Заметки про Катюлика

Проблема – в данный момент жизни – заключается в том, что Катюлик чешется. Летом у нее болела голова и планета была не та, а сейчас она чешется. Зато голова при этом не болит. Как сказала мама – «когда у Катюлика была обварена нога, больше у нее не болело ничего. Только нога». И это было хорошо, если слово "хорошо" вообще применимо к данной ситуации.

Я была у Катюлика в пятницу. Катюлик вяло почесывалась и беспрерывно на это жаловалась.

– Ну скажи мне, Кира, ты ведь тоже чешешься? Вот КАК ты чешешься?

– Дорогая Катюлик, – ответствовала я как человек, страдающий экземой, – я чешусь до крови. Если чё.

А Катюлик почесывается так… вяло. То там, то тут.

– Ну вот посмотри! – говорит она. – Вот тут и тут! – и я смотрю. И не вижу ничего. Во вторник, слава Богу, она пойдет наконец к своему вернувшемуся дерматологу. Но дерматолог не лечит тараканов в голове.

Сегодня звонит мне мама. Спрашивает, звонила ли я Катюлику.

– Еще нет, – отвечаю я.

– Я не могу до нее дозвониться!!! – меня начинает потряхивать, но спокойным голосом – телефон все же великое изобретение человечества – я спрашиваю:

– А когда ты ей звонила?

– В пять часов, – отвечает мама.

– Сейчас – половина седьмого. Катюлик пошла в магазин и забыла взять телефон, – говорю я.

– Я уже позвонила соседке, она сходила к Катюлику, никто не открывает дверь, и счетчик не крутится!!!

– Катюлик пошла в магазин и забыла взять телефон. Наверное, она пошла с Галей, или с Надей, погуляет – и вернется. Ты рано дергаешься. Ну хочешь, я дам тебе телефон Гали?

Созваниваемся через пять минут.

– Галя сегодня Катюлика не видела!!!! – вопит мама.

– Катюлик пошла в магазин, – я продолжаю тупо гнуть свою линию. – Беспокоиться надо начинать часов в девять. Магазины закроются в восемь… к девяти она дойдет до дома… – говорю я спокойно, а в голове понятно что. Воображение мое богато не в меру.

Через полчаса Катюлик возникла дома и позвонила маме. Мама, трясясь, позвонила мне. Еще через час, собравшись с силами, я позвонила Катюлику и выяснила, что она ходила в магазин – ну туда, к рынку. И купила эту… ну ты знаешь… рыбу, которую мы с тобой ели. Такой больше нигде нет! – а потом она зашла еще куда-то. Я уже не помню, куда. Потому что руки у меня трясутся до сих пор.

***

Когда мне было лет десять, я первый раз поехала во Псков с бабушкой (Катюликом, да) и Дедуликом. Почему-то до поездки во Псков я с Дедуликом особо не общалась и называла его Олегом Николаевичем, поэтому в то время он был для меня совершенно чужой человек.

И вот мы поехали. На электричке до Луги, а потом на рабочем поезде до Пскова. Приехали на вокзал, потом доехали до дома… У Дедулика была квартира во Пскове. Шикарная двухкомнатная квартира. В центре города, на Октябрьском бульваре. До этого момента я никогда там не была. Длинный коридор, узкая длинная кухня с небольшим окном в торце, в ванной – титан, который никто никогда не топил, большая светлая комната с огроменным зеркалом – под потолок. Зеркало и сейчас стоит у Катюлика и всякий раз поражает меня своими размерами, лепниной по верху и туалетным столиком на кривых лапах. И маленькая комната – ты будешь жить тут, Кира.

Я зашла в маленькую комнату… и увидела его. Шкаф. Нечто страшное, темное, чужеродное и огромное. Когда я читаю Стивена Кинга, я снова ловлю это ощущение ужаса. Потому что только Кинг знает о детях и их страхах все. Шкаф был живым. Инопланетным и жутким. Он занимал полкомнаты, и я могла влезть в него целиком. Если бы захотела. Но делать этого почему-то не хотелось – а хотелось немедленно завизжать и убежать. Потому что спать – и даже просто находиться – со Шкафом в одной комнате было категорически невозможно.

Кричать и визжать было бесполезно, я это прекрасно понимала. Мама – в Ленинграде, я – во Пскове, и никто меня обратно не отправит. В любом случае – хошь – не хошь, но хотя бы одну ночь в комнате со Шкафом придется провести. Потому что больше спать просто негде.

Тогда я села на кровать, внимательно посмотрела на Шкаф и сказала себе: Он – добрый. Посмотрела на темное дерево, из которого он был сделан. Он добрый. Посмотрела на листики, завитушки и розочки. Он – добрый. Громадный страшный заколдованный принц. Или чудовище из «Аленького цветочка». Его просто превратили. Но внутри – он добрый и хороший. И снаружи – тоже.

Я не помню, сколько времени мне понадобилось. Но я подружилась со шкафом 

.

***

Вчера звоню Катюлику. Спрашиваю, как дела. Катюлик после препарата, прописанного доброй тетей-невропатологом/психиатром, заметно повеселела.

– Ёлку собираюсь разбирать, – говорит Катюлик.

– Правильно, – отвечаю я. – Новый год уж когда был.

– Ну вот стемнеет – и начну, – говорит Катюлик.

– А зачем тебе темноты ждать? – задаю я невинный, но глупый вопрос.

– А потому что когда стемнеет, я елку с балкона выкину. – Я начинаю орать, что нормальные люди так не делают.

– А что такое? – спрашивает Катюлик. – Она же маленькая! Хи-хи!

Веселится. Разумным доводам не внемлет.

***

Ездила я в пятницу в Катюлику. Если честно – просто сбежала под предлогом помощи, потому что в субботу намечался сбор родственников. Помощь моя в пятницу по приезде заключалась в следующем: я приехала, поела вкусное поджаренное Катюликом мясо, салат из огурчиков-помидорчиков, чай с тортиком и села смотреть телевизор. "Поле чудес", "Давай поженимся" и концерт с Пугачихой. Мы с Катюликом живо обсудили Якубовича, Гузееву, всех невест на передаче и всех, поющих на концерте. Филю, Кристину, личную жизнь Аллы Борисовны, а также мастерство исполнителей.

Я сидела перед телевизором и вспоминала, как сбегала к Катюлику в Пушкин. Всякий раз – на каникулах, иногда на выходные. Просто отдохнуть, отъесться и посидеть перед телевизором с Дедуликом. Когда я была поменьше, понятно, что меня отвозила мама. У меня была в Пушкине подруга, с которой мы вместе ходили гулять и пускали по весне кораблики по Детскосельскому бульвару. Очень удобно: улица идет под уклон, и ручейки были роскошные – бурные, широкие, с водоворотами и загибами. Летом мы купались в бассейне, который был во дворе. Я загорала у Катюлика на балконе, усаженном цветами. Мы ходили по вечерам собирать цветы в поля. Купальницы весной, ромашки и колокольчики летом. Просто вечерняя прогулка в закатном солнце. Когда Катюлик с Дедуликом уезжали во Псков, а я туда уже не ездила, среди семейства было принято уехать "пожить в Пушкине пару дней". Или недельку. Такое место отдохновения.