Глава 2
Элизабет мало знала о своем отце. Практически ничего. С раннего возраста она уяснила, что этой темы лучше не касаться. Единственное, в чем она была уверена, – это то, что унаследовала от него темно-рыжий цвет волос, поскольку мать была блондинкой.
Когда Филлис умерла, Элизабет неожиданно получила ответы на все свои вопросы. Разбирая кучу мусора на чердаке, она нашла картонную коробку, где хранились старые письма и фотографии. Полчаса поиска в Интернете – и она узнала о том, что ее отец живет и здравствует в Сомерсете, а его жена умерла много лет назад.
В возрасте тридцати двух лет ее мать забеременела от мужчины, с которым встречалась. Возможно, она стала мишенью для насмешек. Возможно, ей пришлось выносить сплетни и издевательские шутки людей, которые были рады понаблюдать, как эту сногсшибательную блондинку саму сшибет на землю из заоблачных высей. Как бы то ни было, имя отца Элизабет навсегда было забыто.
Это, однако, не означало, что Элизабет не попытается собрать хоть какие-то кусочки мозаики. Докопавшись до сути, она долго и тяжело раздумывала, а потом приняла спонтанное решение поехать и познакомиться с этим человеком.
Она не представляла, что будет делать и говорить при встрече, но для начала ей просто хотелось уехать из Лондона. Последние два года она провела, заботясь о матери и при этом много и напряженно работая, стараясь обеспечивать их обеих. Когда Филлис умерла, Элизабет и сама была похожа на зомби. Возможность вырваться из тесной квартирки стала для нее чудесным подарком.
Единственное, чего Элизабет делать не собиралась, – это вламываться в дом Джеймса и заявлять права на наследство, тем более что у нее было всего одно доказательство – небольшая пачка писем, надежно спрятанная под стопкой белья в комоде, словно часовая бомба.
Несколько недель пролетели незаметно, пока Джеймс и Элизабет притирались друг к другу. Им удалось установить связь на каком-то глубинном уровне. Его раздражительность смягчалась ее спокойствием, а годы заботы о больной матери закалили Элизабет и приучили с терпением относиться к капризам инвалида, который вовсе не желает быть инвалидом. Разница заключалась в том, что Джеймс активно шел на поправку, в то время как состояние Филлис все время ухудшалось.
Их отношениям очень помогало то, что Элизабет интересовалась жизнью Джеймса, любыми мелочами, и ему это нравилось. Кроме того, она была крайне снисходительна к его промашкам, что нравилось еще больше.
Когда она собиралась сказать ему правду? Элизабет хотела дождаться удачного момента, но он все не наступал. Как Джеймс это воспримет? Не подвергнет ли шок его жизнь опасности? И как он потом станет к ней относиться?
Элизабет страдала при мысли о том, что он может заподозрить обман. Она пыталась придумать, как объяснить ему ситуацию, и ум заходил за разум. Поэтому большую часть времени Элизабет притворялась перед самой собой, что проблемы не существует. Возможно, она почувствует, когда тот самый день придет.
Элизабет приблизилась к окну своей комнаты, чтобы насладиться захватывающим видом на поля и лужайки. Для человека, который вырос в городском беспорядочно застроенном районе, где дома теснились как сельди в бочке, все это казалось просто раем.
Увы, этот рай омрачало не одно лишь чувство вины. Порой Элизабет начинала думать, что ее тайна – ничто по сравнению с Андреасом, который умудрялся оказывать свое ужасающее воздействие, даже находясь в Лондоне, за сотни миль отсюда.
Она должна была ежедневно отчитываться перед ним по электронной почте, и это бы еще ничего – но в дополнение к отчетам он еще звонил и допрашивал ее, как инквизитор, жаждущий отправить ведьму на костер. Его вопросы изобиловали тысячами ловушек, в которые она неизменно попадалась, и миллионами тонко завуалированных оскорблений. Он никогда не забывал дать ей понять, что по-прежнему подозревает ее в корысти, даже несмотря на то, что доверился ей достаточно, чтобы вернуться в Лондон к своему изматывающему образу жизни.
Элизабет, нахмурившись, отправилась в ванную. У Джеймса сейчас сиеста, и в это время она отдыхала. Обычно принимала ванну, гуляла в саду, валялась с книжкой или писала электронные письма. Одной из первых вещей, которыми ее здесь снабдили, был ноутбук. «Это самый удобный способ коммуникации, – сообщил Андреас в своей наводящей ужас бесстрастной манере. – Я ожидаю, что вы будете ежедневно сообщать мне о состоянии моего крестного и прогрессе в лечении. А если у вас будет личный ноутбук, вы не сможете отговориться тем, что забыли». Элизабет даже боялась представить, что с ней будет, если она вдруг пропустит день: голову с плеч – сразу пришло на ум.
Иногда Андреас приезжал. Его визиты были довольно частыми и довольно часто неожиданными и всегда оставляли у Элизабет ощущение катастрофы. Андреас обладал талантом сделать свое присутствие одновременно незаметным и навязчивым. Как ему всегда удается задать именно тот вопрос, который иголкой застревал у нее в мозгу, вызывая нервный и беспокойный зуд? Он устремлял на нее свои темные глаза, она чувствовала головокружение и начинала бессвязно лепетать.
В конце концов Элизабет нашла выход и избрала своей тактикой скрытность. Например, при первой же возможности она отправлялась в город под предлогом прогулки по магазинам (которые на деле не интересовали ее ни в малейшей степени), а по возвращении тут же шла принимать ванну. Ужиная с мужчинами, она старалась быть максимально незаметной, съеживаясь, когда Джеймс начинал петь ей хвалы, и с облегчением выдыхая, когда наступало время с извинениями удалиться спать.
Стоило Элизабет задуматься об Андреасе, как в ее сознании стали возникать все новые и новые неприятные картины, и даже горячая вода не смогла в полной мере их прогнать.
Размякшая и раскрасневшаяся, она вышла из ванной, накинув халат на голое тело, и неожиданно обнаружила героя своих грез, в расслабленной позе скучавшего в дверях ее комнаты. Это было настолько неожиданно, что Элизабет несколько раз моргнула, уверенная в том, что это галлюцинация, вызванная ее живым воображением. И тут галлюцинация произнесла:
– Я стучал.
Элизабет густо покраснела и испепеляла его взглядом, пока он раздраженно не покачал головой. Он лениво двинулся в глубь комнаты, прикрыв за собой дверь, что заставило сердце девушки бешено заколотиться.
– Что вы здесь делаете? – не своим голосом произнесла Элизабет, нервно следя за каждым его движением.
Андреас никак не мог решить, веселит его ее испуг или раздражает. Впрочем, ее и до этого нельзя было заподозрить в теплых чувствах. Но он же постучал! А коль скоро никто не ответил, он мог спокойно войти. Андреас все равно не собирался позволять ей прятаться до тех пор, пока она не со благоволит выглянуть из норки – а это случилось бы только к вечернему чаю.
– Я хотел видеть вас, – произнес Андреас, – поэтому намеренно выбрал время, когда Джеймс отдыхает. Вы польщены? – Он с любопытством оглядел комнату. – Знаете, я столько лет жил здесь, а в этой спальне впервые. Довольно мило, только многовато пастельных тонов. И эта кровать с пологом… У Портии был прямо-таки талант выбирать безвкусицу. – Закончив инспекцию, он наконец обернулся к ней.
– Что вам нужно? – спросила Элизабет, изо всех сил пытаясь не думать о том, что у нее под халатом ничего нет.
– Как вам здесь нравится? – любезно поинтересовался Андреас, подойдя к эркерному окну и непринужденно присев на подоконник. – Мы так много говорили о Джеймсе и о том, как он идет на поправку, но почти не обсуждали лично вас.
– То есть вы вломились ко мне в комнату, чтобы спросить о том, нравится ли мне здесь работать? – Элизабет почувствовала прилив гнева: это было уже чересчур.
– Я никуда не вламывался. Я вежливо постучал и вошел, поскольку не дождался ответа. Если вы так переживаете по этому поводу, в следующий раз заприте дверь на замок.
– Я бы так и сделала, если бы знала, что вы поблизости, – пробормотала Элизабет.
– На самом деле ваша удовлетворенность работой – лишь одна из вещей, которые я хотел бы обсудить.
– И каковы же остальные? – Элизабет моментально забыла про халат, сосредоточившись на предмете разговора.
– Я был бы не против побеседовать прямо здесь, – лениво произнес он. – Но вам, вероятно, хочется переодеться. Я подожду в кабинете.
Она глубоко вздохнула, чтобы унять сердцебиение, и сдержанно кивнула.
– И даже не вздумайте оттягивать этот момент до пробуждения Джеймса. Или будить его самостоятельно, чтобы он вас сопроводил.
– Мне бы это даже в голову не пришло. Думаете, я не понимаю, насколько Джеймсу важен своевременный отдых?
– Конечно, вы это понимаете, – медовым голосом произнес Андреас. – Но я заметил, что в его отсутствие вы обычно не появляетесь. Словно вам неприятно мое общество. Хотя, возможно, я просто цинично отношусь к людям.
– Вне всякого сомнения, – произнесла Элизабет, и Андреас воззрился на нее в недоумении. – Вряд ли кто-то осмеливается вам это говорить, но вы и впрямь циничны. А это не самая приятная черта характера.
Джеймс как-то раз рассказал ей о личной жизни Андреаса – о «пустоголовых красотках», как он называл его подруг. Элизабет пришла к выводу, что Андреас ведет себя на любовном поприще так же, как и в делах, и никогда не остается с одной и той же женщиной достаточно долго, чтобы дать ей повод на что-то надеяться. Что же это, как не неприкрытый цинизм?
– Значит, не самая приятная черта? – повторил Андреас ее реплику.
Он давно пришел к выводу, что дипломатия не была ее сильной стороной, но такая откровенность задела его.
– Ну, некоторые считают, что все в порядке, – поспешно добавила Элизабет, возведя глаза к потолку с видом великомученицы.
– В общем, жду вас в кабинете через пятнадцать минут, – произнес он, чтобы не дать ей ни малейшей возможности пуститься в какие-нибудь еще пространные рассуждения, в которых сам черт ногу сломит.
Слово «тупик» было ей неизвестно, но это не мешало ей загонять в него Андреаса столь успешно, что члены совета директоров его фирмы позеленели бы от зависти.
В последний свой приезд Андреас невзначай упомянул, что собака чуть не попала ему под колеса, и весь оставшийся обед был вынужден выслушивать гневную обличительную речь, в которой говорилось о том, что скоростные автомобили опасны для окружающих и при этом совершенно необязательны, поскольку с гораздо меньшей скоростью можно доехать из точки А в точку Б, не сбивая при этом ни в чем не повинных животных. К вящему удовольствию Джеймса, контраргументы не достигли цели, а Андреас, тем же вечером сев за руль, осознал, что двигается с черепашьей скоростью и внимательно приглядывается к обочине, не желая нанести еще больший вред местной фауне.
Таким образом, на первый взгляд застенчивая барышня была не прочь иногда и привлечь к себе внимание. Но в его присутствии продолжала прикидываться неловкой. Над этой загадкой он ломал себе голову несколько дольше, чем ему хотелось бы.
Пожалуй, он бы не слишком удивился, если бы Элизабет, вопреки его инструкциям, укрылась в своей комнате. Но ровно через пятнадцать минут после того, как он спустился в кабинет Джеймса, налил себе кофе и уселся за рабочим столом, в дверь постучали.
Элизабет переоделась в одно из своих бесчисленных платьев с цветочками, которые были идеальны в летнюю жару, но совершенно не отличались одно от другого. Поверх бесформенного платья она нацепила длинный, почти до пола, кардиган.
– Я распечатала отчет, – произнесла она, нерешительно протягивая ему два листа бумаги.
– Вы полагаете, я собираюсь тратить время на чтение, если вы вполне способны пересказать мне это устно? – Он указал ей на стул напротив и положил руки на стол.
– Хорошо. Вчера мы с Джеймсом ходили в город. Я подумала, что ему будет приятно. Там есть замечательная чайная в одном из переулков, – но я проследила, чтобы Джеймс не уклонялся от диеты. – Она остановилась, ожидая комментария, но Андреас молча смотрел на нее. – Он… он подумывает вступить в клуб игроков в бридж. Один из его друзей, милый пожилой джентльмен по имени…