Квадролиум – Космическая роза

Придётся мокнуть и плыть, судно отчалило от пристани, но не покинуло гавань, у местных властей нет тяжёлых пороховых орудий, причал под вооружённой охраной, экипаж своих на берегу не оставляет, пушки на взводе для устрашения желающих покуситься на судно, я тихо ныряю в море под покровом ночи, меня уже ждут, опускают в воду шкентель с мусингами, вскарабкиваюсь на палубу со стороны, кою с берега не видно: «Все на борту?!»

– Дураков в команде нету, никто не рискнул ступать на берег без разведки, увидели негров с ружьями, сразу отдали концы и демонстративно взяли их на мушку, ждали положенных трое суток, но на удивление ты быстрее явился.

Команда частная, собирали несколько лет, пока строили корабль, половина плотники, треть рыбаки, остальные бывшие военные, что лишились жалования с разорением казны. Задача была доставить партию рома, но много попутных штормов, сбились с курса, пришлось маневрировать и ограбить пару попутчиков, те были невежливы и не соизволили счесть нужды заблудших.

– Безумие раздирает на части, будь оно внутренним или чьим-то, мне встретилось нечто,

Отныне мигом всецело пестрящим полыхает преломление мысли, вон воробей пролетел мимо, об участи кукушке позабыв,

Кукушку давно ветром сорвало и понесло за прекрасным видом, не нужно, не стоит считаться с тем, чего благоразумие не настигло, забирайте всё разом из данной вам жизни, но меру чужую не ищите, её после летящей по времени фразы ни одна гортань не выплюнет, не скуёт, ибо между молотом и наковальней извитый бурей мозг, градиентарная цепь, не меньше, не больше, так есть, последствие непревзойденное ничем, ведь ничего больше и нету, всевластность многомерная на каждом уровне, за каждым поворотом, в каждом случае, рисует свой сюжет и повторов в нём не будет.

Ей бога, братцы, предо мной предстала дьяволица, либо нечто не присущее нашему миру, и то обнажило мне тайны всей бытийности!?

– Да то русалка! Или сон с перепоя. В трюмах хвалёное пойло как ни как.

– Нет, нет, сие меня высвободило, стену каменную растворив, словно груду песка напором речным, иначе меня здесь и не было бы, лишь железная решётка и тонкая отдушина, не выскользнуть за трое дней. Та божественность мне некие тайны открыла, наставила принести те в мир, она имеет отношение к контракту в коем предписано доставить на пиршество транспортируемую нами жидкость.

– Так, это был бордель и алкогольное отравление, что привносит душу в мир видений и потусторонних существ, они тебе там тайны и раскрыли, обокрали, хотели ещё и на наш ром покуситься, вон в одних трусах стоишь, словно та хризантема, что тебе привиделась. Видать за буйство в состоянии горячки и изолировали в темнице.

– Хризантема моя, хризантема, восходящий изящный жест, невольный и уязвимый, но всё равно стремящийся вверх неотлучной поступью меры,

И ночь укрывала равномерно, в тиши её проносится вечность, и свет дневной, струи коего пронзают груду времени,

Она изыскала свой цвет не касаясь ничего лишнего, лишь бредущие молекулы траектории жизни возносят, заводя в тупик, чтобы выбралось нечто небылое, выходящее над ровностью кредо и аккредитованных, ведь дисциплина и разум разные вещи, и по большей части противоположные, дисциплина это антитеза отсутствию упорядоченного поведения, неестественный способ организации тех, кто организованы быть не могут, дрессировка оторвавшаяся от смысла и сути, от закономерностей природы, от духа свершений, словно медленное увядание лепестков обездвиженных на пустынной скале,

Хризантема моя, хризантема, отчего же ты не повержена низостью смрада и цветёшь, с лёгкостью парящей воплощаешь исконность, словно так надо, словно обзаведена мечтой и твои лекала пролегают далеко, далеко, хризантема моя, хризантема.

В мире иллюзий подлости ждать не приходится, она проявляется вероятностно на 100%, рано или поздно, в гнетущей среде неизбежна фатальная оплошность, словно инерция смертности, что предрешена глупостью и более ничем.

– Завопил с головы больной, здесь каждый второй с русалками говорит от ночи до рассвета, а кто с дьяволом лицом к лицу, осушили одну десятую груза, но его мы доставим и выручка наша будет, многие жизнь положили в это судно. Распахнись паруса и курс ровнее к дали, что отделяет нас от звона монет, всё прописано в контракте, я лично оставил роспись красную, палец проколов перед этим, дабы макнуть перо в кровоточащий след.

Край ударяется в край, мир людской обрамляя, промеж комфорта райского и адских мук, так континенты и тектонические плиты из себя горы выдавливают, дабы те возвышались столпами эпох, влагу и холод остриями вершин загребая, словно волосы расчёской, чтоб слабые повыдёргивать,

Раздаётся молний ураганных хруст, прекрасный вечер, еле каплет дождь, на небе переливается разноцветная панорама, а море всё шепчет, зовёт украдкой покой, и только тоска незваная напоминает, чего здесь ещё не хватает, ведь есть всегда нечто, чем мир ещё не преисполнен, и каждый миг что-то свершается, не всё видно, не всё осязаемо, либо отсрочено неизбежной очерёдностью, но вон со склона лавина скатывается, сметает и выравнивает следы прошлого, будучи гостьей из будущего, накопленных избытков времён. Мы ту волну подхватываем и она нас несёт по руслу жизненных судеб.

Каждый свою мысль доносит, каждый своим гласом, у каждого свой сосуд с пойлом тростниковым, только один немой у нас в даль смотрящий перебирает подзорную трубу и периодически выхватывает чей-то говор по движению уст.

– Когда это закончится или когда начнётся, негодная погода нависла над стезёй, где вытоптаны повороты за все края и углы, каплет дождь с примесью Солнца и тут же испаряется раздувая изнутри атмосферу вместе с плотскими чертогами, мы надувные водяные пузыри, только шевелимся произвольно, насколько мысли хватит и тепла, но по большей мере случая страдаем от тоски, ибо чего-то в мире этом не хватает, неминуемо и неотлучно, жизнь всегда преследует нехватка, как частно, так и во всеобщем масштабе, присущая всему некая малость, покуда не иссякает родник питающий мысль, но мысль всего в себя не вмещает, ей хочется за пределы выйти, бытие охватить, а для вселенной таковая слишком коротка, скоротечна, надо увеличивать площади ментальные и охват жизни, управленчески и в продолжительности, дабы выйти за рамки отведённых параметров, что нас окружили, опираясь на градиент творческих подвижек.

– Курс всегда метит за горизонты, за пределы виданного к неведомой грани, за которую выйти, чтоб настигнуть, чего душа не касалась, чего не бывало нигде во всём сущем и не будет ни в одной другой ситуации.

– Лежит на палубе старая псина лишённая былой резвости циклом биохимического износа, скупая реактивность и её непредусмотренность забирает соки жизни, лишь то есть время, грустный взгляд приподнятый и рефлексирующие вздёргивания во сне, немое отражение слезливое и плавный жест смыкающихся век, словно отпущение и согласие утешливое, не противостоящее року бренных мер.

– Одна из немногих прекрас, возможность любоваться очертаниями эстетических форм, задумок, фраз, вон сидишь глазея на вечность, несколько скучаешь, но выхватываешь из мгновений всплески душевных порывов, распределяя приоритеты, внимание согласуя с таковыми, ведь восприятию ведомо, что жизнь дарует, куда та завела поколения, за знатью или за подарками колорита пышного, что бытийностью развеялись с инерционными стремлениями материи.

Она плыла, словно вырванный копытом подорожник по дождевому ручью, невзначай встрепенув восхищением замерший взгляд, что неосторожно её похитил, случай не знающий пощады, выдернул из меры прошлого, из очередного кадра выползая, небрежно, неосторожно, по грани вслед за другой траекторией мига, в иной плоскости, преломляя сюжет круговертливых амплитуд,

Вот она, богиня, плотской изогнутостью чарует, извивая меры бытийных дуг, векторов, орбиталей, сладострастный бархат лунный её покровов, пленит, заливает упоением мозги, сияющие округлости блеском золота заводят механорецепторику, сущность жизни изнутри набирает обороты, чтоб постичь и потревожить замершие оковы былины, о, примма, о, раскрепостительница мира, даруй мне вечный кров присутствия, пресыть мой голод, дай мне своей любви коснуться, чтоб упиться хватило, покуда не исчерпаны морские просторы и небесная высь.

– Раскинулись горизонты, краёв не видать, только свежее утро и Солнце небосклон освещает, покуда, зачем, никто не скажет, не существует предназначения, все манёвры наши, неотложная суетность вселенной, углерод с газом заплетаясь рисует формы стремлений, лишь комфортная изнанка оболочки атмосферной дарует размеренный покой, прекрасным случаем произвольности, не отсрочить, не остановить, не отлучиться от сдвига перманентного, грандиозное явление, но и неизбежное, каковым возникло из необъятной вариативности, творением в процессе, не имея завершённости ни на миг, ибо в безконечности ни одного итога нет, кинезис сдвинется, форму вселенной изменив, но никогда не исчезнет.

– В посреднических голосах не существует ни истины, ни искренности, это мнимые формы зря глотки распахнувшие, каждая дискретная единица сама себе единство, не им знать и видывать ни свою, ни чужую участь, ибо вся их жизнь вниманием акцентирована на чём-то стороннем, дремучем, словно живущие бродячие сны, заблудшие в именах и возгласах, что поводят в их головах мыслеобразы и картинки. Налегай на вёсла, штиль подстелился под киль!

– Пассивная демонстрация есть выраженная приверженность безразличию, что есть неумение отстаивать свои позиции и взгляды, либо того хлеще, неумение их формировать. Штиль не только на море бывает, он может быть и ментальным. Мол, как будет, так будет, произрастаем и на всё пахнем, всё от горизонта до горизонта зеркально.

– Если баба не хочет, захочет баба другая, коль не ищи ты плуг, роднее милая не станет, если не видать её, и лишь скупое ожидание разводит руки, чтоб помахать на прощание бредущей подруге, что стопами прошлась по душе невзначай, толи помасировав, толи запятнав, но зиждется и дальше плотская сущность, проплывающий ветер ругает, слов незваный перелёт от уха к уху, никто не знает откуда тревога их, недовольство откуда,

Нет бабы рядом, что привносит желание вспахать почву чёрствую, дабы взошла потомственная ветвь из той, дабы было кому на преклонности лет уши занять речью буйства, не чающего в сим бреду милого образа, но глядя в него повсюду.

Но стоит мне уснуть, так голову мою цепляет нечто необъяснимое и неприкасаемое. Вновь существо неведомое о себе напомнить решилось, пылая и сияя, словно тайна норовит вырваться из несметных глубин и явить себя миру.

– Хитросплетения заплётов, что рисуют небыль второпях, не вы ли тычетесь лбами в заборы воображаемые, идолы собственной прихоти и психоподобных пристрастий,

Зажатые мнимым упоением, превозвышенных напоров головных, приватизированных заочно мер, мол, мы требуем почтения, но ничего не привносим сим, словно то анонс рекламный на обочине в преддверии сделки торговой, придайте миру отпущение от своей порочности, иначе тот отпустит вас, иначе увязнет всё в грязевом застое, в мелочных изъянах ментальности.

– Мы на корабле, не только оно в нашем распоряжении, но и мы в его власти всецело, несёт его море и дали небесных простор, кои неподвластны закону людскому, лишь помыслы, да и только, рассекают и меряют чарующий образ природы, что дарует плоти ещё один вдох, ещё один шаг к неминуемому и порой неугодному.

– Посоветовала бы вникнуть в закономерности окружающих истоков, каковым соотношением те даруют преисполненность, что вами предстаёт.

– При жизни наслаждение помыслы дарует, после не имеет значения, сколько, как и что, отсутствие не преисполнено ни восхищением, ни соучастием, вон ещё один день петлю вяжет вокруг, только некому закинуть на сук, чтоб маятником качаться в одном циклическом ритме, из ночи в день, из дневного света во вселенскую темень томимую соблазном мимолётных мер, в дыхании развеявших свою участь по тропе, впервые стоп коснувшейся, так дланей дрожь окутана долгожданным прикосновением, каждой неровностью, каждой шероховатостью, словно то нещадный поцелуй выхватывает из мира случай и никогда его не отпускает.

– Скука ведь тоже разная бывает, у кого от глупости, а у кого от разума,

И эта тварь всю душу проедает, не обладателю её, так окружающим,

Не ленность это, а нехватка любви и запала, что любовь разжигает,

Так напитывается туманной влагой пороховница, без искры, что существо иссушает насухо, когда триггер провоцирует детонацию,

Лишь облако дымное, хлопок взрывной и вспышка озаряющая лица, выгоняют роковой металл, чтоб тот настиг преднамеренно или нечаянно, так души настигают свой завет и в памяти могил скуки той лишаются, что дней их томных громозд коробила.

– Мне не заскучать, хоть и ограничен бортом, а корабль берегами, вода маячит перед глазами, словно нашёптывает губами, сей диалог не даёт погрузиться в скуку.

– Никто не испытал и некому постигнуть вечность,

Беспечно взор в тиши пронизывает тьму, словно вымаливает себя и топится своею мерой в том, что меры не имеет вовсе, но нечто отбрасывает отражение оттуда, будто знает хитительный взор пронизывающий бурю разыгравшуюся необъятным воем, значет сущность, что не имеет выражения полного, насколько не дотягивает мысль к масштабу преисполненному всеобъемлющей мерой, ибо невозможно измерить, невозможно постичь одномоментно и всецело всё. Но сие положение шлёт наставление в рост.

– Скука, ну, а что же скука? Скука от томных граней, что жизнью всею не одолеть, но лишь покаместь, а те грани скуку одолевать не позволяют, формацией социальных звеньев предстают ограничением, словно привычка губит всё заточённое в ней, если та не отзывается на бытийные меры, кои мечутся в умозрительной небыли той, но никак не ограничиваясь её пределами и её предлогами.

– За очередным раскатом грома следует тишина, за каждой звездой подорванной замирает пространственная необъятность, и нет ни одной расчётливости, всё в силу складываюшихся частиц случается, ничего не исчезает, ничего не появляется, но форма меняется необратимо и постоянно, только виднеется след в виде предстающем, и ничего кроме того не существует, сплетается сущность бытия в стремлении буйном. Кто его видит и кто направляет, если некому чувством его обернуть? Каждая корпускула без помощи мается, но никому неведомо есть ли здесь задумка, кроме уже существующей. Изначально ведь её не может быть, но и начала тоже нет, коль пустота из себя ничего не порождает, а значит существующая материя есть всегда, лишь в разных формациях есть несотворимое, и лишь тем порождается замысел.

– Для чего ведаешь мне тайны бытия? Пригодятся ли? Бренная жизнь в тупике глупостей и потреб пресыщать плотские побуждения. Нужно ли выйти за пределы и как?

– Стоит ли лгать, если не умеешь ведать суть? Получается тупик заблуждений во благо любого посягательства, непробудный блуд, умолишение под предлогом впечатлений и эмоциональной кражи всех благ подвернувшихся.

Если хоть малейший выбор может истину встрепенуть, значит то не истина, а прихоть,

Ты знай, внимая сей посыл не определяющий адресанта, но исходящий к неминуемости,