– Что они могут сделать? Сейчас они ждут, какие действия я предприму.
– Ждут, станете ли вы таким же, как ваш отец. – На удивление, сейчас ее слова уже не звучали как обвинение, скорее как сочувствие.
– Я не стану.
– Состояние, подобное тому, которое хранится у вас в подвале, соблазнило уже немало людей, мистер… Хэлис.
– У меня есть свое собственное состояние, Грейс. Но спасибо за комплимент.
– Это не позиционировалось как комплимент, – тихо ответила она. – Просто наблюдение, правда. – Она направилась к краю беседки.
– Вы немного напряжены, – мягко заметил он. – В самом деле, этот остров и на меня действует так же, но мне бы хотелось, чтобы вы были спокойны в отношении моих намерений.
– Почему вы просто не передали коллекцию в полицию?
Он усмехнулся:
– Здесь? Пусть мой отец был коррумпированным, но не он один. У него были связи с половиной местной полиции.
– Конечно, – шепнула она.
– Позвольте мне посетовать по поводу моих намерений, Грейс. После того как вы оцените картины – в особенности картины да Винчи – и заверите меня, что это не подделки, я собираюсь передать коллекцию «Эксис», чтобы вы разместили ее надлежащим образом, не важно где – в Лувре, в Метрополитен-музее или в невзрачном маленьком музее где-нибудь в Оклахоме. Мне все равно.
– Существуют процессуальные нормы…
Он лишь отмахнулся:
– Я знаю. И я уверен, что ваша компания сможет разобраться со всем этим и убедиться, что каждая картина будет находиться на своем месте.
Грейс неожиданно повернулась: темные глаза сверкают, губы приоткрыты.
– Я уже вам говорила, – произнесла она. – Эти картины Леонардо никогда не выставлялись в музее.
– Почему нет?
– Никто никогда не был уверен в их существовании.
– Что вы имеете в виду?
– Вы понимаете, что изображено на картине?
– Я думал, что-то из греческой мифологии. – Он задумался на мгновение. – Леда и Лебедь, так?
– Да. Вы знаете эту историю?
– В общих чертах. Лебедь был Зевсом, да? И он поладил с Ледой.
– Да, он изнасиловал ее. В период Ренессанса этот сюжет был популярен среди художников и изображался довольно эротически.
Она заметила, что его лицо выглядело бледным и печальным.
– Известно, что картина «Леда и Лебедь», первая картина из подвала, была написана Леонардо да Винчи. Романтическое изображение, похожее по стилю на другие картины того периода, однако созданное мастером.
– И все-таки эта картина никогда не выставлялась в музее?
– Нет, в последний раз картина была замечена в Фонтенбло в тысяча шестьсот двадцать пятом году. Историки считают, что ее намеренно уничтожили. Точно известно, что картина была повреждена, так что если это подлинник, то ваш отец или предыдущий владелец, должно быть, восстановили ее.
– Если никто не видел ее последние четыреста лет, то как кто-то может знать, как она должна выглядеть?
– Копии, все основано на первой копии, сделанной одним из учеников Леонардо. На улице можно купить постер с этой картины за десять фунтов.
– Внизу явно не постер.
– Нет.
«Какие глаза», – вновь подумал Хэлис, встревоженный тем, что снова стал сентиментальным. Чувство. Печаль в глазах Грейс, которую она пыталась скрывать, пробудила в нем инстинкт защитника – то, чего он не чувствовал уже долгие годы. Не хотел чувствовать. И вот – всего лишь один взгляд Грейс, и это чувство стремительно ворвалось в его душу, заполоняя ее. Ему необъяснимо хотелось заботиться об этой женщине.
– На самом деле, – продолжала Грейс, – я бы предположила, что картины внизу – дубликаты, за исключением второй.
– Второй, – повторил Хэлис.
Он с трудом улавливал нить беседы, причиной тому были его собственные эмоции и влияние, которое Грейс оказывала на него. На этот раз румянец покрыл ее скулы, делая ее еще более красивой и привлекательной, чем когда-либо. Он почувствовал, как у него просыпается желание, и сделал глоток вина, чтобы отвлечься. Что же было в этой женщине такого, что действовало на него так сильно?
– Да, вторая картина – это, как предполагают историки, незаконченная работа Леонардо. О ее существовании лишь ходили слухи или, скорее, мечты… мечты о том, что она существует. На ней изображена Леда, но не со своим любовником Лебедем, а с их детьми, детьми от этого трагического союза. Елена и Полидевк, Кастор и Клитемнестра. – Она резко отвернулась от него, и по тому, как взмахнула черными ресницами, Хэлис понял, что она скрывает какое-то чувство.
– Если он так и не закончил ее, – начал он через мгновение, – как же историки могут даже предполагать о ее существовании?
– Он глубоко исследовал эту тему, его привлекал миф о Леде.
Хэлис боролся с желанием положить руки Грейс на плечи, притянуть к себе, хотя он даже не был уверен, для чего именно – поцеловать или обнять и успокоить.
– Он один из немногих художников, кто когда-либо изображал Леду в такой роли – в роли матери, а не любовницы.
– Кажется, вам не безразлична эта тема, – тихо заметил он и почувствовал, что напряжение в ее гибком теле возросло.
После секундной паузы Грейс повернулась к нему, прохладно улыбаясь:
– Конечно, не безразлична. Я же говорила вам, что в университете писала работу на эту тему.
Хэлис ничего не ответил, только посмотрел на нее.
– Я не имел в виду вашу работу, – произнес он, – а саму картину. Эту Леду.
– Думаю, мне ее очень жаль. – Грейс пожала плечами, и взгляд Хэлиса был просто прикован к этому ее движению, он видел, как мерцающая ткань платья облегала грудь.
Она поняла, куда именно он смотрит, и, прищурив глаза и сжав губы, резко отошла от него.
– Вы вроде бы говорили, что умираете от голода. Мы будем есть?