Гений из Гусляра (сборник)

– Я в гости пришел, костюм надел, – признался Погосян, – сижу за столом, культурно. Никто на меня внимания не обращает. Только в рюмку налили. Потом Джуликадзе, уважаемый человек, тамада, говорит тост за здоровье уважаемого директора рынка товарища-господина Попийвода. Все, конечно, выпивают, а я не выпиваю.

– Почему? – спросил Минц, протягивая гостю лекарство.

– Потому что не хочется, – признался Погосян. – Кушать зверски хочется, а пить не хочется. Я покушал немножко, а тут второй тост за хозяйку дома. Я кушать хочу, а пить не могу. Кушаю, а люди на меня смотрят очень подозрительно. А уважаемый товарищ Джуликадзе громко говорит: «Был один французский человек граф Монте-Кристо, он в дом приходил к кровникам, ничего не пил, только кушал. А потом мстил. Скажите мне, почему этот самый Погосян хочет мстить нашему товарищу-господину Попийвода?!»

– И что же?

– Потом меня бить стали, – закончил Погосян.

Лекарство на буквы «у» и «ц» уже помогало. Царапины и ушибы исчезали с кожи.

– Дорогой Погосян, – вежливо сказал Минц. – Вы не будете любезны показать мне на полке, какую бутылочку брали и пили из нее капли?

– Какую сказал, из такой и пил, – ответил Погосян.

Но поднялся, кряхтя, подошел к полке, взял с нее бутылочку и показал профессору.

– Эх, это я виноват! – сказал профессор. – Вкупе с отечественной системой образования. Плохо мы учимся в школе, ой как плохо! Признайся, на какую букву начинается слово «ожирение»?!

– Ясно на какую! – обиделся недоверию Погосян. – На букву «а»!

– Вот именно. – Минц отобрал у Погосяна бутылочку с лекарством от болезней на букву «а». – Тебя мы вылечили от алкоголизма. Ты теперь никогда пить не захочешь.

– Ай-ай-ай! – завопил несчастный Погосян. – А как же презентации? А как же общественная деятельность?

Смерть в зеркале

Третье из неудачных изобретений Минца было связано со стариком Ложкиным, человеком вздорным и пожилым.

Хоть и не хотелось Ложкину идти к Минцу на поклон, ввиду того, что Минц был лицом еврейской национальности, почти чеченом, но склероз замучил. Старуха смеялась и издевалась, пенсионеры не брали в лото играть, да и сам чувствовал, что теряет хватку. А Ложкин занимался общественной и непримиримой политической деятельностью. Ему была нужна память.

Так он и заявил Минцу. Со всей прямотой.

Минц сказал:

– Любопытно. А вы не пробовали записную книжку завести?

– Пробовал, три раза в автобусе забывал, остальные разы дома или на скамейке.

– Значит, вам нужно такое напоминание, которое нельзя забыть?

– Ну хоть разовое! – взмолился Ложкин. – Чтобы я из дома когда ухожу, вспомнил, куда ухожу.

– Это можно сделать, – ответил Минц. – Я завтра к вам зайду.

Когда Минц назавтра зашел, Ложкин не сразу вспомнил, зачем это лицо к нему явилось, и сначала решил, что Минц пришел сдаваться. Минц напомнил, Ложкин смутился.

– Покажите, – попросил Лев Христофорович, – как вы покидаете квартиру.

– А просто, – ответил Ложкин. – Галоши надеваю, причесываюсь перед зеркалом…

– Всегда?

– А как же непричесанным на улицу выйдешь?

– Замечательно. На это я и рассчитывал. – Минц достал из кармана тюбик и тряпицу. Выжал из тюбика немного мази.

На голоса вышла Матрена Ложкина. Спросила, чего мужики расшумелись.

– Сейчас я сделаю для вашего супруга антисклерозник, – сказал Минц. – Но нам нужна ваша помощь. Это зеркало будет теперь работать по принципу записной книжки. Вечером или с утра, неважно когда, вы этому зеркалу будете сообщать, куда вашему супругу надо идти, с кем встречаться. А когда он будет перед зеркалом причесываться на предмет ухода из дома, лицо, к которому он идет, будет появляться в зеркале и сообщать… Впрочем, к чему лишние слова! Смотрите.

Минц смазал из тюбика большое зеркало и сказал:

– Сегодня Ложкин должен пойти в универмаг и купить пасту.

– Зачем мне паста? – рассердился Ложкин.

– Это условность, – сообразила его жена. – Ты иди, иди к зеркалу, проверять будем.

Ложкин подошел к зеркалу, автоматически вынул расческу и стал приводить в порядок редкую седую поросль. И тут же в зеркале возникло, как живое, изображение Ванды Казимировны из универмага, которая сказала: «Ждем, ждем, паста «Сигнал» уже приготовлена».

– Ясно? – спросил Минц. Он спрятал тюбик и ушел.

Два дня жизнь Ложкиных протекала спокойно. По сведениям, сообщенным Матреной, Ложкин стал другим человеком. Никуда без совета с зеркалом не выходил. Матрена лишь боялась, что мазь кончится, но Минц обещал, что мазь стойкая.

На третий день случилась беда.

Минц возвращался домой и увидел у подъезда «Скорую помощь». Оказалось, она приехала к Ложкину. Ложкина вынесли из дома на носилках, при виде Минца он принялся ругаться, отчего Минц понял, что жизнь Ложкина вне опасности.

Профессор поднялся к Матрене Ложкиной. И первое, что он увидел – из зеркала на него таращилось страшненькое изображение смерти с косой в руке.

– Что? Почему? Откуда? – накинулся перепуганный Минц на Матрену.

– Сам ее и спрашивай! – гневно ответила Матрена.

Смерть в зеркале повторяла, словно испорченная пластинка:

– Жду тебя в три, Николай Ложкин. Не забудь, Николай Ложкин!

Минц присмотрелся к смерти и крикнул:

– Сними маску, глупец!

Смерть послушно сняла маску. Под маской было молодое, прыщавое, розовое лицо Раечки, воспитательницы детского садика.

– Куда вы его ждете? – грозно спросил Минц.

– На репетицию детского утренника, – ответила Раечка. – По мотивам сказок. Он у нас обещал консультантом быть.