Булат

– Старик, ты чего? Брось это, не доводи до греха.

– Зелье, – прошипел тот, приближаясь.

– Как думаешь, чего это он? – спросил Афанасий у Мехмета, чуть отстраняясь, чтоб дать тому возможность рубануть сплеча.

– Лазутчик какой-то, – ответил визирь, не спуская глаз со спицы в руках старика. – Расплодилось их последнее время, так и шныряют. Сейчас я засов открою, пусть с ним стража разбирается.

Он сделал шаг к двери, старик метнулся вперед. На белом рукаве Мехмета появилась красная насечка. Он взмахнул саблей, метя супостату в голову, но старик отпрыгнул. Мехмет кинулся к двери, но спица вновь сверкнула. Красное пятно расплылось по шароварам визиря.

– Шайтан тебя задери! – выругался он, отскакивая.

Афанасий собрался метнуть кувшин в голову деда, но не решился. Старик легко увернется, а он останется без последнего оружия. Надо поближе подпустить.

– Зелье! – снова прошипел старик, наступая.

Мехмет взмахнул саблей, заставляя лазутчика отступить.

– Эй там, за дверью! – заорал он. – Ломайте! Враг здесь!

За дверью завозились, заскреблись, послышалось несколько вялых ударов.

– Вряд ли они вам помогут, – нехорошо улыбнулся старик.

– Ах вот, значит, кто стражникам гашиша давал! – разъярился Мехмет.

Он снова махнул саблей. Старик увернулся, кольнул спицей. Мехмет, приноровившийся к манере лазутчика, отскочил ближе к Афанасию, рубанул, целя по выставленной ноге приближающегося старика. Тому пришлось отступить.

– Так, Афоня, – пробормотал слегка запыхавшийся визирь. – Давай в свой закуток. Там в сундуке, что у стены, зелье твое, одежда и кинжал. Отсыпай немного, бери остальное и беги через кухню. Я его тут задержу, а когда эти мухи сонные дверь сломают и убьют, за тебя Мелику выдам. Если получится, – через паузу добавил он, отмахиваясь от наседающего старика.

Афанасий не стал себя уговаривать. Швырнув в голову старика пустой кувшин и не попав, он кинулся за занавеску. Лазутчик взвыл и бросился на Мехмета, стоящего между ним и его целью. Сверкнула в воздухе спица. Визирь отступил, раскручивая в руке саблю, вырисовывая между собой и противником восьмерки свистящей сталью.

Афанасий накинул на себя сорочку, натянул порты, влез слабыми еще ногами в мягкие сапожки, напялил на кудлатую голову шапочку. Прислушиваясь к шуму схватки и слабым ударам в дверь, купец откинул крышку сундука. Трясущимися руками взялся за завязки первого мешочка, отсыпал треть в специально заготовленную мисочку из фарфора. Накрепко затянул шнурок. Точно так же поступил с другим мешочком и с третьим. Побросал их в холщовый мешок с лямками, отправил следом кошель с деньгами, кинжал в ножнах и заветную книжицу, на ходу поймав вываливающиеся страницы. Выскочил в трапезную.

Оттесненный лазутчиком Мехмет был уже у самого входа. Старик разозленным демоном метался вокруг него, заскакивая то с одной, то с другой стороны. Визжал, жалил спицей. Кровавое пятно расплывалось по другому рукаву визиря, над бровью красовалась еще одна засечка, алые струйки стекали по щекам и терялись в аккуратно уложенной бородке. Купец замер, не зная, что делать.

– Да беги же! – крикнул Мехмет, отчаянно вращая саблю.

Большая дверь трепетала под ударами снаружи. Видимо, кто-то догадался принести бревно и теперь колотил им в крепкие доски. Глина вокруг косяков потрескалась и комьями отваливалась на пол, в разошедшихся досках уже виднелись отблески на клинках и доспехах стражи. Оставалось продержаться еще немного.

– Мехмет, слушай, неправильно это.

– Что? – спросил задыхающийся визирь.

– Он же несколько лет тебе служил, подбирался, стражников опаивал, а теперь вдруг напал с бухты-барахты. Зачем?

– Да убирайся ты отсюда! – рявкнул визирь. – Сил уже нет держаться.

Афанасий вздохнул. Оставлять друга в такой ситуации никак не хотелось, но оставаться было еще хуже. Это означало подвести под монастырь и его, и себя. Махнув рукой на прощание, купец заковылял к двери. Старик пронзительно взвизгнул и кинулся за ним. Мехмет из последних сил прыгнул следом, поймал за край плаща, дернул. Старик вывернулся, кинулся на Мехмета, вздевая спицу. Тот поймал его за запястье, подмял под себя. Ударил кулаком наотмашь. Крикнул:

– Беги, Афоня!

Афанасий ринулся в проем. Последнее, что он слышал, выскакивая через недлинный коридор на задний двор, – грохот падающей на пол двери.

Оказавшись на ярком солнце, он на мгновение ослеп. А когда глаза его чуть освоились, он им просто не поверил. В широко распахнутые ворота Мехметова двора входили личные стражники Мелик-шаха. Суровые и деловитые, они разоружали сонных привратников, взбирались на надвратные башенки и замирали там с натянутыми луками. Уверенной поступью шли к главному крыльцу.

Не выдержал, значит, шах, решил в свои руки дело взять? Перестал доверять Мехмету? Только бы тому удалось с лазутчиком сладить, убить его, тогда полегче станет перед Меликом обманную историю сочинять. Мало кто из слуг мехметовых Афанасия видел, а те, кто видели, под таким кайфом, что черта лысого они его…

– Держите его! – вдруг закричал начальник шахской стражи, вытянув руку в сторону купца. Пара вооруженных хорасанцев, гремя доспехами и придерживая сабли в ножнах, чтоб не били по ляжкам, кинулись к Афанасию.

Тверич замер в растерянности. За спиной его затрещало дерево. Из коридора, цепляясь за стены, клубком выкатились люди. В мешанине рук, ног и бритых налысо голов Мехметовых стражников он разглядел черный плащ старика, визжащего, размахивающего окровавленной спицей, лягающегося, кусающегося, извивающегося между пытающихся удержать его рук. Шахские стражники с размаху влетели в эту кучу малу и потерялись в ней. На крыльцо, хромая, вышел Мехмет. На животе его виднелось несколько глубоких порезов, лицо было бледным от потери крови, но рука с зажатой в ней саблей не дрожала.

– Беги ж ты! – одними губами прошептал он, узрев оторопевшего Афанасия. И заорал во всю глотку, указывая на него острием сабли: – Держи лазутчика! – Взмахнув ею над головой, заорал пуще прежнего: – Бей изменника! – и нырнул в самую кучу.

Купец рванул с места, не оглядываясь. Опрокинул за собой забор, чтоб засекой для преследователей стал, коли сумеют выбраться из кучи. Промчался через скотник с тревожно блеющими баранами и заполошно кудахтающими курами, выскочил к задней стене. Ступив на стоящую около нее бочку, подпрыгнул, ухватился за верхний край. Подтянул тяжелое тело, молясь, чтоб не открылась рана. Плашмя улегся на стену и, вздохнув пару раз, спрыгнул в неширокий проулок.

Удар ступнями об утоптанную землю болью отозвался в спине, зубы клацнули. Оказывается, он был не так здоров, как показалось давеча. Но сожалеть об этом было некогда, за стеной, совсем близко уже, слышался звон доспехов. Что есть силы припустил он к виднеющейся в створе домов улице, по которой тянулись на базар толпы горожан.

За спиной загремели сапоги стражников. За кем они побежали? За случайно обнаруженным в доме визиря лазутчиком или за тем, кого их послали забрать вместе с секретным порошком? Удалось Мехмету запутать их или нет? Поверили ли стражники, что он, Афанасий, лазутчик иностранный, а тот, кого сейчас убивают на дворе Мехмета – изменник, который секрет от шаха утаить хочет? Хорошо бы поверили. Тогда быстрее отстанут, думал Афанасий. Лазутчиков эвон повсюду сколько.

Он обернулся, чтобы оценить расстояние меж собой и преследователями, и с размаху влетел во что-то теплое, податливое, остро пахнущее потом. Ноги поехали по отполированной подошвами глине. Чтоб не упасть, вцепился, повис. Скребя каблуками по земле, выровнялся и понял, что смотрит в большой, подернутый слезливой поволокой глаз с огромными ресницами. Отшатнувшись, разглядел грустную морду серого ослика с короткими ушами. Нырнув ему под морду, он дернул за узду так, что ослик сделал несколько торопливых шагов вперед. Из переулка показалась доверху нагруженная арба с мальчиком на передке, в которую и был впряжен обладатель больших грустных глаз. Увидев набегающих стражников, мальчишка заверещал, попытался спрыгнуть с козел, но не успел.

Извинившись мысленно перед ним, Афанасий бросился дальше, с радостью слушая, как трещат оглобли, как ругаются налетевшие на них стражники, как чавкают под ногами и катятся вниз, подпрыгивая, персики из опрокинутых корзин.

Купец метнулся в следующий переулок, заметив закрывающуюся дверь за женщиной в длинном, до пят, платке. Взбежал по ступенькам, ведущим к входу. Не давая створке закрыться, налег на нее всем телом. С грохотом ввалился в темную комнату. Пнул дверь ногой, закрывая. Скользя руками и ногами по выложенному мозаикой полу, настиг пытающуюся встать женщину. Нащупав под ворохом одежд горло, придушил слегка, чтобы не заорала. Затих сам.

Его ноздрей коснулся тонкий аромат сандалового дерева, такой же, какой исходил от Лакшми. Боль потери неожиданно резанула по сердцу. Женщина захрипела, и он ослабил хватку. Прильнул губами к тому месту, где под платком должно было быть ее ухо.

– Будешь вести себя тихо – ничего не сделаю, – прошептал на фарси.

Женщина в ответ трепыхнулась. Кивнула или нет, он не понял, но затихла. Даже, кажется, совсем перестала дышать, но тут уж он был не виноват. Мимо прогрохотали подбитые медью сапоги.

Вот значит как, думал он, чуть приподнимаясь на локтях, чтобы не задавить невольную соучастницу. Лазутчик углядел, что шахские стражники направляются к дому Мехмета, и решил их опередить, самолично завладеть секретом ковки булата. Вряд ли старик хотел этого изначально, устраиваясь в дом Мехмета, но когда понял, какая удача сама плывет к нему в руки, решил не упускать такой возможности. Секрет ведь любому властителю можно продать за деньжищи немалые. Через меня-то он просто чуть возвыситься хотел, ближе к визирю быть, чтоб что-то нужное узнать, а добыча такого секрета сулит немалое продвижение по службе, кому б он там ни служил. Интересно, кстати, кому? Из индийских князей кому-то? Или из хорасанцев недружественных? А может, тюркам или вообще португальцам? Хорошо, что стражники шаховы его спугнули, открыть нутро свое черное заставили. А то лежать бы нам с Мехметом с проткнутыми гортанями. А пока челядь его, мухи сонные, тела бы обнаружила, так еще бы и растечься по полу киселем вонючим успели.

За входной дверью послышались звенящие голоса. Щель, сквозь которую проникали в комнату тонкие лучики света, загородили чьи-то тени. На крыльце завозились. Афанасий дернулся было подпереть дверь ногой, да не дотянулся. Боль в боку не дала.

Петли скрипнули, дверь приоткрылась. Галдя и толкая друг друга, в комнату ворвалась толпа ребятишек лет от пяти до двенадцати разного пола.

В замешательстве дети замерли на пороге, широко распахнутыми глазами созерцая, как их маму душит огромный чужой дядька. Обернувшись, как по команде, они с воплями скатились с крыльца и понеслись по улице, сверкая босыми пятками и вопя как заполошные.

Опрокинулось что-то невидимое из проема дверного, покатилось с деревянным стуком. К детским голосам присоединился вопль взрослой тетки и рев испуганного верблюда. Застучали по переулкам тяжелые сапоги.

Спалился! Сейчас опять стража нагрянет, мелькнуло у него в голове. Опять бежать? Придется. Стараясь не потревожить раны, Афанасий стал подниматься. В то же мгновение придушенная им женщины ожила, вывернулась из-под него и прямо сквозь платок на лице вцепилась зубами в мякоть руки чуть повыше локтя. Руки и ноги ее обвили тело купца виноградными лозами.

Афанасий вскочил вместе с повисшей на ним женщиной и попытался оторвать ее от себя за шкирку. Она в ответ зарычала и затрясла головой, пытаясь вырвать из его руки кусок плоти, ровно собака. Хорошо, что толстая ткань мешала вцепиться как следует. Он снова дернул, потерял равновесие и вместе с ней снова рухнул на пол, опрокинув на себя полку с посудой. Глиняные плошки и горшки забарабанили по макушке. Одна пребольно ударила по губе. В рот потекло соленое.

– У, постылая! – рявкнул купец и со всей мочи ударил женщину кулаком в то место, где под тканью должна была быть голова. Силой удара ее закрутило, как одуванчиково семя, отнесло и плашмя бросило в стену. Еще одна полка оборвалась с грохотом, осыпая ее тело осколками битой посуды.

– Прости, – пробормотал Афанасий, почесав в затылке. – Не рассчитал чутка. Ты жива ли?