Вид на битву с высоты

– Жалко, – сказала Рита. – У меня парень был, давно еще, в юности, он в баскет играл. Гоша Арзуманян.

– Я не возражаю, – повторил я.

– Ну я пошла, – сказала Рита. – Мне на работу пора. Вы сами за собой ухаживайте.

– Что-то рано у вас работа начинается, – сказал я.

– Какая есть.

Она сняла с вешалки куртку из искусственной кожи. Накинула ее и ушла, больше не сказав ни слова.

Она как раз вышла из подъезда и обернулась. Увидела меня в окне и подняла руку, прощаясь.

Из ванной вышел Аркадий. Он был аккуратно причесан, побрит, в чистой рубашке. С отвращением поглядел на стол. Говоря со мной, он принялся убирать посуду со стола и складывать в мойку, а бутылки, консервные банки, пустые баллоны из-под пепси кидал в ведро.

– Чего им надо? – спросил Аркадий. – Мне сказали – приедет человек. Братишка. Но больше ни слова – конспираторы.

– Я хочу пожить у вас немного.

– Где здесь жить? Они что, забыли, что у нас одна комната?

– Я ваш двоюродный брат, – сказал я.

– Знаю, мне сообщили. Когда мать дома, я на раскладушке сплю.

– Тогда давайте подумаем, – сказал я, – как нам лучше поступить. Ведь если я стану устраиваться в гостиницу, об этом все узнают. Это странно – приехал к брату, живет в гостинице.

– Да, неестественно.

– Я не хочу, чтобы все сорвалось из-за пустяка. И может быть, будем привыкать обращаться друг к другу на «ты»? А то еще глупее будет.

– Хорошо, значит, ты – Гарик?

– Да, Гарик, сын тети Зины.

– Хорошо, что мои в деревне.

– Иначе дядя Миша придумал бы другую версию, – предположил я.

– А ты надолго?

– По расчетам дяди Миши – на две недели.

– Я с Риткой поговорю, – сказал Аркадий. – Может, я у нее эти дни поживу. Перекантуюсь как-нибудь.

– Как знаешь. Мне нужно только, чтобы мой приезд и моя встреча с тобой ни у кого, ни у одной живой души не вызвали подозрений.

– А кого опасаешься?

– Не знаю – значит, всех.

– А что я о тебе знаю?

На столе было чисто, Аркадий вытер пластик мокрой тряпкой, поставил чайник, вымытые чашки, достал с полки завернутый в пластиковый мешок батон и порезал его на тарелку.

– Ты голодный? – спросил он, не дав мне ответить на предыдущий вопрос.

– Спасибо, не голодный.

– Сейчас скажешь, что в поезде тебе завтрак давали.

– Я из дома взял, – соврал я.

Аркадий открыл масленку, порезал колбасы.

– Ладно, рассказывай теперь, что я о тебе должен знать. А то получается, как в шпионском романе. Ты обо мне знаешь все, а я – ничего.

– Меньше будешь знать, меньше проболтаешься, – нетактично ответил я.

– Так дело не пойдет, – сказал Аркадий. Он ждал, что отступлю, иначе получалось как-то не по-людски.

Лицо у него было нерусское: большой хрящеватый, туго обтянутый кожей нос, острые скулы, глаза в глубоких впадинах, под черными бровями. Такое лицо обычнее встретить где-то в Испании. Недоброе лицо, но красивое.

– Я вкратце расскажу? – спросил я.

– Только вкратце. А то я из-за тебя не выспался. – Все ему было неладно.

Я рассказал о том, как было уговорено с дядей Мишей. Здесь слово «полковник» забылось – осталось «дядя».

– Мне нужно будет познакомиться с ребятами, которые служили в Чечне. Афганцы тоже подойдут, но они для меня староваты. У вас есть отделение «Союза ветеранов – XX век»?

– Я от этого далек, – сказал он. – Я не служил.

– Ты не слыхал – среди твоих знакомых никто в Абхазии не бывал?

– Ты имеешь в виду отдых или что?

– Нет, войну.

– А чего там делать?

– Некоторые воевали. Как наемники.

– Дурачье везде найдется.

– Значит, не знаешь?

– У нас один парень на фабрике в Приднестровье воевал. Только за кого – не знаю. Он себя казаком называет.