Убитые девушки

Глава одиннадцатая

Лейла, 1986

Запыхавшись от бега из конюшни в душ, а оттуда в гостиницу, Лейла обвязывает тесемки фартука вокруг талии, не сводя сердитого взгляда с шеф-повара. Его красное лицо потеет все сильнее по мере того, как множатся заказы; маленькие белые бланки трепещут под слабым дуновением вентилятора, тарелки томятся в ожидании под инфракрасными лампами. Шеф по мясу заболел, а посудомойщик в самовольной отлучке. Опять.

– Это не входит в мои обязанности, – протестует Лейла.

– И в мои, черт возьми, тоже, – огрызается шеф-повар. – Но раз этот никчемный дармоед так и не появился, кто-то должен сделать его работу. Мы же не можем здесь скопить горы грязной посуды! Прекрати нытье и принимайся за дело.

Он звонит в колокольчик:

– Персонал!

Еще одна официантка поспешно подбегает к ним.

– Вам нужно уволить этого никчемного дармоеда, – шипит Лейла, вытаскивая кастрюли, сваленные в просторную мойку, и выковыривая комочки еды в попытке очистить слив. – Я не должна этим заниматься, – повышает она голос. – Черт возьми! Я накрасила ногти!

– Что я слышу? – вопит шеф-повар, приложив к уху потную руку. – Ногти она накрасила! Нашла отговорку. А на самом деле тебе наплевать. Как и всем остальным! Здесь никому ни до чего нет дела…

Стиснув зубы, Лейла нагружает на поднос столько тарелок, сколько может уместиться, запихивает его в промышленную посудомоечную машину и, потянув за рычаг, опускает откинутый верх. Затем нажимает на кнопку, и звук воды, бомбардирующей тарелки, мгновенно заполняет кухонный закуток, заглушая чертыханья и ругательства, с помощью которых шеф-повар подгоняет помощников. У одного из них после затрещины горит ухо. Вид у парня такой, словно он вот-вот расплачется.

– В любом случае, – снова нарушает криком временное затишье шеф-повар, пока Лейла залпом опустошает стакан воды и ставит его на высокую полку, – это твой гребаный бойфренд должен находиться здесь как прикрытие, а не я.

– Он не мой бойфренд.

– Я живу в соседнем коттедже и знаю, что происходит, ты, маленькая шлюшка.

Он так шутит с ней, стараясь загладить вину, но Лейла чувствует укол раздражения. Она не хочет, чтобы ее связывали со Стивеном. Это все несерьезно. Интересно, что еще он слышит сквозь стены?

Через два часа Лейла уже вся запачкана и забрызгана, лицо пылает от безжалостного пара, грязь разъедает кожу, а сочувственные взгляды остальных официанток вызывают только злость – ни одна из них не предложила ее заменить. Когда ее отпускают – всего на десять минут, – она выходит из кухни через заднюю дверь, вдыхает аромат сосен и яростно затягивается давно желанной сигаретой.

– Все хорошо, прекрасная Лейла?

При виде Глена, вынырнувшего из-за угла в темноте, девушка улыбается и отводит от лица прядь. Бармен катит пустой бочонок. Взгляд Лейлы задерживается на его мускулах, просматривающихся сквозь белую рубашку. Девушка надувает губы: «Ну почему я такая потная, с раскрасневшимся лицом?»

– Меня заставили мыть кастрюли, – жалуется она, с удовольствием наблюдая за тем, как неловко Глен переминается с ноги на ногу.

– Я не виноват. – Его голос звучит тихо, мягко, их взгляды встречаются, и Лейла не отводит глаз, наслаждаясь эффектом, который она производит на Глена. Он подступает ближе.

– Лейла, кофе!

Голос Ирен все сразу портит. Лейла закатывает глаза, тушит сигарету о стену и бросает бычок под ноги парню. А проходя мимо, прикасается к его руке.

– Подожди.

Лейла делает вид, что не слышит Стивена. И ускоряет шаг. Гравий только громче хрустит под ногами девушки, когда она все быстрее идет к машине. В руках у нее теплый маленький пакетик с остатками еды. Шеф-повар не всегда ведет себя как самодур. Иногда он отдает ей излишки еды для родителей. Мама Лейлы разворачивает эти свертки с благоговейным трепетом, а то и с явным восторгом. И раскладывает кушанья на блюда, как в ресторане. А Лейла всякий раз при этом расстраивается, даже ощущает себя неблагодарной. Возможно, потому, что она видит их каждый день, ест регулярно, а остатки соскребает с тарелок в ведро для помоев. Она не воспринимает эту еду как нечто особенное.

– Лейла, подожди!

Стивену приходится бежать, чтобы догнать девушку. Он цепко хватает ее за руку и разворачивает к себе. Лейла чуть не падает, но парень прижимает ее к груди.

– Какого черта, Лейла? Почему ты меня игнорируешь?

– Пусти! Я тебя не видела.

Лейла трет руку. Стивен наклоняется ее поцеловать. Лейла извивается, с трудом скрывая досаду и отвращение. Иногда ей не хочется, чтобы к ней прикасались, и нет желания ни с кем разговаривать.

– Ты придешь завтра в паб? – Стивен не сводит с Лейлы взгляда. Его руки крепко держат девушку, не давая увернуться. – Я не видел тебя целую вечность.

– Ты меня видел вчерашней ночью. Всю целиком.

– Ай, я не это имел в виду. – В объятиях парня Лейле становится душно и некомфортно, и она пытается его оттолкнуть. – Ну не будь такой злюкой!

– У меня был длинный тяжелый день. Мне надо отвезти это домой. – В лихорадочном поиске отговорки Лейла вспоминает про пакет, хотя есть уже поздно и его содержимое отправится в холодильник.

– Прекрасно, – отступает Стивен, покачивая головой так, словно вообще не понимает девушку.

Лейла и сама себя не понимает.

– Стивен, не загоняйся… Я приду завтра, после ужина. Ненадолго.

В глазах парня вспыхивает надежда. Помолчав, он переспрашивает:

– Точно?

– Я же сказала, что приду.

– Значит, увидимся.

Лейла хлопает дверцей машины сильнее, чем нужно. Она знает: Стивен провожает взглядом отъезжающий автомобиль. Рука все еще болит. Но Лейла пойдет к нему завтра, потому что это лучше, чем ничего.

Ее родители оставили свет в прихожей включенным. Так всегда после вечерней смены: время позднее, ей нужно лечь и заснуть, но она изнурена и возбуждена одновременно, ноги гудят и горят. И сон придет к ней в лучшем случае через час.

Лейла закатывает рукав и осматривает руку выше локтя – синяк уже цветет и очень болит при прикосновении. Девушка сует два кусочка хлеба в тостер и в ожидании, пока тосты будут готовы, массирует стопы, поднимая поочередно каждую, растирая своды, выпуклости, выемки и сгибая пальцы.

– Тебе лучше носить обувь на плоской подошве.

От неожиданности Лейла подскакивает. Ее мать спустилась вниз в своем розовом бархатном халате, застегнутом на пуговицы до самого горла, и стоит на пороге.

– Мама! Не подкрадывайся ко мне так! Долго ты там стоишь?

Лейла незаметно опускает рукав, скрывая синие отметины на коже.

– Недолго. Тебе лучше лечь спать, если ты собираешься утром кататься верхом.

– Ага. – Выхватив тост, Лейла намазывает его маслом. – Я так и сделаю.

Джин молча смотрит на дочь, а Лейлу охватывают противоречивые чувства: ей хочется, чтобы мама осталась, и в то же время ее подмывает развернуться и выкрикнуть: «Ну, чего тебе еще?» Отложив в сторону нож, Лейла надкусывает тост. Мать сердито суетится рядом – относит нож в мойку, накрывает крышкой масленку, убирает ее в холодильник.