Одержимость романами

– Нет. Извини, не хочу, чтобы ты чувствовала себя так, будто я тебя продинамила, просто мы уже давно договорились о встрече с университетскими друзьями. Я правда не думала, что мы так заболтаемся!

Чувствую себя польщенной оттого, что я превзошла ее ожидания, но тут же вспоминаю, кто мы вообще-то друг другу.

– Встречи с друзьями – единственный вид свиданий, на которые я сейчас хожу, – добавляет она немного печально.

Я тут же изображаю сочувствие:

– Ой, прости, я не хотела…

– Все в порядке, я просто драматизирую. Долгая история, но суть в том, что после нескольких лет отношений на расстоянии Калеб переехал в Нью-Йорк, но он все время скучал по родине. И я начала уставать от этого угрюмого выражения, которое не сходило месяцами с его лица. Так что я порвала с ним. Я не хотела, думала, что это встряхнет его и он будет бороться за нас. – Розмари тараторит, как будто ей не терпится выговориться перед кем-то новым. Друзьям-то, наверное, уже тошно слушать про Калеба. – Но он не стал. Просто исчез из моей жизни. Я думала, Калеб вернется в Британию, но он остался. Видимо, не исключает возможности возобновить отношения.

Меня так и подмывает ответить: «Будь Калеб американцем, будь его акцент обыкновенным, а не таким, что слюнки текут, ты бы заинтересовалась им?»

– Мне кажется, наши пути еще пересекутся, – говорит она и смотрит прямо на меня, как будто ждет, что я подтвержу или опровергну ее заявление.

Вместо этого я изображаю шок.

– Ты серьезно рассказала такое и тут же уходишь? У меня столько вопросов!

Как и когда ваши пути пересекутся снова? Почему ты так в этом уверена?

Розмари берет сумку, выбрасывает стаканчик в мусорное ведро и спрыгивает со стула.

– Да ничего особо интересного, – говорит она со смущенной улыбкой. – У каждого из нас свои маленькие драмы.

– Клиффхэнгер![15 - Клиффхэнгер – художественный прием в создании сюжетной линии, где герой сталкивается с трудным выбором или последствиями чьих-либо поступков, и развязка остается открытой до возобновления повествования.] – кричу ей вслед. Несколько человек отрывают головы от своих ноутбуков и смотрят на меня.

Дверь за ней захлопывается, и я отправляю отцу пару сообщений.

Вопрос: сегодня в книжном я встретила девушку, которая, возможно, посещала твои семинары. Розмари Пирс, знаешь такую?

Три минуты спустя мой телефон вибрирует.

Я ее помню! Ходила на литературу XIX века. Блестящий ум. Как тесен мир. Она купила что-нибудь интересное?

Я тычу в клавиатуру указательным пальцем

Нет, только открытку с соболезнованиями.

Насупившись, задаюсь вопросом, употреблял ли хоть кто-то когда-то слово «блестящий» по отношению ко мне.

«Ох», – все, что отвечает отец.

Удаляю сообщения и пишу Калебу: «Ты дома?»

Мне вдруг срочно хочется его увидеть. Выхожу из кафе, спешу в сторону вокзала и жду шесть минут до прибытия поезда. На Девяносто шестой улице я пересяду и поеду на север к Калебу. Мы редко проводим время в его квартире, в основном из-за моего дорогого и жадного до внимания Ромео и отсутствия соседей. Соквартирант Калеба (его термин) – программист. Видела я его всего однажды, но слышала часто. Он готовит и спит когда попало и, похоже, слушает только два музыкальных жанра: Моцарта и «Металлику».

«Я в метро, еду к Вашингтон-Хайтс, – добавляю я. – Было бы здорово сменить обстановку и посидеть у тебя!»

Калеб не отвечает сразу, но я продолжаю ехать дальше – устрою ему сюрприз, если потребуется.

Cнова открываю «Инстаграм», быстро пролистывая людей, места и вещи и ставя маленькие красные сердечки, когда мне нравится увиденное. Провожу пальцами по видео, играет музыка, и мой желудок сжимается, когда я слышу джазовую смесь контрабаса, фортепиано, саксофона и ударных.

«Ублюдок», – вырывается вслух. Мой сосед, высокий мужчина в кожаной куртке, кидает на меня встревоженный взгляд и отодвигается.

Начинаю просматривать видео, вспоминая прискорбную правду о великом таланте Адама.

* * *

Две опубликованные мной истории об Адаме были ложью.

В них он отвергал меня, потому что любовь была такой сильной и неожиданной, что он испугался этих чувств, будучи не готовым к встрече с ними. И потому сбежал.

С тех пор я считаю, что все, кто испытывает ко мне чувства, просто ошибаются, принимая меня за кого-то другого.

Место действия – лазурное море, экзотические птицы, много солнца, гамаки в укромных уголках на роскошном круизном корабле на Галапагосских островах – само по себе располагало к романтике, но мне было шестнадцать, я была с семьей, и это все портило. Адам только что получил степень магистра в престижной консерватории в родном Бостоне, а я была старшеклассницей. Он был невыносимо великолепен – элегантный, ухоженный, будто диснеевский принц, и мое подростковое сердце не выдержало. Круиз длился шесть дней, и Адам держался сам по себе, но я взяла за правило попадаться ему на глаза, где бы он ни был, флиртуя с барменом и заказывая безалкогольный мохито. В последний день нас высадили на одном из островов. Родители и Ноа выбрали поход, а я – пляж, потому что Адам выбрал именно пляж. Он расположился на песчаном склоне, надел пару гигантских наушников, закрыл глаза и начал барабанить в воздухе. Сейчас или никогда.

Уклоняясь от его широко раскинутых рук, я пристроилась рядом и спросила:

– Что ты слушаешь?

Вздрогнув, он открыл глаза.

– Прости! – сказала я. – Не хотела тебя напугать.

Он засмеялся и сказал: «Ты меня не пугаешь», а затем кинул айпод в мою сторону. Брайан Блейд Феллоушип, «Ред Ривер Ревел». Я ничего не знала о джазе, поэтому показала на его наушники и спросила, можно ли послушать. Он сам надел их на мою голову, пальцы коснулись меня мягко, но уверенно. По моему телу пробежала дрожь, заиграла музыка, песня закончилась, я прошептала, что это потрясающе, и вернула наушники. Мы разговорились. Адам был в круизе один – до этого несколько недель гастролировал со своей группой по Чили, Аргентине, Перу и Эквадору и выделил немного времени на путешествие перед вылетом домой. Он всегда хотел увидеть Одинокого Джорджа, самую известную в мире черепаху. (Только много позже я поняла, как нам повезло застать его живым.)

Я сказала Адаму, что пишу и даже публикуюсь – технически это действительно было так, ведь я победила в детском конкурсе от журнала «Райтерс Дайджест», – и он спросил, сколько мне лет, и я ответила.

– Шестнадцать, – медленно выдохнул он, как будто в этом слове было как минимум четыре слога. – Черт.

(До сих пор задаюсь вопросом, к чему относилось это «черт»: был ли он впечатлен, что у меня уже есть публикации, или разочарован тем, что со мной не получится переспать?)

Несколько долгих секунд Адам смотрел на меня пристально и с непривычным для меня интересом. Мы сидели на пляже в окружении лающих морских львов. Мои волосы были мокрыми и тусклыми от воды, но щеки, должно быть, раскраснелись, а глаза были ясными и сияющими. Но ярче всего я помню звуки, чувства, сам факт того, что на меня впервые так посмотрели.

После круиза я отправила ему запрос на дружбу в «Фейсбуке».

Адам принял его, и я прислала ему свой никнейм в мессенджере «АОЛ»[16 - «АОЛ» – мессенджер для мгновенного обмена сообщениями.]. Пару часов спустя он написал мне:

РедРиверРевел: Привет, Наоми. Что означает твой ник?

ЗовитеМеняФруФру: Это шутка. Несчастная лошадь из «Анны Карениной» и первая строчка «Моби Дика».

РедРиверРевел: Ого, как литературно. Как жизнь на суше?

ЗовитеМеняФруФру: Не очень. Школа достала, скучаю по Галапагосам, это была фантастика.

РедРиверРевел: Я тоже скучаю по ним. Поездка туда была апогеем моей давней мечты.