Стая

– Все нормально.

– Ты же помнишь, как я ненавижу это слово.

– Как и следовало ожидать, Роман безучастный. Я всерьез не понимаю, что ты в нем нашла.

– Это было давным-давно. В другой жизни. – У нее безрадостный голос, и мне любопытно, удастся ли узнать, каким чудом я появилась на свет.

– Вы совсем, совершенно непохожи. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. – Я слышу улыбку в ее голосе.

– Ой, заткнись.

Мы смеемся, а когда успокаиваемся, ее затянувшееся молчание вынуждает меня нервничать.

– Мам, с тобой все хорошо?

– Он говорит обо мне?

– Нет. Мы даже погоду не обсуждаем. А что?

– Просто не хочется, чтобы он рассказывал обо мне плохое.

– А я ему все равно не поверю. Это не он меня растил.

Слышу, как мама вздыхает.

– Наверное, это меня утешает.

– Ты точно в порядке?

– Да. Мне невыносимо, что ты уехала. Я как будто тебя подвела.

– Ты имеешь полное право на передышку. Со всеми случается время от времени, согласна?

– Ты права. Но если тебе там нестерпимо…

– Нет. Я живу отшельницей. Как будто оказалась на курорте, где нет обслуживающего персонала. Справлюсь.

– Уверена?

«Ради тебя смогу», – вот что хочется сказать.

– Уверена.

– Люблю тебя, ребенок.

Глава 11

Первые две недели на заводе проходят вполне терпимо благодаря моему супервайзеру и удлиненным перерывам, которые он мне предоставляет. И все же, проходя мимо коллег, я слышу, как они шепчутся за моей спиной, да и невозможно не заметить презрительные усмешки одной женской компании, которая, скорее всего, ненавидит меня из-за моей фамилии. Одна из этих женщин, красивая латиноамериканка по имени Вивика, постоянно пялится на меня так, словно дни мои сочтены. Видимо, новость, что я дочь владельца, быстро разлетелась по заводу, потому как все чаще мои улыбки остаются без ответа.

Я, как прирожденная пацифистка, пытаюсь этого не замечать, подставить другую щеку и пригнуть голову. Если до этого момента я не сравнивала работу на заводе с судебным приговором, то теперь у меня появились все основания так считать. Шон тоже замечает эти взгляды, но никто не задает ему вопросов, когда он уводит меня из цеха. Хоть Мелинда и не выражает вслух свое неодобрение, все же не гнушается с подозрением на меня поглядывать, когда я ухожу с нашего рабочего места. Впрочем, похоже, врагом номер один являюсь только я, потому что все на заводе обожают Шона, и у него дружеские отношения с большинством сотрудников. Парадокс в том, что, мне удается выживать на заводе благодаря тому, что я с ним, а вовсе не своей фамилии.

С момента нашего знакомства мы почти не расстаемся. Либо перед сменой загораем у бассейна, либо проводим вечера в гараже, где парни по очереди учат меня играть в бильярд. Рассел, Тайлер и Джереми постоянно там зависают, а Доминик чаще всего отсутствует. Изредка он все-таки заявляется в гараж, но даже тогда не обращает на меня внимания. И все же, если я ловлю на себе взгляд Доминика, то начинаю нервничать из-за выражения его лица – на нем всегда любопытство вкупе с презрением. Я не раз пыталась набраться смелости и спросить у Доминика в лоб, какие у него ко мне претензии, но вечно трушу.

С приезда в Трипл-Фоллс я была окутана вниманием Шона в прямом и переносном смысле, и чаще всего это происходило в оазисе за домом моего отца. Однако всякий раз, как атмосфера начинает располагать к интиму, Шон целует меня в висок, а не в губы, и выпускает из объятий. Иногда он наклоняется, дразня своими губами, и у меня перехватывает дыхание в надежде, что Шон поцелует меня не в висок или щеку, а туда, где я так давно мечтаю ощутить его поцелуи, что уже устала об этом грезить. Шону словно мало читающегося в моих глазах разрешения, чтобы сделать первый шаг. Я неоднократно замечала, как он водил языком по пирсингу в губе, смотря на меня взглядом, четко говорящим, что мы уж точно не дружбу водим. Когда Шон рядом, в животе появляется трепет, а тело вытягивается в струнку, стоит ему привлечь меня к себе. Я наизусть выучила его тело, каждый день изнывая от желания перевести нашу дружбу на другой уровень. Из-за несогласия Шона подчиниться обоюдному сексуальному влечению хочется лезть на стену. И все же я получаю удовольствие от этого приятного предвкушения, от его взглядов, которые он бросает на меня, когда я играю в бильярд, от ощущения его пальцев, которыми он обводит дорожку воды на моей коже. Это и расстраивает, и захватывает дух. Я не единожды посреди работы ловлю себя на том, что опять предаюсь мечтам, пока Мелинда лопочет о своих друзьях из церкви, чаще всего рассказывая про жену пастора. И не в лестном смысле. Но с тех пор, как в мою жизнь неожиданно ворвался Шон, сны я вижу только о нем, стоит моей голове коснуться подушки. Открывая глаза, я понимаю, что улыбаюсь во все тридцать два зуба, вспоминая последний сон, в котором Шон пробирался ко мне в воде под лучами солнца.

На секунду я лелею мечту снова погрузиться в безмятежное видение, чтобы продолжить наше рандеву, как вдруг мой телефон вибрирует, оповестив о входящем сообщении.

Шон: «Думаю о тебе».

«О чем думаешь?»

Шон: «О всяком-разном».

«Может, уточнишь?»

Шон: «Как-нибудь в другой раз».

«Дома никого, если хочешь поплавать».

Шон: «Отлично, потому что я уже у твоего дома».

Выскочив из постели, я бегом спускаюсь по лестнице и открываю дверь, увидев на пороге Шона с влажными после душа волосами, прелестно спутавшимися на макушке. Он стоит, прислонившись к своей «Нове» со скрещенными руками. Шон одет в шорты, ботинки и черную майку, а я стою в дверях бог знает в каком виде.

Я краснею и провожу пальцами по волосам.

– Только что проснулась.

– Ты красивая. – Он идет ко мне.

Я киваю за плечо.

– Можешь зайти. Папы не будет до позднего вечера.

Шон наклоняется, чтобы поздороваться со мной поцелуем в щеку, но я уклоняюсь.

– Еще зубы не чистила.

– Да пофиг. – Он наклоняется и приникает губами к моему подбородку в томительном поцелуе, отчего атмосфера между нами накаляется.

Затаив дыхание, я еле сдерживаюсь, чтобы не притянуть Шона к себе.

– У тебя есть походные ботинки?

Его вопрос сбивает меня с толку.

– Эм, да.