Роман строгого режима

– Тут что-то странное творилось ночью, Алексей, – он понизил голос, покосился на заместителя. Тот уже не ковырял в носу, починил. – Двоих урок крепко избили – Птицына и Синелина… Ну, ты их, наверное, не знаешь, верно?

– Откуда, – пожал плечами Алексей. – Мне оно надо, Егор Тимофеевич?

– Да знаю, что не надо, – вздохнул майор. Покряхтел, поохал и начал намекать буквально оглоблей! Дескать, эти не очень законопослушные господа (у обоих в активе куча разбоев и долгие, к сожалению, уже отбытые сроки) минувшей ночью чего-то мутили, наблюдалась подозрительная возня. В общем, неважно, куда они ходили и что делали, но, по свидетельству очевидцев, вернулась парочка в Аргабаш просто никакая. Не в смысле пьяная, а в смысле битая, да так, что не всякая больница теперь возьмется за восстановление. Сожительницы в шоке, кореша на ушах. Обоих увезли в районную больницу, положили в коридор – мол, утром разберемся. А утром пришли – у обоих языки отрезаны! Под корень! Сами кровью исходят, но пока живые. Те, кто рядом лежал, как водится, оглохли и ослепли. Типа спали. В больницу, в принципе, любой может проникнуть. Эти двое, конечно, не самые почетные жители нашего городка, но вроде как по закону мы должны реагировать…

– Вот так кунштюк, Егор Тимофеевич… – Алексей почувствовал, как волосы на голове шевелятся. – Не, если вы про языки – то это точняк не наша тема…

– А все остальное? – с интересом склонил голову майор. – Нанесение побоев, все такое. Как там у вас? Смекалка, сноровка, монтировка…

– Не в курсе, – опомнившись, замотал головой Корчагин. – Сами подумайте, с какой стати нам кого-то избивать?

«И при чем тут монтировка?» – подумал он.

– Вот и кореша твои о том же говорят, – вздохнул майор. И проницательно прищурился. – Хотя, если подумать… Ладно. – Он досадливо махнул рукой. – У самого-то имеются соображения – кто их мог отделать?

– Имеются, – кивнул Алексей. – Вы разве не слышали, что в окрестных горах объявилась секта панков-старообрядцев? Колотят всех, кто не с ними.

– Чего-о? – отвесил челюсть майор. А обнаружив, как смеются глаза у паренька на лошади, сплюнул. – Тьфу на тебя, все шутишь… Ракович на месте? – кивнул он на конюшню.

– Уволен Ракович.

– Когда? – изумился майор.

– Вчера. А что, Егор Тимофеевич?

– Да как тебе сказать… Он в ночное куда-то по работе собирался, утром домой не пришел – жена примчалась в отделение, учинила дикий ор, дескать, не в привычках это ее мужа… Ладно, будем надеяться, что найдется. Ты уж береги себя, Алексей, мало ли что…

Начальник милиции развернулся и грузной поступью побрел к машине. Алексей задумчиво смотрел ему вслед. Егор Тимофеевич нормальный мужик, но всё ли в его власти? Капитан Пузыкин, с любопытством подслушивавший разговор, развернулся и потащился за шефом. Несколько раз он оглядывался, окидывал хозяина «ранчо» неприязненным взглядом. С этим типом сложнее – неприятный, физиономия – из тех, по которым плачет кирпич или лопата. Он явно что-то знал. «Шваркнуть бы тебе в торец», – тоскливо подумал Алексей, отводя жеребца от загородки.

И вновь не дали поработать. Вампир бежал по кругу нетвердой иноходью, когда раздался рев двигателя и из-за рощицы выпрыгнул подержанный японский джип. Водитель несся по дороге, как шахид, которому не хватило взрывчатки! Но нет, никакой спешки, просто данный индивид предпочитал именно такой стиль езды. Джип лихо встал напротив ранчо, из машины выбрался русоволосый стройный субъект в элегантном костюме, осмотрелся и закурил. Он выглядел импозантно, даже залысины на высоком лбу его не портили. Алексей не реагировал, продолжал гонять коня по кругу. Рудницкого Леонида Константиновича, первого зама главы районной администрации, он на дух не выносил. И не только за то, что тот подбивал когда-то клинья под Лиду (и, похоже, продолжал это делать), но и за некоторые прочие «язвинки». Зачем тебе власть? Чтобы что-то украсть? Жуковатый, мстительный тип… Про Рудницкого ходили слухи, что он подворовывает из городского бюджета, мухлюет с земельными угодьями вокруг озера Алтын-Коль и водит дружбу с криминальными авторитетами Алтайской республики.

Он был сегодня один и без охраны! Приблизился к загородке, сунув руки в карманы, и принялся с любопытством разглядывать своего недруга. У него был очень утомительный и гнетущий взгляд.

«Дать бы тебе лопатой», – злобно подумал Алексей, чувствуя, как предательски пересыхает в горле.

– Чем обязан, Леонид Константинович? – не очень дружелюбно осведомился он.

– Хотелось бы обратить кроху вашего внимания, Алексей Дмитриевич, – в том же тоне отозвался Рудницкий.

Пришлось подъехать – иначе не избавиться от назойливой личности.

– Как бизнес, Алексей Дмитриевич? – вкрадчиво осведомился Рудницкий. – Абротники не беспокоят? Ах, простите, конокрады… С противопожарной безопасностью у вас, надеюсь, все в порядке? С налогами, с санитарными нормами – никаких проблем? Зарплату работникам выдаете белым налом или черным?

Сжалось сердце – Леха вспомнил свой кошмарный сон, когда из объятой пламенем конюшни выносились горящие кони. Но внешне он не выдал своего «расположения» к собеседнику, отметил лишь, что придется, пожалуй, раскошелиться на дополнительную охрану.

– Чего надо, Леонид Константинович? – более конкретно осведомился он.

– Вы еще не расположены продать свое хозяйство, Алексей Дмитриевич?

«Может, тебе еще и Лиду по дешевке уступить?» – чуть не сорвалось с языка, но Алексей сдержался.

Рудницкий уже полгода охаживал его ранчо, имея на него собственнические планы. Сжигать ферму чиновнику резона не было, он хотел ею ВЛАДЕТЬ! Владеть Лидой, владеть коневодческим предприятием, владеть здесь ВСЕМ! Слава богу, руки не доросли, чтобы дотянуться до всего. Неглупый человек, понимал, что власть у него пока ничтожная, нужно подрасти, набраться веса, избавиться от конкурентов, а уж потом выражать свои пожелания в более убедительной форме. Понимал Рудницкий, что и за Лехой имеются силы – и авторитет у Лехи не дутый, и возможности есть, невзирая на возраст. И сам Леха может кому угодно шею свернуть. Сколько их было – этих неприкрытых или плохо завуалированных намеков – мол, продай хозяйство, не зли, оформим по справедливости, и тогда забудем, что ты у меня из пищевода увел первую городскую красавицу…

– Продать вам хозяйство, Леонид Константинович? – усмехнулся Корчагин. – А какой мне с этого, извиняюсь, понт?

– А понт, Алексей Дмитриевич, самый прямой и непосредственный, – Рудницкий криво усмехнулся. – Именно сейчас ваше хозяйство пока еще чего-то стоит. Получите неплохие деньги, сможете реализовать себя в другом деле. С каждым месяцем ваша ферма будет дешеветь – поверьте, это не угроза, это суровая экономическая явь. И очень скоро достигнет в цене исторического, так сказать, минимума. Животные подвержены болезням – как у вас, кстати, с ветеринарным контролем? Наемные работники подвержены соблазнам. Мне бы очень не хотелось, чтобы через полгода вы пришли ко мне с отчаянной мольбой забрать хозяйство и услышали в ответ, что стоит оно копейку, да и та уйдет на уплату налогов. Что вы переживаете, Алексей Дмитриевич? Не пропадет детище вашего папеньки, здесь будут работать превосходные специалисты…

– Когда же вы уйметесь наконец, Леонид Константинович? – в сердцах вымолвил Алексей. – Всё скупаете и скупаете. Дома, квартиры, турбазы, чужие предприятия… Поди и в Штатах подкупили чего-нибудь на распродаже, нет?

– Что вы, Алексей Дмитриевич, мы люди бедные, – решил не лезть в конфронтацию Рудницкий. И сухо рассмеялся: – У нас в Штатах практически нет недвижимости. Так что у нас с наболевшим вопросом? Пока еще действует выгодное предложение: я могу заплатить вам за ваши развалины и небогатый лошадиный контингент целых двести тысяч долларов. Неплохо, согласитесь?

И тут Лехе стало дурно. Взгляд Рудницкого делался другим – предельно острым, ковыряющим. Потемнела скуластая физиономия, отвердели мышцы лица. Он смотрел сурово, требовательно, как человек, который ЗНАЕТ ВСЁ. Где вы были прошлой ночью, Алексей Дмитриевич? А мы ведь знаем, где вы были, что делали и кто при этом присутствовал. И заметьте, за все то, что вы сотворили, за то, что нанесли невосполнимые финансовые потери, вас еще и по головке гладят – предлагают двести тысяч билетов федеральной резервной системы Соединенных Штатов…

Екнуло сердце. Он смотрел в глаза парню, по поручению которого работали сиделые господа Птицын и Синелин… Почему бы нет? Что он знает об «экономических» интересах Рудницкого? И не боится ведь, гад, практически не скрывает…

Молчание затягивалось. Самым уместным было бы выпалить из всех стволов и подкрепить слова поступком: сбегать за лопатой и огреть этого черта по залысинам. А потом засунуть его в багажник и отвезти в милицию. Но элементарный здравый смысл подсказывал, что это проблемы не решит. А только усугубит. Нужно время – что-нибудь придумать, потянуть резину, посовещаться с друзьями. Он скривился и, люто ненавидя себя за минутное малодушие, процедил сквозь зубы:

– Хорошо, я подумаю.

– Неужели? – Брови чиновника от удивления полезли вверх. – Это что-то новенькое в нашей практике, Алексей Дмитриевич. Намечается прогресс? Ну хорошо, вы подумайте, подумайте, вас никто не гонит. Пары часов на размышление вам хватит?

Он скабрезно подмигнул и, не вынимая рук из карманов, зашагал к машине. Леха исподлобья глядел ему вслед. Эх, лопатой бы по черепу. И «Абакумычем» по хребтине…

Он пустил Вампира в галоп, нещадно третируя его бока, как снова показалась машина – подержанный японский универсал с высокой колесной базой. Слава Создателю, это были желанные посетители! Из машины высадились Дмитрий Иванович и Анна Владимировна Корчагины, радостно замахали и побежали к сыну. Оба были одеты как-то подозрительно прилично, оба улыбались. Анна Владимировна, севшая на пару диет одновременно, выглядела посвежевшей, успешно молодилась, сделала новую прическу. Дмитрий Иванович смотрелся импозантно, хотя следы перенесенного инсульта на лице присутствовали. Мышцы левой половины практически не работали. В глаза это не бросалось, пока он не начинал улыбаться. Когда же это делал, правая половина кардинально менялась, а левая оставалась неподвижной. Для тех, кто был не в курсе, это выглядело жутковато. В такие минуты смотреть на Дмитрия Ивановича позволялось только сбоку.

Родители куда-то собрались. Проживали они в поселке Айтау в пяти километрах от Аргабаша, в самых предгорьях. Когда отец удалился от дел, он построил там дом – на берегу живописного пруда. И это было просто идеально: с одной стороны, родители рядом, а с другой – нет придирчивого контроля жизни отпрыска.

– Проходите, – Алексей спешился с жеребца, терпеливо дождался, пока мама его обцелует, пожал отцу руку и направился к калитке, чтобы открыть.

– Не надо, дорогой, не надо, – зачастила разрумянившаяся Анна Владимировна. – Мы на минуточку, мы всего лишь проездом. Представляешь, Алексей, твой отец купил нам путевку в Баратынский санаторий, и вот прямо сейчас мы туда и направляемся. Нас ожидает утомительная дорога длиной целых десять километров…

– Не понял, – насупился Алексей. – Мамуль, вы не перегибаете? Что там есть такого, чего нет на вашем пруду?

– Во-первых, спа-процедуры, – начала загибать пальцы мать. – Во-вторых, там самая целебная на всем Алтае грязь. В-третьих, там лечебные ванны с последовательным переходом из холодной в горячую. В-четвертых, там есть умелец, согласный за полцены при помощи массажа убрать скопления жиров и углеводов в области шеи и еще кое-где… – Мама задумалась: что же было «в-пятых» в самом дорогом и престижном Баратынском санатории?

– Сынок, с тобой все нормально? – нахмурился отец. Он умел читать без слов, по одним лишь лицам близких и далеких ему людей. – С Лидой все в порядке?

– Нормально, отец, – отмахнулся Алексей. – Лида тут не при делах. Мелкие производственные неприятности. Очень уж хочется огреть одного типа лопатой…

– Благородное желание, – крякнул родитель, с подозрением созерцая отпрыска. Он понял, что не все так просто. – Но запомни, сынок, прежде чем огреть кого-то лопатой, ты должен притупить его внимание. И только после этого действовать.

– Я понял, отец, – засмеялся Алексей. – Именно так я и собирался поступить.

– Господи, о чем вы говорите, – ужаснулась мама. – Ладно, дорогой, мы побежали, если что, звони, через полчаса мы должны уже вселяться…

– Кто-то очень долго собирал свои восемь чемоданов, – подмигнул отец. И смерил сына испытующим взглядом. – Неприятности терпят?

– Терпят, батя, – кивнул Алексей.