Поднявшись с пола, Миранда села на мягкую кровать, занимавшую большую часть номера, и достала из сумочки свой мобильный телефон, который забыла включить после конференции. Она нажала на кнопку, экран загорелся, и на нем появился крошечный значок, указывающий на количество пропущенных вызовов. Оно росло. Рядом с ним был счетчик электронных писем. Их число тоже стремительно увеличивалось. Десять. Двадцать. Тридцать пять. Сорок. Ее пульс участился.
Миранда все еще тупо смотрела на экран своего мобильного, когда зазвонил стационарный телефон на прикроватном столике. Вздрогнув, она перевела на него взгляд и увидела на электронном дисплее число полученных сообщений. Их было шестьдесят два.
Ее бросило в дрожь. Сказав себе, что причин для страха нет, она заставила себя снять трубку.
– Алло.
– Доктор Свит?
Это был Иван Коровин, о котором она только что думала. От его голоса с эротичным русским акцентом ее бросило в жар. Она не знала ни одной причины, по которой этот человек мог ей позвонить.
– Нам не о чем говорить, – сказала Миранда, гордясь тем, что ее голос прозвучал ровно и спокойно. Затем она посмотрела на экран мобильного. Семьдесят три пропущенных звонка и восемьдесят девять электронных писем. Что, черт побери, происходит?
– Напротив, у нас много вопросов для обсуждения, – произнес он тоном, который был запоздалым напоминанием о его безжалостности и непреклонности. Тоном, который требовал немедленного подчинения. – Моя машина ждет вас внизу.
– Не понимаю, с чего вы взяли, что я соглашусь куда-то с вами поехать, – небрежно произнесла она в ответ. – Это самая нелепая идея, которая только могла прийти вам в голову.
За этим последовало напряженное молчание, во время которого Миранде казалось, что она чувствует на себе его обжигающий взгляд.
– Я так понимаю, вы еще не проверяли ваши сообщения, – наконец сказал он.
Сердце Миранды бешено заколотилось. Она обвела взглядом номер, словно боясь, что он мог откуда-то выскочить.
– Откуда вы знаете про сообщения?
Она была слишком взволнована, чтобы обратить внимание на дрожь в своем голосе. Несомненно, ее собеседник это услышал.
– Прослушайте несколько. После этого, полагаю, вы все же сядете в мою машину.
– Будь осторожнее, брат. Ты играешь в опасную игру.
Ивану не было необходимости отводить взгляд от экрана ноутбука, чтобы понять, кто заговорил с ним на его родном языке. Он знал этот голос так же хорошо, как свой собственный.
– Что там Губерев? – спросил он, когда его брат Николай подошел к нему.
– Забудь о нем. С ним больше проблем не возникнет, – ответил Николай с холодной улыбкой. – Он дал мне слово, а ты знаешь, как я отношусь к обещаниям.
Какое-то время они оба смотрели видео на экране ноутбука. Это была запись выступления профессора Миранды Свит в одном из дурацких ток-шоу. Речь, как всегда, шла об Иване.
«Иван Коровин – реальный человек, а не выдуманный персонаж, – спокойно и уверенно произнесла Миранда. Она выглядела так безупречно, что он жалел, что не может прямо через экран нарушить это совершенство. – Мы говорим себе, что его обращение с женщинами в фильмах о Джонасе Дарке – это всего лишь часть роли, которую он играет, но мы можем увидеть то же самое в его отношениях с голливудскими старлетками…»
Иван нажал на паузу, взял тяжелый стакан с виски и повращал в руке. Иногда он спрашивал себя, не права ли она. Не могла ли она увидеть в нем то, что, как ему казалось, он подавил в себе много лет назад? Может, он действительно такое же грубое чудовище, как воспитавший его дядя, несмотря на то что всю свою взрослую жизнь он старался избегать общения с такими людьми?
Несомненно, это и было той самой причиной, по которой он придумал свой маленький план мести. Профессор Миранда Смит не просто публично критиковала каждый его шаг. Она заставила его сомневаться в самом себе, и он не мог ей этого простить.
Она должна за это заплатить. Их поцелуй был ошибкой, но благодаря ему у Ивана появилась отличная возможность для мести.
– Это ничем хорошим не кончится, – сказал Николай, пронзив брата ледяным взглядом. – Ты слишком очарован женщиной, которую тебе нужно соблазнить и бросить.
Иван знал, что Николай представляет собой угрозу. Он прослужил много лет в российском спецназе, и все то, что ему пришлось пережить, делало его непредсказуемым и опасным. Но Иван, глядя на него, видел только младшего брата и чувствовал свою вину перед ним.
Он небрежно пожал плечами:
– Это только поможет мне ее соблазнить.
– Есть бои, которые даже ты не можешь выиграть, Ваня.
Николай использовал его уменьшительное имя, которым он больше никому не позволял его называть. Николай, который был его единственным оставшимся родственником, уже много лет не отзывался на собственное уменьшительное имя. Демоны Ивана были ближе к поверхности, демоны его младшего брата прятались глубоко в душе.
– Я благодарен тебе за веру в меня, – цинично произнес Иван.
– Так много людей верит твоей голливудской маске, но я-то тебя знаю. Знаю, что ты ее хочешь, хотя и не показываешь этого.
Иван вздохнул:
– Думаешь, я позволю меня провести женщине, которая может только языком чесать? Разве я до сих пор когда-нибудь проигрывал?
– Речь идет не о борьбе. – Николай кивком указал ему на экран. – Тебе не следует хотеть того, что ты не можешь иметь.
Николай знал это на собственном опыте, но отказывался говорить о своей жене, которая ушла от него пять лет назад, забрав с собой единственное счастье, которое он когда-либо знал. Сейчас Николай гордился тем, что стал холодной бесчувственной машиной, у которой почти не осталось желаний. В этом Иван тоже винил себя.
В застывшем на экране кадре была великолепная Миранда Свит. Ее мягкие губы были приоткрыты, тонкие руки что-то показывали в воздухе. Иван точно знал, как он заставит ее заплатить за все те вещи, которые она о нем наговорила. За все те средства, которые его благотворительная организация не получила из-за ее возмутительной книги. Некоторые потенциальные дарители отказывались иметь дело с человеком, который был известен скорее как варвар, нежели филантроп.
– Хотеть можно по-разному, – спокойно сказал он.
– Проиграть тоже можно по-разному, – фыркнул Николай.
– Тебе не нужно обо мне беспокоиться, – пробурчал Иван. – Я знаю, что делаю.
Иван Коровин, разумеется, остановился в самом дорогом отеле Джорджтауна, который находился далеко от конференц-центра. Миранда уверенными шагами пересекла вестибюль и вошла в частный лифт. Даже в нем она не позволила себе проявить ни капли волнения, поскольку была уверена, что камера видеонаблюдения, установленная в лифте, передавала изображение в пентхаус Коровина. При мысли о том, что его черные глаза могут сейчас за ней наблюдать, ей стало не по себе.
Двери лифта открылись, и она очутилась в коридоре с мраморным полом и стенами, украшенными фресками. Когда двери закрылись за ее спиной, на нее вдруг нахлынули воспоминания о поцелуе Ивана, и она замерла на месте.
«Что ты здесь делаешь?» – прозвучал в ее голове тихий голосок.
У нее не было ответа. Точнее, был, но он ее не устраивал.
Она посмотрела на лифт и уже собралась его вызвать, как вдруг массивная дверь в другом конце коридора открылась, и в проеме появился высокий мужчина с суровыми, точно вырезанными из камня, чертами лица. От ледяного взгляда его голубых глаз ее бросило в дрожь, но почему-то она не отступила и никак не выдала своего волнения.
– Меня зовут Миранда…
– Я знаю, кто вы, – перебил ее мужчина. У него, как и у Ивана, был русский акцент, только его голос напоминал не бархат, а скорее, наждачную бумагу. – Я не позволил бы вам сесть в лифт, если бы не знал.
Он впустил ее в просторный номер. Его угрюмое молчание говорило о том, что он не в восторге от ее прихода. Ее волнение усиливалось с каждым шагом. Ей не следовало сюда приходить. Вряд ли Иван Коровин может сказать ей что-то важное.
Все же она продолжила идти и в конце концов оказалась в уютной гостиной, из огромных окон которой открывалась великолепная панорама города. Мрачный охранник удалился, закрыв за собой дверь.
Иван стоял у одного из окон спиной к входу. Его атлетическая фигура производила более сильное впечатление, нежели окружающая его роскошь. Он был выше и шире в плечах, чем она помнила. Опаснее. Но по какой-то причине в его присутствии она снова почувствовала себя защищенной. Это было непостижимо.