Выслушав сбивчивый рассказ дочери, находившийся в тот момент в городской резиденции губернатора Риков немедленно оставил все дела, отменил совещание и бросился домой. Посылая проклятия небу, он вбежал в свой дом. Он уже видел столько смертей и несчастий, что каждый раз возвращался домой, чувствуя себя изможденным и обессиленным. Вернувшись на этот раз, он посмотрел на Райну своими подернутыми нездоровой желтизной глазами так, словно это она, его родная дочь, была причиной болезни.
Он прикоснулся к Коге, приподнял ее, заговорил с ней, но жена не отвечала. Она горела в лихорадке как в огне, провалившись в глубокое беспамятство. Горячий пот заливал ей лицо и шею. В своем оглушении она извивалась на кровати, которая вся была покрыта рвотными массами, издававшими отвратительный кислый запах.
Девочка встала на пороге, не зная, чем можно помочь. Она смотрела на родителей и видела, что они так же уязвимы перед лицом болезни, как и все остальные. Губернатор своими глазами видел жертв болезни и понимал, что с такими тяжелыми симптомами, как у Коге, практически нет шансов выжить. Он не мог вызвать врачей, не мог ничем ей помочь. Он вообще ничего не мог сейчас сделать. Райна видела, как на лице отца отразилось страшное осознание его полной беспомощности. Хуже того, он был так поглощен видом больной жены и его так сильно занимали беды, обрушившиеся на Пармантье, что он не замечал пока признаков страшной чумы у себя самого…
Райна ощутила голод и пошла в кладовую сама, так как все слуги куда-то исчезли. Прошло несколько часов, и она почувствовала, что слабеет и что у нее подкашиваются ноги. Она решила пойти в спальню и спросить папу, что делать.
От ходьбы на лбу девочки выступила испарина, Райна едва передвигала ноги и с трудом сохраняла равновесие. Ее шатало из стороны в сторону. Дотронувшись до лба и щек, она вдруг сообразила, что ее лицо никогда еще не было таким горячим. В голове начала пульсировать сильная боль, а предметы стали расплываться, как будто кто-то плеснул ей в глаза отравленной водой. Она забыла, куда и зачем шла, и ей потребовалось довольно много времени, чтобы вспомнить…
Когда она наконец добралась до порога спальни и, ухватившись за косяк, изо всех сил старалась удержаться на ногах, ее взору предстало ужасное зрелище. Мама неподвижно лежала на кровати, свернувшись калачиком на пропитанных потом простынях. Папа спал в какой-то неестественной позе, постоянно ворочаясь и издавая невнятные стоны, прижавшись к телу Коге. Он шевелился и корчился, но не отвечал на слова дочери.
Прежде чем Райна успела сообразить, что делать дальше, ее сложило пополам и несколько раз обильно вырвало. Когда приступ рвоты затих, девочка упала на колени и не смогла встать. Надо отдохнуть, надо отдохнуть и набраться сил. Она вспомнила, что когда заболевала раньше, то мама всегда укладывала ее в постель и говорила, что надо лежать и тихо молиться. Райна решила взять книгу с Писаниями, чтобы перечитать любимые места, но не могла сосредоточиться, и к тому же глаза совсем отказались ей служить. Все расплывалось и теряло четкость. Все окружающее постепенно теряло смысл.
Прошло много времени, прежде чем Райна, часто теряя направление, доковыляла до своей комнаты. У изголовья кровати она нашла чашку с тепловатой водой и выпила ее. Потом, плохо соображая, что делает, Райна забралась в уютное темное чрево чулана – там было так тихо и покойно.
Слабым голосом, превозмогая боль в высохшем и потрескавшемся горле, она начала звать родителей, потом слуг. Но никто не отозвался. Девочку подхватил поток бреда, и она отдалась этому течению, уповая на то, что кто-нибудь спасет ее от падения в водопад, ожидавший впереди.
Она закрыла глаза и калачиком свернулась на полу темного теплого чулана, уплывая в объятия лихорадки и спутанных видений. Правда, она наизусть знала много стихов из Писаний. Они с мамой так часто вместе читали их во время совместных молитв. Мысли и образы проплывали перед внутренним взором Райны, она шептала молитвы, и святые слова успокаивали ее сердце, приносили мир в душу. Огонь лихорадки между тем становился все жарче и жарче, обжигая прикрытые веки.
Наконец, когда душа девочки полностью оторвалась от окружавшего мира, от дома, от темного и тесного чулана, от самой действительности, Райна явственно увидела прекрасную, одетую в белые одежды женщину – святую Серену. Улыбающаяся женщина в ореоле божественного сияния что-то произнесла, пошевелив губами. Она сказала что-то важное, но девочка не смогла разобрать слов. Она хотела попросить женщину сказать эти слова еще раз, яснее, подойти поближе, но когда Райне показалось, что она что-то слышит, образ женщины начал таять и в конце концов совершенно исчез.
Райна стремительно погрузилась в черную пропасть глубокого сна…
Для науки характерно определенное высокомерие, убеждение в том, что чем больше мы развиваем технику и осваиваем ее, тем лучше мы живем.
Тио Хольцман. Речь по случаю получения высшей награды Поритрина
Каждый раз когда ей удавалось решить часть проблем, связанных с навигацией свертывающих пространство кораблей, окончательный ответ ускользал еще дальше, словно таинственный и манящий огонь, завлекавший путников в темный заколдованный лес из старинных легенд. Норма Ценва уже превзошла все мыслимые способности когда-либо живших в мире гениев в своих попытках постижения совершенного, но была полна решимости не сдаваться и довести начатое до конца.
Погруженная в работу, Норма временами забывала есть, спать и даже двигаться. Иногда она сутками только писала и водила взглядом по строчкам. В течение многих дней она неутомимо и упрямо подгоняла себя, не потребляя никакой еды, кроме меланжа. Казалось, ее измененное тело поглощало энергию из каких-то неведомых источников, а меланж требовался только для того, чтобы мыслить по меркам того заоблачного стратосферного уровня, в котором постоянно обитал ее дух.
Очень-очень давно, в самые человечные годы ее жизни, вспоминалось Норме, они с Аврелием проводили часы в беседах, трапезах и испытывали при этом простую радость жизни и бытия. Вопреки всему тому, что произошло с ней впоследствии, Аврелий всегда был якорем, который прочно связывал Норму с ее изначальной человеческой сутью. За те годы, что она прожила без него, мышление ее стало отчужденным, а одержимость делом – попросту безграничной.
Усовершенствованный организм пытался сам настроиться так, чтобы соответствовать повышенным требованиям строгого расписания. Системы внутренней регуляции замедляли некоторые процессы, чтобы накапливать энергию, которую можно было направить потом туда, где она требовалась в избытке для компенсации потерь на интенсивную умственную работу. Ей не было нужды самой регулировать свои клеточные процессы и настраивать взаимодействие клеток. У нее были более важные дела.
Совершенно не интересуясь ни погодой, ни даже временами года, Норма редко выглядывала из окна своего рабочего кабинета. Иногда она смотрела на верфь просто для того, чтобы убедиться в продолжении работы, которая шла под надзором Адриена после того, как он вернулся с Арракиса.
Вычислительный центр Нормы находился в тени огромного грузового корабля, достраивавшегося в доке. Согласно расписанию это судно скоро должно было пройти первые ходовые испытания – его запустят в пробный полет. Неяркое солнце отражалось от почти готовой обшивки.
Рабочие и инженеры в белых спецовках осматривали корпус, перемещаясь над его поверхностью на плавучих гравипоясах. Трое техников, вися вниз головой, работали, осматривая брюхо почти готового корабля. Судно будет способно летать на обычных двигателях, но при желании его можно было использовать и как свертывающий пространство корабль, так как на нем были установлены и двигатели Хольцмана. Уже много десятилетий Норма настаивала на том, чтобы все корабли корпорации «ВенКи» были готовы к неизбежному будущему, к моменту, когда ей все же удастся решить проблему безопасной навигации.
Сейчас ей в голову внезапно пришел еще один способ преобразования неподатливого уравнения, и Норма вернулась к рабочему столу. Она решила использовать комбинацию первичных чисел и эмпирических формул, которые выстраивались теперь рядами на страницах электронного блокнота. Так как основная проблема заключалась в свертывании пространства, и поскольку математика есть не что иное, как численное представление реальности, Норма действительно свертывала колонки чисел в многослойные спирали, и на этот раз многоуровневая конструкция показалась ей интригующе интересной. Но Норма никак не могла выразить простыми словами и числами то, что пыталась отыскать. Ей надо было визуализировать вселенную и решить головоломку, разложив мысли в том же свернутом порядке.
Новая порция меланжа неторопливой волной залила ее сознание, обострив мысли и внутреннее зрение. Она словно завороженная смотрела на ряды и колонки цифр, неподвижная, как древние статуи, воздвигнутые на Земле титанами и простоявшие до тех пор, пока люди не повергли их в прах во время восстания.
Она едва ли слышала доносившиеся снаружи звуки – рев испытываемых двигателей и тонкий писк аппаратуры, проходящей последние тесты перед пробным запуском. Постепенно, по мере усиления шума, Норма все дальше и дальше пряталась в скорлупу своего «я», сосредоточившись не на внешнем мире, а на собственной ментальной галактике, на мироздании, созданном ее мышлением и воображением. Пользуясь своими сверхъестественными способностями, она избегала всяких отвлечений.
Для того чтобы еще больше усилить эту способность, она не глядя протянула руку к открытому подносу и взяла еще три капсулы меланжа, которые торопливо проглотила. Дыхание ее было напоено коричным запахом, а внутри себя Норма ощутила ветер успокоения, словно ее тело было пустыней, откуда явилась специя, пустыней, в которой начинается очищающая песчаная буря. Мысли стали ярче, отчетливее; посторонние звуки, отвлекавшие ее, постепенно совершенно исчезли.
Как увидеть навигационную опасность прежде, чем она возникнет? Как предусмотреть катастрофу, от которой отделяет ничтожно малая доля секунды? При такой скорости пилот должен приготовиться и среагировать до того, как будет ясно, что надвигается катастрофа. Но это было невозможно, так как противоречило всем законам причинно-следственных связей. Никакая реакция не может возникнуть раньше, чем порождающее ее действие или стимул.
По верфи прокатился грохот сильного взрыва, послышался звон разбитого плаза и скрежет ломающегося металла. Громадный корпус корабля рухнул на площадку, разрушив здание склада, обломки которого разлетелись по вымощенной плитами площади. Было похоже на то, что Колхар атаковали кимеки. Взрывная волна сотрясла лабораторию нормы, прогнув стены внутрь. Чудовищное давление вынесло плазовые стекла с противоположной стороны вычислительного центра.
Норма не слышала ничего этого. Бумаги, чашка, письменные и чертежные принадлежности попадали на пол – все, кроме электронного блокнота, который Норма крепко держала в своей оцепеневшей руке перед намертво зафиксированным взглядом. Для нее во всей Вселенной не существовало ничего, кроме этих чисел и формул.
Выли сирены и ревели клаксоны, где-то прогремел еще один взрыв. Отовсюду слышались крики. Спасательные команды вытаскивали с места происшествия пострадавших, уцелевшие рабочие бежали сами. Здание лаборатории словно живым узорчатым покрывалом окуталось языками пламени. Огонь закрыл окна и принялся жадно облизывать и пожирать стены – но Норма даже не смотрела в том направлении. Тело ее оставалось неподвижным, но разум находился в непрестанном поиске, рассматривая все ту же проклятую проблему с разных углов зрения, выискивая самые неожиданные возможности. Скорость мышления увеличивалась, набирая мощь и импульс. Разгадка становилась все ближе и ближе…
Как много альтернатив! Какая же из них будет работать?
Едкий дым начал проникать сквозь щели в стенах и в трещины разбитого плаза, клубы его стелились по полу. Пламя гудело, излучая нестерпимый жар. Крики на улице стали громче.
Как близко решение. Неужели это ответ?
Норма торопливо сделала несколько записей в блокноте, она добавила третью колонку чисел, включавшую фактор пространства-времени в отношении к расстоянию и пути. Для пробы она по непонятному капризу выбрала галактические координаты Арракиса, словно эта пустынная планета была центром вселенной. В связи с этим у Нормы возникло еще одно прозрение. Охваченная волнением, она выстроила три колонки, и в это время ее посетила совершенно неожиданная мысль.
Три – это священное число, троица. Неужели это ключ?
Она вспомнила также золотое сечение, известное еще в двенадцатиричной системе счисления Древней Земли. Мысленно она нанесла три точки на прямую, обозначив концы отрезка буквами A и B, расположив C так, чтобы множество точек в промежутке AC / CB было пустым. Это множество, обозначаемое в двенадцатиричной системе числом «фи» в десятичном приближении равно приближенно 1,618. Известно, что отрезок прямой, разделенный в отношении пустого множества, может быть свернут повторно бесконечное множество раз, постоянно воспроизводя все то же соотношение. Это простое и очевидное отношение. Оно основа. Элемент.
Эта математическая истина предполагала какую-то религиозную импликацию и заставила задуматься о ее собственных откровениях. Что это было – божественное вдохновение? Наука и религия объединились в поисках объяснения эзотерической тайны мироздания, хотя и шли к решению с диаметрально противоположных направлений.
Арракис. Говорили, что древние муадру явились оттуда или поселились там на время в своих скитаниях. Их священным символом была спираль.
Не в силах удержаться, Норма, не обращая ни малейшего внимания на пожар, который уже давно охватил верфь и ее собственную лабораторию, выстроила три колонки чисел в спираль, в центре которой поместила координаты Арракиса, и снова стала свертывать колонки. В результате возникали все более сложные уравнения, и Норма почувствовала, что находится на пороге великого открытия.
Руки покрылись волдырями от ожогов, но она продолжала крепко сжимать обожженными пальцами раскалившийся электронный блокнот. Одной только мыслью Норма устраняла ожоги и повреждение электроники. Вокруг бушевало пламя, которое сожрало ее волосы и одежду и начало обжигать кожу. Каждое мгновение энергия организма тратилась на то, чтобы мгновенно восстанавливать уничтоженные огнем клетки. Все должно было оставаться стабильным, чтобы она смогла продолжать работу на грани…
Громкий и резкий звук вторгся в безмолвный мир ее вычислений. Норма ощутила какое-то резкое движение. Человек с низким и сильным голосом что-то кричал ей, схватил ее за плечи, выбил из рук блокнот и не церемонясь потащил к выходу из божественного чертога, воздвигнутого ее сознанием.
– Что вы делаете? Оставьте меня в покое!
Но человек не желал ничего слушать. На нем был надет какой-то странный костюм из плотной и толстой красной материи. На голове – блестящий, но выпачканный сажей шлем. Он протащил Норму сквозь стену трещавшего пламени и клубы жирного багрово-черного дыма. В этот момент Норма ощутила боль, дискомфорт и поняла, что она абсолютно голая. Вся ее одежда сгорела, словно в своем мысленном путешествии она пролетела сквозь пылающее сердце какой-то звезды.
Сконцентрировав усилия, она сосредоточилась на биохимических процессах в организме и начала восстанавливать поврежденные клетки органов одного за другим, отдел за отделом, участок за участком, залечивая ожоги и травмы. Разум ее остался целым и невредимым, а тело можно было легко отремонтировать и восстановить, ибо оно не представляло собой ничего иного, как органический сосуд, содержавший тайные и великие мысли. Правда, она не могла воссоздать одежду, но это не имело для нее никакого значения.
Вынеся Норму из огня, санитары положили ее на носилки, завернули в лечебное одеяло и принялись за предварительное обследование.
– Со мной ничего не случилось. – Норма старалась вырваться, но сильные мужчины без труда уложили ее обратно на носилки.
Подбежал Адриен, который, казалось, потерял рассудок от горя.
– Успокойся, мама. Ты сильно обожглась, а эти люди оказывают тебе помощь. Два человека погибли, пытаясь спасти тебя из огня.
– Это было совершенно излишне. Какая напрасная потеря! Зачем они рисковали собой, если я могу легко восстановить любые повреждения моего тела? – Она посмотрела на себя. – Я не обожжена, я просто расстроена.
Она почувствовала, как ее тело стало охлаждаться, когда кожа начала заживлять ожоги поверхности, усилив каталитическое действие лечебного одеяла.
– Взгляните и убедитесь сами.