Дневник Эбигайл

Свет был выключен.

Наверняка, экономная мамочка иди сердобольный отец успели заметить, что он горит и постарались на славу. Мне пришлось спускаться в темноте. Уже на последней лестнице я явственно ощутила на плече чье-то дыхание. Резко дернув за шнур лампы, я обернулась.

Никого.

В подвале жуткие сквозняки, так что причудится разное. Я бы сказала отцу, чтобы он там все наладил и чтобы из всех щелей не дуло. Но они обращают внимание на мои просьбы не больше, чем на жужжание мухи, потому это бессмысленно.

Поставив краску, я поскорее ретировалась с подвала.

Ночью опять стучала калитка. Я решила, что мамину безалаберность не переупрямить – я была виновата в любых случаях, потому не пошла ее закрывать.

Конец записи.

28 августа 2013 года.

Сегодня мне впервые не всучили прокол с калиткой. Уж не знаю, почему – может это всех уже просто задолбало. Но с утра она была закрыта – значит, они уже заметили ее, но ничего мне не сказали. Ладно.

После ланча мама оставила Маркуса на меня.

– Не хочу я с ним сидеть.

– Это не просьба, а требование, Эби – заявила она – мне надо пойти в школу, договориться по поводу него с учителями и директором. А твой отец занят обустройством дома.

– Ага, и чем же?

– Он разбирает вещи, подвал.

– Там не мешало бы залатать дыры, повсюду сквозняки.

– Разберется.

Как я и говорила. Всем насрать на мои просьбы. Мамино «разберется» можно было счесть за «обойдется без сопливых».

– И надолго ты?

– Как будто тебе есть куда спешить.

– Спасибо, мам.

– Всего лишь правда.

– Когда я говорю правду об уродце, ты бесишься.

– Прекрати его так называть.

Я лишь пожала плечами, как бы говоря «ну вот опять». У мамы двойные стандарты, это ясно каждому. А папа ходит под ее высоким толстым каблуком.

– Сладкое ему не давай, без присмотра не оставляй, следи за его.. – начала мама.

– Я знаю – перебила я ее – ты каждый раз повторяешь одно и то же. Я. Знаю.

Но мне все равно пришлось дослушать ее заготовленный монолог до конца. Она словно была телефонным роботом, которого невозможно было остановить или перебить. Только дождаться окончания заготовленного текста.

Когда она ушла, я довела Маркуса до гостиной и уселась в кресло, когда он грохнулся на пол. Гостиная пока была мало обхожена – но это была большущая комната и при должном декоре выглядела бы кайфово. Пока здесь стояла лишь часть мебели, что предки выкупили от прошлых владельцев. Папа уплатил за это дополнительно 500 баксов, зато не пришлось платить грузчикам.

Мебель это был большой диван и пара кресел. Посреди стоял стеклянный столик. К его лакированной ножке сейчас и побрел Маркус.

– Эй, придурошный – окликнула его я – давай не усложнять друг другу жизнь?

Естественно, он меня не понял.

Я раздраженно схватила его за руку и усадила в кресло. Он тупо уставился перед собой.

– Наверное, тебе еще хреновее, чем мне – предположила я, когда сверху раздался грохот.

И тишина.

– Пап? – нахмурилась я.

Мама сказала, что отец наводит порядок в подвале, но очевидно, он перебрался уже наверх.

– Ты там в поряде, па? – крикнула я уже громче.

– Да, а что? – голос отца с подвала.

Я озадаченно глянула вниз и вновь наверх.

– Да нет, ничего.

Я посмотрела на брата, всунув ему в руку конфету, хоть мама и запрещала их давать.

– Сиди здесь и жуй. Я быстро.

Я поднялась на второй этаж и прошла в ту комнату, из которой раздался грохот. Это была вторая гостиная. Ничего.

Тогда я взвилась на третий этаж. Этой комнатой оказалась спальня Маркуса. И я сразу обнаружила, что создало такой грохот.

– Какого черта?

Поперек комнаты лежало его упавшее кресло-качалка. Мама часто садила его сюда и это могло отвлечь его минут на десять. Относительная свобода.

Я обратила внимание, что окно слегка приоткрыто. Наверное, сквозняк. Или что-то типа того.

Я подняла кресло, поставила его, где оно стояло и спустилась к брату. Рядом с ним уже возился отец.

– Как ты могла оставить Маркуса одного? – вменил он мне – еще и дать конфету.

– Меня не было две минуты – нахмурилась я – но конечно, все успевает случиться, только я отойду.