Младенец Фрей

Л. долго не мог понять, но, когда понял, глядя на Дмитрия Ильича, промычал слово «убить». Или «убил».

– Вы говорите о самоубийстве? – спросил Дмитрий Ильич.

– Вот именно.

Л. показал бровями, что удивлен, и Дмитрий Ильич истолковал его вопрос так:

– Почему вы изменили свое мнение? Вы ведь были резко против самоубийства?

– Я думаю, товарищ Л., – сказал тогда Сталин, обращаясь к умирающему, – что этим я выражаю вашу волю. Я ведь человек и должен помогать другим людям.

– Ни я, ни мой брат, – сказал мне тогда Дмитрий Ильич, – не поверили Сталину. Я чувствовал, как брат старается сжать пальцами мою руку, лежавшую на его кисти, и взялся истолковать невысказанные мысли Володи. Я сказал Сталину:

«Брат просит оставить привезенное с собой». – «Почему он думает… почему вы думаете, что я привез это с собой?» – «Это понятно», – сказал я.

Сталину не понравились мои слова, но он вынул из кармана и передал мне пакетик. И сказал, что это – цианистый калий.

– И тогда я увидел, что мой брат улыбается. И я понял почему. Теперь у него есть целых три пакета с ядом. Три смерти ждут его, не говоря об обыкновенной… Сталин ушел, недовольный мной и братом. Ему казалось, что его дурачат. Но он не понимал – истолковываю ли я Володю, понимаю его или придумываю от своего имени, тогда как Володя – не более как бессмысленное растение.

– Но почему вдруг Сталин привез яд? – спросил я. – Значит, ему нужен мертвый Л.?

– Почти правильно, – ответил Дмитрий Ильич, не удивившись моей излишней смелости. Даже в те годы рассуждать так с малознакомыми людьми было не принято.

Но, оказавши раз доверие, Дмитрий Ильич как бы позволил мне задавать такие вопросы.

– Раньше он отказывался даже обсуждать эту проблему, – сказал Дмитрий Ильич. – Я думаю, потому что ему нужен был живой, но беспомощный Ленин. Лучший ученик, верный последователь, замечательный организатор – я наслышался этих слов даже здесь. Да и брат полагал, что Сталин оставлен им в роли цепного пса, пока хозяин отлучился. Но цепной пес стал показывать нрав. Брат обсуждал с ним проблему ухода из этого мира – Сталин избегал этого разговора. Как только Володя умрет… – Дмитрий Ильич остановился, прислушиваясь, но в особняке было очень тихо – тревожной тишиной ночного бодрствования. – Как только Володя умрет, Сталину придется отстаивать свое место против сильных ветеранов. А по уму, способностям, силе воли он им не чета…

Как тогда ошибался Дмитрий Ильич! Впрочем, ошибались все. И даже те самые сильные ветераны.

– Так что же случилось?

– А то, что Володя понял опасность. Опасность, исходящую от Сталина, для партии, для всей страны, для мирового коммунизма. Он понял наконец, что Сталин вовсе не коммунист, а политический интриган, рвущийся к власти. И после инцидента с Надюшей Л. перешел в наступление.

– Союз хозяина и цепного пса распался? – неосторожно спросил я. Дмитрий Ильич поморщился; при свете настольной лампы мне было видно, как неприятно ему было слушать эти мальчишеские слова, причем виной тому был он сам – он произнес их первым.

– Простите, – сказал я.

– Ничего, – ответил Дмитрий Ильич. – Накурил он здесь – за два дня не выветришь… Последние шаги брата были направлены против Сталина. И тот должен понимать, что если Володя пошел в крестовый поход, то остановить его может только смерть. И тут Сталин вспомнил о просьбе Володи – когда станет совсем плохо, дать ему яд. Смотрите, Сергей Борисович, с какой скоростью он действовал: не прошло трех часов, как уехал профессор Авербах…