Фейт не сразу решилась спросить:
– Вы уверены? Мои ногти покрыты ее красным лаком, на мне ее серьги, но я не…
Кейн зажал ей рот поцелуем.
Фейт испытывала странное чувство – как будто что-то неведомое откуда-то из глубин вырвалось на волю. Она чувствовала близость его сильного тела, его теплое дыхание, его губы на своих губах, и во всех его прикосновениях ощущалось нечто хорошо знакомое…
– Ты останешься? – пробормотал Кейн. – Скажи, останешься?
– Да…
Он не выпускал ее из своих объятий, словно боясь, что она снова куда-то исчезнет.
– Больше я не буду сдерживаться. Не буду молчать, опасаясь, что ты не хочешь слышать то, что я должен сказать. Не буду прятать руки за спину из страха, что ты не желаешь, чтобы к тебе прикасались. И самое главное, не позволю тебе исчезнуть из моей жизни.
Фейт нежно коснулась его лица:
– Я люблю тебя.
Кейн снова поцеловал ее, жарко, жадно, а потом поднял на руки и понес в спальню.
Дальнейшее Фейт воспринимала словно со стороны – их лихорадочное освобождение от одежды, тесные объятия, бурные ласки и нежные прикосновения.
Они упали на кровать, сбросив покрывала и разметав подушки. Свет лампы позволял им видеть друг друга, но руки видели гораздо больше, чем глаза, прикасаясь, скользя, лаская. Тела напряглись, сливаясь воедино.
Фейт чувствовала, как Кейн заполняет собой пустоту, которую она так долго ощущала внутри.
– Я люблю тебя, – снова прошептала она, зная, что так было всегда.
Глава 17
– Думаю, теперь все кончено, – сказала Дайна.
– Очевидно.
– Тайна раскрыта, сокровище найдено, злодеи наказаны.
– Ты могла бы лучше мне помогать, – упрекнула ее Фейт.
Дайна улыбнулась:
– Все должно было происходить именно так, как произошло. Так что не злись.
– А как насчет Кейна?
– Ты любишь его. Я тоже хотела любить его, но не могла. По крайней мере, так, как он этого заслуживает.
– Почему? – удивленно спросила Фейт.
– Потому что я уже давно знала, что должно со мной случиться.
– И не могла ничего изменить?
– Нет. Как я сказала, все должно было произойти именно так, – кивнула Дайна. – Это касается и тебя. Как только мы встретились, я поняла, что ты сыграешь важную роль в этой истории. Правда, не знала какую.
– Я виновата в том, что все так случилось. Мне очень жаль.
– А мне нет.
– Нет? – снова удивилась Фейт.
– Когда приближаешься к концу пути, начинаешь понимать, что действительно важно, а что нет. – Дайна внимательно посмотрела на нее. – Ты это понимаешь?
– Но тебе пришлось пройти через боль и страх…
– Повторяю снова: все должно было произойти именно так, как произошло.
– Но мне так жаль, что ты умерла.
Поколебавшись, Дайна ответила:
– Одно всегда должно умереть, чтобы другое могло жить. Ты ведь понимаешь это, правда? Фейт стало не по себе.
– Да, но… Я припоминаю, как ты однажды сказала, что не умрешь, если найдешь «Макгаффина».
– Да, я это сказала.
– Тогда…
– Я не умерла, Фейт. Я никогда не была по-настоящему мертвой. Умерла ты.
Фейт изумленно смотрела на нее. Она инстинктивно протянула руку и застыла, когда Дайна в точности повторила ее жест. Фейт заставила себя придвинуть руку ближе к Дайне и, когда их пальцы соприкоснулись, ощутила холодную, гладкую поверхность зеркала.
Фейт открыла глаза и уставилась в потолок. Сна как не бывало. Она медленно повернула голову на подушке и посмотрела на Кейна. Он спал крепким сном, какой наваливается на человека в момент крайней усталости. Неудивительно – возможно, впервые за несколько недель ему удалось спокойно заснуть.
К тому же они занимались любовью почти до рассвета, будучи не в состоянии насытиться друг другом. Фейт казалось, что она помнит каждую клеточку его тела, и не сомневалась, что Кейн мог бы сказать о ней то же самое.
Осторожно высвободившись из-под его руки, она села на край кровати. Часы на столике показывали немногим больше половины девятого.
Убедившись, что Кейн по-прежнему крепко спит, Фейт собрала свои вещи и выскользнула из спальни. Приняв душ, она оделась и направилась в кухню.
«Как же Кейн готовит себе кофе?» – задалась она вопросом. Несколько секунд Фейт молча смотрела на кофейник, потом насыпала в фильтр несколько чайных ложек кофе, налила воды в верхнюю камеру и включила кофеварку. Налив себе чашку, она добавила обычную порцию сливок и сахара и отнесла ее в гостиную. Посмотрев на пустое запястье, Фейт поморщилась. Часов нет и не было раньше, потому что стоило ей надеть их, как они сразу же портились. Кто-то сказал ей однажды, что причина в магнитном или электрическом поле ее тела. Тела Фейт…
Часы на тумбочке показывали четверть десятого. Фейт позвонила в больницу и попросила позвать доктора Бернетта. Разумеется, он был там даже в субботу утром.
– Вас что-нибудь беспокоит, Фейт? – Его голос звучал весьма холодно, и Фейт сразу припомнила их последнюю встречу.
– Мне нужно спросить вас кое о чем, – отозвалась она, стараясь не замечать его сдержанного тона.