Невешайнос и перстень Звездочёта

– Тул, сынок, держись!

Старый волк, услышав голоса, тут же метнулся в чащу леса. Волчица и остальные волки – тоже. Тул медленно сполз с дерева навстречу Клему, Геллону, Эму и Верному. Дядя был с мушкетом, из ствола которого ещё шёл дымок, и саблей набоку, остальные с арбалетами.

Рана Тула оказалась довольно серьёзной. Чтобы оторвать намертво вцепившегося волка, пришлось разжимать его зубы ножом. Кусок мяса, вырванный из-под лопатки Тула, болтался на лоскутке кожи. Рану тут же перевязали. От пережитого волнения и большой потери крови Тула била лихорадка, сил, чтобы идти, не было. Решили сделать для него носилки. Пока Клем с Геллоном их делали, Эм притащил убитого отцом волка и сложил вместе с двумя, убитыми Тулом.

– Что будем делать с ними? – спросил Клем. – Надо бы шкуру снять, они уже, я смотрю, вылиняли. Зима, наверное, будет ранней. Донесёте вдвоём Тула?

– Донести-то донесём, – ответил Геллон, – да тебе нельзя оставаться одному, волки могут назад вернуться, их ведь четверо осталось, а ты один.

– А нас тоже четверо. – возразил Клем, – я, Верный, мушкет и сабля.

– Ну из мушкета ты в лучшем случае подстрелишь одного, а больше не успеешь, очень уж долго его заряжать, – не согласился с другом Геллон. – Плюнь ты на этих волков и пошли домой. А то Тул кровью истечёт.

Тут уж вмешался раненый:

– Жалко бросать такие шкуры. Давайте я пока полежу, только дайте мне попить, а вы все возьмитесь снимать шкуры. А рану мне завязали хорошо. Я чувствую, что кровь больше не течёт.

Действительно, всем и особенно Тулу, было жалко бросать шкуры волков, а отложить это дело было нельзя: в воздухе над местом побоища, предвкушая поживу, же кружились десятки ворон и с каждой минутой их становилось всё больше. Брось убитых волков без присмотра, и через несколько часов от них останутся одни кости.

Тула положили в тень на носилках, дали ему кусок копчёной утки, лепёшку, а все здоровые занялись снятием шкур. Быстрее всех, конечно, с этим делом справился Геллон. Ему часто приходилось снимать шкуры с животных, убитых на королевской охоте. Он помог Эму, который почти не имел навыков в этом деле.

Не прошло и часа, как всё было закончено. Шкуры увязали в узел и отправились в путь.

С носилками по болоту, хотя и изрядно подсохшему за жаркое сухое лето, идти было трудно, да и опасно, поэтому пошли по обходной дороге, по которой два года назад Клем вёл тилюдовцев.

Идти по лесу тоже было тяжело – то кто-нибудь спотыкался о корень, то цеплялся за стебли растущей тут в обилии ежевики. Каждый такой толчок больно отзывался на раненном. Он хотя и старался сдерживаться, но всё же иногда издавал стон.

– Терпи, сынок, теперь уже немного осталось, – утешал его Клем, хотя оставалось ещё больше часа. Чтобы отвлечься от боли, Невешайнос стал расспрашивать своих носильщиков, почему они отправились к нему на помощь. Оказалось, что утром сударыня Липа прислала голубя с такой запиской: Если Тул ещё не вернулся домой, немедленно идите с оружием ему навстречу. Я видела очень плохой сон. Я сейчас выезжаю по его следам.

– А почему же ты оказался так низко на дереве, что волк мог вцепиться в тебя? – спросил Тула Геллон. – Ведь корзина с орехами была у тебя вон как высоко, а ты почему-то совсем низко.

И тогда Тул рассказал всю историю своей битвы с волками, и Клем, и Геллон дружно осудили его за проявленное безрассудство. Геллон предположил, что волчица, наверное, нарочно увела ещё троих волков, чтобы выманить Тула с дерева и очень удивился, увидев, что волчица бегала за подкреплением.

– Никогда не слышал, чтобы волки так поступали, – сказал он. – Очевидно, эта волчица – очень умный и опасный зверь. Будь осторожен Тул, она тебя в покое не оставит. Её обязательно надо выследить и убить.

Когда раненного принесли домой, оказалось, что там его уже ждала сударыня Липа. Она только что приехала на Гордом болотом и по дороге видела место битвы. Внимательно осмотрев рану, она чуткими, прохладными пальцами осторожно вложила на место вырванный кусок мясо под лопаткой, потом смазала рану какой-то мазью, положила на неё сверху несколько давленных листьев подорожника и забинтовала её. Затем она примотала левую руку от локтя до плеча к туловищу, чтобы рана оставалась неподвижной и дала Тулу несколько капель какой-то пахучей тёмной жидкости, и он погрузился в глубокий сон.

– Как проснётся, напоите его куриным бульоном и дайте ему клюквы, – сказала она Анне. – Пусть немножко пободруствует, а потом я ему опять дам снотворного. Пусть спит как можно больше.

– А как вы узнали, что Тулу нужна помощь?

– Я увидела во сне очень отчётливо, что Тул сидит на дереве, а вокруг него прыгают волки и с каждым разом всё больше подбираются к нему, вот-вот вцепятся ему в горло, а ему уже некуда деться. Я тут же отправила вам голубя, а сама – верхом на Гордого и к вам.

– А вы не боялись, что волки нападут на вас?

– Ну, мой Гордый уже не одного волка убил своими подковами, да и дядюшка Теренс сделал мне такую плётку со свинцом на конце, что может убить и медведя, не только волка.

Больной Невешайнос проспал с маленькими перерывами трое суток. По прошествии этого времени сударыня Липа освободила ему левую руку, но не разрешила ему ничего ею делать, чтобы не потревожить рану. Убедившись, что заживление происходит нормально, ещё через неделю она уехала домой, наказав в случае каких-либо осложнений немедленно слать голубя.

Но молодой организм уверенно брал своё и ещё через неделю Тул почувствовал, что рука его совершенно здорова. Только при перемене погоды, особенно перед дождём или снегопадом, укушенное место начинало ныть, как будто отрываясь от тела. Но Тул не огорчался, а даже смеялся, говоря, что он теперь не хуже муравьёв знает, будет сегодня дождь или нет.

Глава 5

Опять на учёбе у сударыни Липы. Тул учится новому волшебству. Совет дядюшки Теренса. Донезио вызывает на бой троих противников.

Зима действительно в этом году пришла рано. Уже в конце октября всё было покрыто снегом, а в ноябре ударили сильные морозы. Вот здесь-то и пригодились волчьи шкуры. Меховщик, живший в Волчьей поляне, выделал шкуры и сшил из них отличную шубу, в которой был не страшен любой мороз.

В связи с сильными морозами король в эту зиму на охоту не приезжал, отдав предпочтение городским развлечениям.

В конце ноября сударыня Липа с голубем прислала записку, спрашивая Клема и Анну, отпустят ли они Эма и Тула на учёбу, а получив согласие, вскорости прислала за ними дядюшку Теренса. На этот раз на санях была установлена небольшая деревянная будка, изнутри обитая ковром, внизу стояла жаровня с углями, а вожжи были протянуты внутрь через отверстие в передней стенке. Впереди и с боков были небольшие окна со стёклами. Несмотря на сильный мороз, в повозке было тепло. На Гордом тоже была тёплая попона. Под скамейкой в возке лежали пистолет и два арбалета. Но они не понадобились. Доехали благополучно – с одной остановкой, чтобы подкрепиться.

У сударыни Липы разместились на прежнем месте. Учителя приехали в тот же день к вечеру. Это были уже известным нам Легати – учитель музыки, и двое новых: Донезио – учитель фехтования, гибкий, невысокий брюнет с изящными усиками на бледном лице и высокий, широкоплечий, с пышными усами и бакенбардами учитель военного искусства Гремон.

Донезио привёз с собой шпаги, свою и ещё две, они только начали входить тогда в моду. Шпага была и у Гремона. Ребята с любопытством разглядывали новое оружие.

– Что, молодые люди, хотите научиться драться на шпагах? – спросил Донезио.

– Конечно, хотим.

– Ну, тогда после завтрака начинаем, только, конечно, не с боевыми наконечниками. – С этими словами Донезио достал из кармана деревянные колпачки и надел их на кончики шпаг. – Вот, теперь можно учиться. Ещё только на лица наденете маски.

Занятия проходили по обычному расписанию, только когда Донезио занимался с Эмом, сударыня Липа обучала мастерству внушения Тула. Учёба у него, вопреки обыкновению, шла трудно. Сударыня Липа объяснила это отчасти молодостью своего ученика, отчасти тем, что у него были голубые глаза. У самоё неё, как вы, может быть, помните, глаза были почти чёрные. Мешало ещё и то обстоятельство, что Тул не верил в успех задуманного. Он искренне заявил сударыне Липе:

– Я ведь не волшебник, и отец, и дедушка у меня не были волшебниками. Разве можно научиться волшебству, если ты сын простых людей?

– Главное, дружок, ты должен захотеть и поверить в свои силы. И не вешай нос от неудач, помни своё прозвище.

Прозвище своё Тул, конечно, помнил, но неудачи его, действительно, обескураживали. Под руководством сударыни он пытался внушать Эму, но тот совершенно не поддавался его влиянию, а об учителях и говорить нечего.

За три недели занятий Тулу ни разу не сопутствовал успех. Ни Эм, ни другие обитатели дома ни разу даже не зевнули, когда Тул внушал им мысленно: «Спите, спите, спите».

Сударыня Лип просто не знала, что и предпринять, пока дядюшка Теренс не посоветовал:

– Конечно, Тулу мешают его голубые глаза. И их ведь не перекрасишь. А что, если он наденет тёмные очки?

– Как это, тёмные очки? – не поняла сударыня Липа, – разве такие бывают?

– Давайте попробуем. Очки я сделаю из обыкновенного стекла, а потом слегка закоптим их над свечкой.

Так и сделали. И когда Тул с некоторым недоверием надел очки и стал вечером во время занятий музыкой внушать своему двоюродному брату: «Спи, спи, спи» – тот зевнул несколько раз во весь рот, а потом прилёг на диван и заснул, не взирая на игру Легати, чем немало обидел его. Легати даже пожаловался сударыне Липе на неучтивость своего любимого ученика. Но сударыня Липа только обрадовалась, узнав от Тула, как было дело, и, к недоумению Легати, ничего не сказала Эму. Чёрные очки, действительно, помогли Тулу.

Потом в этих же очках Тул заставил во время занятий по фортификации заснуть Гремона, чем привёл в великое смущение бравого вояку. Тот, не понимая в чём дело, проснувшись, бормотал в своё оправдание что-то о бессонной ночи.

Воспрянул духом после первых успехов и сам Тул. Но, конечно, надо было ещё работать, и работать, чтобы внушение происходило и без очков.

Через месяц мальчики должны были возвращаться домой, но сударыня Липа, заручившись согласием Клема и Анны, оставила их ещё на две недели. Легати уехал по истечении месяца заниматься музыкой с дочерьми короля. Все занятия теперь посвящались искусству фехтования и войны. После недели занятий Донезио вызвал на бой сразу трёх противников – обоих молодых друзей и Гремона. Последний, правда, обвинил Донезио в хвастовстве, заявив, что справиться с ним и один, но Донезио настоял на своём.

Чтобы не драться на улице, пришлось вынести из самой большой комнаты – столовой всю мебель. Сударыня Липа, Ильда и молодой парень, ухаживавший за лошадьми (сударыня купила ещё одну), коровой и птицей, встали в дверях.