговорю с Жюли? Попрошу слегка спустить твой поводок?

Марселю всего шестнадцать, как и Бердин, но он уже достаточно взрослый, чтобы развлекаться, не переживая о том, что сестра следит за ним.

Его лицо озаряется надеждой.

– Ты правда это сделаешь?

Жюли съест меня с потрохами, как только я заикнусь об этом. Она стала для брата не только матерью, но и отцом. А он – смыслом ее жизни. Так что неудивительно, что она так воспринимает его взросление. Еще до того, как Костяная волшебница разрушила жизни Жюли и Марселя, их мать тоже внесла свою долю вреда. Когда они были маленькими, она бросила Тео ради моряка и уплыла с ним на корабле, который больше никогда не возвращался в этот порт.

– Конечно.

Я перешагиваю через корявый корень и вновь ускоряю шаг.

«Поворот, уклон, замах».

– Берди устала от парфюмерии. А от запаха мускуса у нее начинает болеть голова.

– Серьезно? – Не знаю, к чему он клонит, но прозвище девушки «Птичка» вызывает у меня улыбку. – А как она планирует зарабатывать на жизнь?

– Она хочет помочь мне с работой.

– Вора-карманника?

«Прыжок, удар».

Уверен, Костяная волшебница выберет один из мостов в глухом лесу к югу от Довра. Некоторые из них давно заброшены и их трудно найти. Вот только не мне.

– Или ты говоришь о нашей мести?

– Я про работу писца, – делая акцент на последнем слове, говорит Марсель, не понимая, что я шучу. – У меня сохранилась большая часть инструментов отца. Но при этом необходимо подготовить пергамент, разметить строки… Берди может все это делать. Писец же не только читает и пишет, – добавляет он, словно любой из детей-бедняков Довра умеет это.

Я почесываю затылок. Неужели Марселю действительно так хочется бросить все и посвятить себя профессии писца? Я никогда не задумывался, что случится дальше следующего полнолуния.