Хонас и розовый кит

– Чтобы получить диплом. Лишь для этого… Знание ты приобретешь из других источников, из повседневной практики,?– балабол направлял разговор в нужное русло, неизбежно подводя к моменту, когда он пригласит ее попрактиковаться к себе в контору – как словом, так и делом.

Не прошло и минуты, как Ликург предложил Сильвии стать ее наставником.

– Обожаю учить. Не пойму, почему я не университетский преподаватель… В общем, начну с тебя. В понедельник преподам тебе первый урок.

– Ликург, я бы с радостью приняла твое предложение, но не могу, потому что знаю, что будет в понедельник. Ты начнешь меня лапать.

– Ни в коем случае,?– пообещал мой друг.

– Ты наверняка попытаешься воспользоваться случаем, а я тебе отвечу хорошим пинком под зад,?– пообещала Сильвия.

– Дефицит учтивых мужчин оправдывает твою настороженность. Но не стоит обобщать, не узнав человека близко.

– Мне кажется, ты такой, как все. У тебя морда любителя гнусностей,?– заявила девушка.

– Ты совершенно права, я такой, как все,?– признался Ликург,?– но в офисе я совсем другой человек. Я не смешиваю дело с личной жизнью.

– Допустим. Но не строй иллюзий на мой счет. Если ты прикоснешься хотя бы к кончикам моих волос, я сломаю тебе ногу одним ударом,?– пригрозила Сильвия.

– Оставь в покое мои кости, не собираюсь я тебя обманывать,?– заявил Ликург с заметной дрожью в голосе.

Сильвия будет томиться в ожидании понедельника. Что за нахалка! Меня, настоящего, не в пример Ликургу, адвоката, она ни разу не просила поучить ее. А этому тупому животному, которому, кроме инстинктов, ей нечего предложить, она позволила себя обольстить.

Телефонный звонок. Хулия спешит взять трубку. В соседней комнате темно. Ее тень едва различима на стене, трубка прижата к плечу, голова наклонена, тело держит равновесие.

Через минуту она возвращается, раскрасневшись от волнения, словно неожиданно получила приятный подарок.

– Отгадайте, кто мне звонил,?– предложила она нам.

– Твой дефективный инкогнито? – ответили мы хором.

– Что он тебе сказал? – спросила Ольга.

– Так. Ерунда,?– ответила Хулия.

– Спорю, он тебе непристойности нашептывал,?– предполагает Марина.

– Нет. Он ведет себя крайне воспитанно. Подозреваю, что он семинарист.

Девушки требуют от нее повторить слово в слово все, что сказал тайный поклонник. Хулия упирается. Ее щеки разгораются все сильнее. Думаю, она не хочет ни с кем делиться услышанными откровениями. Позже, в полумраке, она насладится ими сполна, как украденным инжиром.

– Если бы мне позвонил неизвестный, я бы не стала класть трубку и быстро сообщила бы о звонке на телефонную станцию. Не доверяю я всяким неизвестным павлинам. Вероятность, что у таких не все дома, выше средней,?– заявляет рассудительная Сильвия.

– Хулия его подстрекает, потому что любит тайны. Я ее хорошо знаю. Этот тип понял, что она любопытная, и играет на ее слабости,?– говорит Ольга.

Низким голосом, с внушительной серьезностью Ликург предупреждает:

– Девочки, советую вам не подогревать интерес незнакомца. Вокруг много насилия, и нет никаких гарантий, что он безобиден. Мне надоело слушать об историях, которые начинаются как шутки и заканчиваются как трагедии.

Девушки его игнорируют. Я этому рад. Они откровенно забавляются. Выдвигают догадки, называют имена того или иного подозреваемого. Играют в охоту на бандита. И без устали смеются.

– Странно то,?– размышляет Хулия,?– что он всегда знает, куда звонить. Сегодня, например, как он узнал, что я приду сюда? Кажется, он вездесущ и изучил мои привычки.

– Неужели, зная это, ты не догадываешься, кто он? – спрашиваю я Хулию.

– А как мне понять?

– Есть только одна персона, пребывающая всюду и знающая все о наших делах.

– И кто же это сказочное существо? – удивляется Хулия.

– Бог,?– отвечаю я.

Хулия улыбается робко и застенчиво, воодушевленная и разочарованная ответом одновременно. Она купается в мужском внимании и не удивилась бы, если какой-нибудь мелкий бог, красивый, но изгнанный с небес, вздумал за ней приударить.

Глава III

Преподавать историю было делом неблагодарным. Ученицы не интересовались материями не первой свежести. Неделями я откровенно скучал. И тоска меня вконец одолела бы, не получай я время от времени – та-дам! – вознаграждение. Как, например, случилось в тот день, когда я рассказывал о борьбе Ганнибала с Римом.

Класс в плачевном состоянии. Краска на стенах вздулась от сырости, на известке грязные пятна, кирпичи трескаются из-за осадки здания, повсюду слышится шум челюстей неутомимых термитов. Представьте себе вековой склеп, и вы в некоторой степени оцените состояние помещения.

Меня глубоко впечатляет личность Ганнибала. Могучий карфагенянин, если верить историкам, «приучил тело к строгости, аппетит к умеренности, язык к тишине, а ум к беспристрастности». Ганнибал – факелоносец, принесший африканский огонь в Европу. Он перешел через Альпы, потеряв половину войска в снегах. Нанес поражение римлянам в череде боев. Ему оставалось сделать всего небольшой рывок, чтобы вдребезги разнести шумный курятник, которым был Рим, и позволить укорениться в Европе семитской культуре, загадочной и чувственной. Почему он этого не сделал? Что ему помешало? Ровным счетом ничего. Он принял необдуманное решение, откликнувшись на призыв брата о помощи. Ганнибал вернулся в Африку, оставив земли, завоеванные в десятках сражений. Какое досадное отступление!

Я старательно выговариваю названия баталий. Битва при Тицине, битва при Треббии, битва при Тразименском озере, битва при Каннах. Исподволь наблюдаю, как Ракель то рассеяно покусывает кончики волос, то подтачивает пилочкой ногти. Остальные для меня на одно лицо. Все в белой школьной форме. Будь я директором лицея, упразднил бы ее. В менее монотонном окружении преподавать было бы куда приятнее. Обилие белого опьяняет. Понятно, почему исследователи Арктики сходили с ума, скитаясь неделями по заснеженным просторам. Как хочется, чтобы среди белого вдруг появилась зелень или вспыхнули красные языки пламени.

Очевидно, меня никто не слушает. От их безразличия, никогда меня не волновавшего, сегодня мне сделалось досадно. Ведь я вкладываю душу в рассказ. Эта тема меня волнует.

Ищу взглядом Хильду, мою любимицу. Вот она, в первом ряду. Вижу на ее лице усталость, наверное, всю ночь веселилась на вечеринке. Она внимательно слушает, чему я несказанно рад. В награду я мысленно дарю ей полевой цветочек, хрупкий и скромный. Он настолько нежен, что, окажись в ее руке на самом деле, сломался бы. Идеальный подарок для чахоточной монахини.

Урок близится к концу. Осталось рассказать о развязке кампаний Ганнибала. Терпеть не могу эту часть. Опять объяснять глупое решение карфагенянина покончить с завоеваниями и вернуться домой. Слова сбились во рту и с неохотой его покидают, словно толпа, замершая в нерешительности на краю пропасти. Вдруг на ум приходит озорная мысль.

С головой погружаюсь в вымысел. Придумываю новое сражение. Пусть будет сражение при Каргафене. Ганнибал истребляет войско противника. Слоны топчут лошадей. Сто двадцать девять сенаторов, пронзенных кольями на холмах Рима. На полях сражений гниют пятьдесят тысяч трупов. Восемь тысяч патрицианок выданы замуж за карфагенских солдат. Семитская кровь смешалась с римской. Ганнибал – правитель Апеннинского полуострова. Волны африканской страсти и любовного безумия оживляют землю стоических латинян.

Хильда слушает с открытым ртом. Она понимает, что я все выдумал, и, в отличие от одноклассниц, подозревает: учитель сошел с ума. Я заговорщически ей подмигиваю, и теперь до нее доходит. Хильда умна и в то же время является обладательницей роскошного зада. Мне никак не удается свести в одну картинку оба этих качества: сексуальность и интеллект. Стоит сосредоточиться на уме, как из вида исчезает тело: смышленое личико с богатой мимикой парит в пустоте. И наоборот: глядя на ее прелести, я забываю о богатстве нейронов в ее голове и готов уткнуться в нее носом, как кобель в течную сучку.

Звенит звонок. Довольно углубляться в тему. Однако я покидаю класс с ощущением, будто что-то упустил. Я забыл поделиться с ними личным опытом. Разочарованием, которое испытал один мальчик, посмотрев двадцать лет назад фильм под названием «Ганнибал». Его огорчил финал. Паренек вышел из кинотеатра совершенно расстроенным. И вот сегодня этот молокосос возник в классе, вскочил на слона и увлек своего героя в сердце Римской империи.

Так он принял участие в великом сражении. Единственном, выигранном за всю свою жизнь.

На перемене Хильда подходит ко мне. Она обсасывает шоколадное мороженое на палочке, держа его на расстоянии, чтобы не запачкать школьную форму. Она говорит:

– Офигеть, учитель, такого про Ганнибала я раньше не слышала… Урок мне очень понравился. В какой книжке вы нашли эту историю?

– Ни в какой, ты же знаешь… Это была проверка. Ты единственная, кто это понял. Еще раз убедился в безразличии твоих одноклассниц. Они примут на веру бред первого встречного, заявившегося сюда. Только представь себе политические последствия такого отношения к делу.

Зря я выдумал оправдание. Пару минут назад я прогуливался по дворику лицея победителем, неуязвимым в схватке и исполненным собственного величия, словно был верхом на белом карфагенском слоне. Оправдавшись перед Хильдой, я свалился с него и теперь был достоин только плешивого мула. Почему я честно не признался ей, что придумал историю, чтобы повеселиться и заодно отыграться за прежние поражения?

Возможностей толковать историю на свой лад у меня впереди предостаточно. Но мои вымыслы уже не будут так вдохновенны. Я, конечно же, еще не раз поддамся искушению дать волю фантазии. Найдутся и те, кто будет благодарен мне за фальсификацию событий. Вспомним хотя бы о миллионах людей, которые в XIX веке боготворили Наполеона, ликовали, глядя, как перед ним склоняла головы европейская знать. Наполеон был великим героем XIX века, и с его поражением рухнули мечты определенной мятежной части человечества. Пусть невзгоды сломили его, но это не значит, что каждый год, в каждом классе, в каждой школе мы должны пересказывать историю его поражения. Ради собственного достоинства нам следовало бы превратить его в фантастического героя вроде Супермена.