Ангел в доме

Она развернулась, точно солдат на плацу, и двинула в обратный путь по коридору, на ходу отдавая приказы:

– Вышвырните его вон, сестры. Отправьте в Камден или к черту на рога – лишь бы поскорее, чтобы я не отпустила ему грехи в последний раз.

Толпа постепенно рассасывалась. Зрители ускользали один за другим, пока Анжела не остановила последних просьбой помочь ей с шотландцем. Гигант все еще лежал на полу, постанывая и держась обеими руками за пах. Виновник скандала был уже надежно укрыт за молнией. От шотландца несло виски и сидром, вид у него теперь был определенно виноватый, и Анжела, прислушавшись, разобрала обиженное: «На кой хрен так-то, на кой хрен, а?»

Опустившись на колени, сестра Кармел ласково погладила его по голове:

– Ну-ну, Джим. Ты же знаешь наши правила. Разве можно так себя вести? Матушка Мэри Маргарет очень сердится, когда ее детки безобразничают.

Просияв улыбкой, она запустила руку в карман и выудила миниатюрное изображение Христа, указующего на сердце: «Я есть Путь, Истина и Жизнь». Качнула головой, вернула картинку на место и вынула другую:

– Нам бы что-нибудь попроще, верно, детки?

Кивнула одобрительно, глянув на открытку с двумя трогательными большеглазыми котятами и не менее трогательной надписью, взывающей к любви, и вложила открытку в вялую ладонь шотландца.

Тот с осторожностью принял дар монашенки, устремив на сестру взгляд, полный пьяно-смущенного восхищения. Этот взгляд был знаком Анжеле. Она не раз видела, как постояльцы приюта рассматривают сестру Кармел со смесью изумления и восторга. Даже самые твердолобые циники и психопаты питали к старой монашенке нежные чувства. А она ко всем относилась одинаково. В ее карманах всегда были припасены открытки с божественными мотивами или лимонные леденцы для постояльцев, тенями бродивших по лабиринту приюта. Кто знает, чем этих несчастных притягивала сестра Кармел. Возможно, в ней светилось что-то отдаленно-нежное, какая-то искорка из темных глубин их детства. Словом, что-то, давно утерянное.

По лестнице на третий этаж шотландца волокли двое из недавних зрителей его шоу, а Анжела с Кармел страховали всех троих сзади. Постояльцы ночевали в так называемых секциях, поделенных на кабинки размером с монашескую келью – два на два с половиной максимум, – где помещались лишь кровать, стул да крохотный шкафчик, а плотные темные занавеси заменяли двери. Эти импровизированные двери выходили в коридор с двумя туалетами и одним душем, рассчитанными на тридцать человек, зато открытых в любое время суток. Заканчивался коридор довольно просторным помещением, служившим то ли кухней, то ли комнатой отдыха и вмещавшим два колченогих стула, холодильник, намертво прикрученный массивными болтами к полу, и чайник. Будучи единственным «движимым» имуществом в пределах приюта, чайник служил предметом бесконечных склок и препирательств, своеобразным призом для самых сильных или изворотливых. Джордж, бывший врач из Уэйбриджа, а ныне местный психопат, только что заявил на чайник свои неотъемлемые права, поскольку без этого предмета ему не спится, и требовал от соседей по секции расписаться в «Журнале пользования чайником». Росту в Джордже без малого два метра, сила из него так и прет, а значит, без сестры Кармел чайник не вызволить. Подобные подвиги обходились ей конфетки в три, тогда как остальные смельчаки лишались зубов.

Второй, третий и четвертый этажи здания, в годы правления Виктории служившего работным домом, были отданы под секции для постояльцев. На пятом по-прежнему жили несколько монашек из старых, и Анжела предпочла устроиться рядом с ними. У матери-настоятельницы и остальных были собственные квартиры в близлежащих к приюту кварталах Восточного Лондона. На первом этаже располагались мужская столовая, сумрачные игровые комнаты, крохотная часовенка, кабинеты монахинь и, наконец, кухня – большая несуразная комната, где бездомных ежедневно кормили горячими обедами, а в особенно ненастные ночи, когда не хватало мест в секциях, устраивали спальню.

Кроме мужского приюта, в этом огромном, сложенном из красного кирпича здании был еще и женский, с отдельным входом и своим персоналом. Большинство тамошних жиличек зарабатывали на хлеб насущный древней как мир профессией, используя приют в качестве убежища от сутенеров или конкуренток по цеху. Анжела с самого первого дня работала на мужской половине – по той простой причине, что здесь было гораздо безопаснее. Монашек катастрофически не хватало, так что в последнее время персонал женской части приюта почти полностью сменился на мирской. Постояльцы сюда приходили прямо с улицы или же из других, меньших по размеру и потому переполненных приютов. Кое-кто регулярно возникал и исчезал, ничего не требуя, кроме теплого угла, чистой постели и регулярной кормежки дня на два-три. Отпускники, фыркая, отзывалась о таких Мэри Маргарет. С десяток стариков жили по многу лет – для них приют стал родным домом. Некоторые обосновывались здесь в ожидании самого главного, самого желанного приза – квартиры. Эти, как правило, выглядели старше своих лет, но для них краски жизни еще не потускнели до уныло-серого цвета. То одного, то другого из этой категории Мэри Маргарет еще пыталась соблазнить духовной карьерой, однако чаще всего ее внимание к подопечным ограничивалось требованием трезвости и относительной тишины в пределах приюта. За его стенами деритесь, наливайтесь спиртным до положения риз, демонстрируйте свои пенисы и прочие части тела всем, кто согласится любоваться ими… словом, безобразничайте в свое удовольствие. Вечером же, переступив порог приюта, отставьте свои шуточки и будьте любезны соответствовать. Побольше комплиментов Мэри Маргарет, а в промежутках исключительно «да, матушка» и «нет, матушка» – и настоятельница будет довольна. Капитан Мэри Маргарет управляла своим кораблем железной рукой, и если сестре Кармел постояльцы плакались на свою несчастную жизнь, а о сестре Анжеле грезили ночами, то свою начальницу боялись как огня. Она была непререкаемым авторитетом, Главным Жрецом, но Анжела, сколько ни ломала голову, так и не смогла понять, каким образом это кривоногое, бородатое, вечно подвыпившее и матерящееся создание стало олицетворением всего того, о чем Анжела страстно мечтала с детства. Она уже подумывала о том, чтобы пристраститься к джину. Или к водке. Или, пропустив алкогольный этап, обратиться сразу к героину, проторив, так сказать, внутривенный путь к посту матери-настоятельницы.

Впрочем, очень может быть, что случай с Мэри Маргарет – не более чем шутка природы. Но тогда это шутка надо мной, решила Анжела. Похлопав шотландца по плечу, она шагнула к выходу. Пусть поплачет в одиночестве; за ночь, надо надеяться, успокоится.

– Я чё, самый плохой? – бурчал шотландец, захлебываясь слезами.

– Ну что ты, мой мальчик, – поспешила утешить его Кармел. – Да разве плохие люди бывают? Их вообще не бывает.

Из коридора донесся оглушительный вопль.

– Чайник, чтоб ему пусто… – Анжела оглянулась на Кармел, та остановила ее, ткнув сухоньким пальчиком в бок.

– Чайник я заберу, дорогая. А ты проследи, чтобы наш мальчик сделал пи-пи на ночь.

– Думаю, он уже сделал, сестра?

– Ничего, ничего. Еще разок не помешает.

В комнатушку, задыхаясь и бешено вращая глазами, ввалился «доктор» Джордж с чайником в обнимку. Ему на пятки, явно не с мирными целями, наступали трое дюжих постояльцев.

– Что здесь происходит? – старательно воспроизводя интонации Мэри Маргарет, спросила Анжела.

– Чаю хотели попить, только и всего, – залебезил один из преследователей.

– В очередь! – взревел Джордж. – Тебя нет в списке!

– Ну-ну, малыш. – Кармел шагнула вперед. Джордж вперил в нее остекленевший взгляд.

Плохой знак. Анжела попыталась остановить Кармел, уже протянувшую руку за призом из нержавейки.

– Послушайте, сестра, по-моему, нам лучше позвать…

– Эта херовина… – шотландец горел желанием загладить свою вину, – разве ж она его?

– Дай-ка мне, котик, – мягко, но решительно произнесла Кармел.

– Что? Что? – Джордж слился с чайником воедино. Посудина в данный момент была ему дороже всего на свете. Куда милее трех прелестных дочерей, младшая из которых регулярно появлялась на обложках модных журналов, милее очаровательной, изящной жены – владелицы конного завода и нескольких деревень.

– Чайник, мой мальчик. Ты ведь отдашь его мне, правда? Вот и умница. Конечно, отдашь. Зачем он тебе, этот старый чайник? Он ведь и работает… как же он работает? Совсем плохо работает. А я тебе завтра принесу другой чайник, хороший. Он будет только твой и работать будет гораздо лучше. Ну? Что скажешь?

Анжела затаила дыхание. Джордж, кажется, совсем обезумел… Неужели дряхлой, немощной монашке и в этот раз удастся сотворить чудо? А вдруг нет? В один прекрасный день случится осечка… Но, похоже, этот день еще не наступил. Достаточно посмотреть, в какую задумчивость погрузился двухметровый «доктор». На лице у Джорджа – когда он в бешенстве – легко читается обуревающая ярость; сейчас же иначе как задумчивым это лицо не назовешь.

– Нужно подумать, – объявил он наконец.

– Ну конечно! – Кармел опустила руку в карман и при виде карамельки изумленно распахнула глаза: – А что у меня есть?!

– Мне больше нравится такой… знаете… как в кафе, – деловито сообщил Джордж.

– Правда? – Кармел была явно заинтригована.

– Ага. Чтобы был с этим… как его…

– Козлина! – взревел шотландец. – Захотел чё! Пошел в жопу!

– Прошу прощения?.. – Джордж недоуменно покрутил головой. Медленно, но верно до него дошел смысл сказанного. – А ну вставай, ты, животное, – с тихой угрозой произнес он.

Анжеле не понравился блеск в его глазах, идущий словно бы из глубины другой галактики. Плохо. Очень плохо. Пытаясь выманить Кармел из секции, Анжела принялась вращать глазами и скорчила грозную гримасу – в надежде на универсальность подобной мимики.

– Ты кого тута животной назвал! – Шотландец приподнялся на кровати. Рядом с Джорджем даже он выглядел коротышкой.

– Разговаривать научись, недоумок, – взорвался Джордж. – Питекантроп!

– Пити… пидиканроп?! Это кого ты тута пидором назвал?

Анжела уже развернулась, чтобы бежать за Мэрн Маргарет, когда Кармел жестом фокусника извлекла из кармана очередную конфетку, положила в рот и блаженно прикрыла глаза. Достала еще одну и сунула в полуоткрытый рот Джорджа:

– Попробуй, малыш.

Джордж уставился на нее. Перевел взгляд на шотландца. Глянул на Анжелу. Успокоился и занялся леденцом.

– Вкусно.

Следующая конфета отправилась в пасть шотландца. В самых тяжелых случаях Кармел всегда советовала одно и то же:

– Вспомни мамочку.

Получилось. Как всегда. Магия Кармел опять сотворила чудо, а Анжеле осталось только вздыхать по пути вниз, размышляя о причудливых, лишенных всякой логики капризах жизни, монашек, мужчин и лимонных леденцов. И о том, что сама она никак не может со всем этим разобраться.