Свои и чужие

Инна выглянула с кухни с туркой в руке, посмотрела на гостя и хмыкнула.

– Почему именно здесь? – Феликс открыл одну из сумок: как удачно, что не отнёс наверх, и достал оттуда свой спортивный костюм. Отлично. Потом ещё обуться, и совсем хорошо будет. Правильно.

– Вы думаете, я сумасшедший, да? Ох, чёрт… А что обо мне ещё можно подумать. Давайте я начну с начала. Меня зовут Максим Раковский. Максим Сергеевич, но мы же почти ровесники… Да, и давайте на «ты».

– Феликс. Давайте, – застёгивая куртку, откликнулся тот.

– Инна, – крикнула с кухни жена. – Сахар класть?

– Сахар? – на секунду сбился Раковский. – Ах да, сахар… Да. Две ложки. Молока ни в коем случае не надо.

– Вы нас держите за извращенцев? – пробурчала Инна. – В смысле, ты. Держишь. В кофе и сахар не очень нужен, а уж молоко…

Она громко и презрительно фыркнула. Слышно было, что мысль её обидела. Или так только показалось.

– Так вот, – благодарно кивнув, продолжал Раковский, помешивая сахар. Ложечка громко позвякивала о край кружки, он явно был всё ещё не в себе. – Я вообще-то программист. Да. У меня в Москве своя фирма, бизнес, тридцать человек в штате… Отличный кофе! И я написал программу, вон она сейчас в планшете крутится. Интернет здесь поганый, но мне хватает. Главное – геопозиционирование. И фазы Луны, конечно. Плюс синтетический анализ данных из новостных сайтов. Сеть мне очень помогает, очень! Но точность, конечно, страдает. Увы…

Феликс обулся наконец в кеды и почувствовал себя готовым к интеллектуальному общению:

– Если честно, пока ничего не понятно.

– Ты будешь кофе, любимый? – уточнила Инна. Она принесла лёгкое плетёное кресло с кухни и сейчас устроилась со всем возможным комфортом. Чашку кофе она поставила на журнальный столик – как раз между собой и сидящим на диване программистом. Если он, конечно, не врал о своей профессии.

Пока было похоже, что перед ними бежавший пациент одной из местных психбольниц.

– Нет, родная. На ночь не стоит, – ответил Феликс. И принёс себе второе кресло. – С моим-то давлением…

– Надо начать с детства, – ставя полупустую чашку на столик, сказал Раковский. – Тут не очень далеко, в предгорьях, в восемьдесят восьмом году был пансионат. Санаторий. «Лесная шишка» или «Горная сказка», я уже не помню. Мы отдыхали здесь с родителями. Однажды я заблудился в лесу… Вы пока не ходили? Здесь очень легко заблудиться.

– Только приехали, – сухо ответила Инна. Она пила кофе мелкими, воробьиными глотками, часто ставя чашку на место, а потом, словно спохватившись, беря её снова.

– Тогда ещё успеете… Хотя, нет, не надо! Конечно же, я не то хотел сказать. Подумаете, что я вам желаю…

Теперь Раковский выглядел почти нормально.

Отмыть, побрить и причесать бы не помешало, но на откровенного психа он стал почти не похож. Успокоился и продолжал, не заметив тревожного взгляда, которым обменялись Феликс с женой: подмышкой расстёгнутой джинсовки они оба увидели рубчатую рукоятку пистолета. Скрытая кобура, так кажется, называлась эта конструкция, для полицейских и телохранителей.

Пистолет им активно не понравился.

Он навевал мысли, далёкие от мирного отдыха в уединённом домике посреди леса у подножия гор. От него пахло насилием и нарушением законов.

Феликс извинился перед гостем – буквально на секунду, погодите рассказывать! – и поднялся на второй этаж, прихватив с тумбочки связку ключей от машины и кошелёк. Потом подумал и рассовал по карманам телефоны и документы – свои и Инны.

– Продолжайте, мы вас внимательно…

Раковский, судя по всему, даже не заметил его отлучки. Решительно, как водку, выплеснул в рот остатки кофе из чашки, едва не подавившись гущей, и торопливо рассказывал дальше:

– …в лесу, да. Мне было десять лет, это не тот возраст, в котором верят в сказки. Или придумывают невесть что. Обычный городской мальчишка, москвич. Ну, вы понимаете! Боялся просто наткнуться на медведя, они водятся в этих местах. Мало, но до сих пор есть. Сейчас, наверное, даже больше. А пансионат теперь заброшен, представляете? Я ездил туда пять лет назад. Руины, всё поросло какими-то лианами, травой. У главного корпуса крыша провалилась, а столовую сожгли. Наверное, бродяги забредали, ну и не уследили за костром. И название, большие такие буквы, железные, вместе с воротами украл кто-то, я теперь и не вспомню название…

– При чём здесь инопланетяне? – ровно спросила Инна.

С институтского курса психиатрии с ненормальными она не общалась, но помнила, что раздражать их не следует. По крайней мере, неадекватного с пистолетом – точно.

– А, да! Так вот. Меня в лесу нашли какие-то люди. Я тогда думал, что они люди, но потом они привели меня в деревню. Странно так разговаривали, будто слова путали. Всё правильно говорят, но не в том порядке. Привели и стали… Развлекать, что ли. Наверное. Или учить. Я, если честно, не очень помню причину, почему… Но зато отлично помню, что была ночь. Они собрались вокруг меня в самом большом доме. Избе. Не знаю, как правильно называть. Сакля? Хасбулат удалой, песня такая… Да. Пусть в сакле. Собрались и молчали, а я видел их историю. Не слышал, а именно видел – как они прилетели со звёзд в огромном радужном шаре. Такой, знаете, как мыльный пузырь, но очень прочный, там помещалось больше сотни этих… тарцетлан. Они так называли себя – тарцетлане.

– Скажите, уважаемый Максим… Сергеевич, а ты не обращался…

– К психиатру? – подхватил Раковский. – Обязательно! Раз в году проверяюсь. Совершенно нормален. Повышенная возбудимость и там что-то с рефлексами, но в целом в пределах нормы. У меня и права есть, и разрешение…

Он запнулся, но продолжил:

– Женат. Двое детей, погодки. Да вы не волнуйтесь, я не псих! И это всё правда было. И тарцетлане, и их деревня. И история. Только они мне её полностью не показали – отец поднял на уши весь пансионат, те вызвали милицию. А милиция меня как раз и нашла. Представляете, как было обидно? Посреди такой потрясающей истории – только начали рассказывать о своей звезде, ярко-голубом Тарцете! – в деревню въезжает «уазик». Да, посреди ночи, синие эти ведёрки на крыше мигают. Так убого выглядело по сравнению с картинками из космоса, плоско, скучно. Такой контраст, вы бы знали… И меня милиционерам отдали, конечно. Они же, тарцетлане, меня не похищали, я сам пришёл. Они не злые. А деревни нет на карте. Я потом ездил туда, узнавал. Пастушьи хижины, горы. И не было, говорят, никогда.

Инна допила кофе и глянула на мужа. Тот незаметно махнул головой в сторону машины, жена еле-еле кивнула.

– Прошло столько времени, а я их ищу. Программу вот написал. Смешно, конечно, но она должна сработать. Обязана! Погрешность в расстоянии большая, я так думаю, километров десять-пятнадцать. Или меньше. Планшет вон на вашу фазенду показал, я и обрадовался.

Феликс поднялся и, на этот раз ничего не говоря, вышел из домика, не запирая за собой дверь. Подошёл к машине, прислушался. Потом очень осторожно открыл дверь и сел за руль. Двигатель почти не остыл, поэтому завёлся ровно и тихо. Вряд ли увлечённый своим рассказом гость что-то заметит – вон он увлечённо бормочет что-то под односложные ответы Инны.

Феликс подал немного назад, развернулся и подъехал к крыльцу домика, перегнулся через пассажирское сидение и открыл дверь изнутри.

Бормотание стихло, потом из двери домика спокойно и неторопливо вышла Инна. Села, негромко хлопнула дверью, а потом уже Феликс на второй передаче с перегазовкой стартовал с места. Мелькнула стена сарая, потом выезд на грунтовку, которая вела к домику. Только теперь, слыша позади крики программиста, Феликс позволил себе зажечь фары и резко свернул за поворот.

В зеркале заднего вида мелькнула фигура Раковского на крыльце с поднятым над головой планшетом. Потом пропала за деревьями. Пистолета в руках не было.

Как бы быстро ночной гость ни бегал, сто десять лошадей под одним капотом ему не обогнать. Впрочем, он может попытаться, но…

– Домой, дорогой? Жалко всё бросать здесь, – ровно сказала Инна. – Столько вещей привезли. И мясо осталось на кухне.

– Конечно, нет, любимая. До городка… Забыл, как он называется? Заявить в полицию на этого господина и вернуться с патрульными. Так велит закон. Вряд ли этот тип расхаживает с оружием просто так.

Феликс свернул влево. Ночью, в искусственном свете, дорога казалась совершенно незнакомой, словно он и не проезжал здесь четыре часа назад. К тому же новая фара светила более ярко, отчего вся картинка в лобовом стекле казалась кадрами из дешёвого хоррора: мелькание стволов деревьев, кусты, две заросшие травой колеи, прогалины неба с крупными каплями звёзд. Скорость не прибавить, сплошные повороты. Так и тащились потихоньку.

– Ты правильно едешь? – забеспокоилась Инна минут через десять. Дорога уже должна была стать шире, а перед ними так и вилась узкая нитка между деревьями. К тому же на подъём пошла, в горку.

– Не знаю, – растерянно ответил Феликс далеко не сразу. – Но я тут не развернусь. Застрянем. Давай доедем до широкого места, а там разберёмся.

Удобным для разворота местом оказалась площадка перед уходящими влево небольшими домами. Мало где горел свет, но деревня явно была жилая.

Феликс проехал чуть дальше, собираясь разворачиваться, но двигатель заглох. Не было ни неприятных рывков, ни чихания, как от плохого бензина, знакомых почти каждому водителю. Просто вот ещё секунду назад тихо, но ровно стучали поршни в цилиндрах, а потом – раз! – и машина покатилась беззвучно, теряя скорость. В открытые окна стало слышно ровное стрекотание цикад, десятки, сотни.

Ночной южный концерт, которого не услыхать в холодных краях, где и одиночный кузнечик за счастье.

– Что-то сломалось, – без эмоций сказал Феликс, тормозя.

Машина чуть не уткнулась в невысокий забор, но он успел её остановить. С хрустом потянул ручник и отпустил педали, откинувшись на сидении. Инна так же спокойно сидела рядом, не задавая вопросов. Водила она не хуже и не меньше мужа, чтобы понимать: приехали.

– Могла клемма соскочить, – задумчиво сказал Феликс. Ему хотелось спокойно спать в домике, а не устраивать ночные гонки по лесу. – Тогда починю. Но мало ли… Машина-то действительно старая. Ты права, любимая, вернёмся – надо будет подумать о другой.