Сердце Дракона. Книга 8

– Она хотела назвать тебя Эрхардом – Потерянным Сердцем, – шептал король. Он сам обрезал пуповину и завернул ребенка в собственный белоснежный, вышитый золотом плащ. – Твой отец был величайшим воином королевства.

Ребенок больше не плакал.

– Отправляемся обратно в столицу! – отдал резкий приказ король.

– Но король… нашего союзника осаждают! – попытался возразить один из офицеров. – Мы обещали им поддержку. Без нас они не выдержат натиск королевства Дейкаред.

– Мы возвращаемся обратно в столицу. – Недавно потухшие глаза короля вспыхнули с новой силой. – Я сказал.

Бережно держа ребенка, он поставил ногу в стремя, поднялся в седло, а затем взмахнул мечом. С его клинка слетели языки пламени, которые завершили работу, начатую врагами его государства.

Тело девушки, так и не дождавшейся первого крика своего сына, обуяло синее пламя. Когда всадники исчезли за поворотом, то от дерева, на котором она была распята, не осталось даже следа. Точно так же, как не осталось его и от тела самой роженицы.

С удивлением Хаджар понял, что в этом простом взмахе Небесного солдата начальной стадии содержались мистерии, по глубине превышающие “Оружие в сердце”. А еще он понял, что этот взмах с легкостью отправил бы его самого к праотцам.

Точно так же, как и, пожалуй, самого наставника Оруна.

– Что здесь, – пейзаж резко изменился, и фразу Хаджар договорил все в том же склепе, – происходит…

Все то же пятно мрака, старающееся принять человеческие очертания, стояло рядом с саркофагом. Ярко сияли руны и иероглифы, покрывающие древние цепи.

Если сначала Хаджару показалось, что они служили препятствием на пути расхитителей, то теперь он подозревал иное. Эти цепи служили вовсе не преградой для проникновения извне. О нет. Они служили совсем иной цели – барьером для того, что находилось внутри самого саркофага.

– В те времена люди не обладали такими широкими познаниями о пути развития, – пятно мрака обошло саркофаг и наклонилось над ним, – но вечные войны дали им возможность глубже познать суть сражений и оружия. Как ты думаешь, почему “Королевство оружия” именно так и называется?

Хаджар ответил честно:

– Понятия не имею.

– Потому что лишь тот, кто его познал, мог стать королем.

Звучало не очень внушительно, но стоило только масштабировать, и становилось понятно, насколько это сильное требование. Например, во всей империи, в которой адептов и практикующих жило больше, чем песчинок на пляже, познавших суть “Королевства” было, пожалуй, не больше нескольких десятков.

Может, около сотни, учитывая тех, кто не желал себе известности и жил в уединении.

И это на всю империю!

– Эрхард был величайшим королем из всех, что знала эпоха.

– И что же сгубило этого великого короля?

От Хаджара не укрылось то, что фигура, вырезанная в барельефе на крышке саркофага, могла принадлежать лишь молодому юноше. Может, лет двадцати двух или чуть старше.

– То же, что однажды убьет всех нас. – И вновь, как и в начале разговора, голос первого из Дарханов был переполнен печалью. – Запомни, мой славный потомок, самые великие из нас умирают не от меча, не от руки смертного и бессмертного, а от того, что не было рождено.

Хаджар вздрогнул. По его спине пробежался холодок, ведущий за собой ворох мурашек.

Как наяву он вновь увидел Древо Жизни, которое предрекло ему смерть от “руки того, кто не был рожден”.

Глава 650

– И что же это? – настороженно спросил Хаджар.

Ему показалось, что пятно мрака попыталось посмотреть на него. Учитывая, что у Врага в этой форме отсутствовали глаза, да и само лицо тоже, выглядело это жутковато.

– То, что мы любим, Хаджар, – ответил наконец древний монстр. – Все мы однажды погибнем из-за того, что мы любим.

Хаджар промолчал. Он не собирался спорить с Врагом, но подозревал, что Древо Жизни имело в виду нечто иного плана, чем философствование существа, которого целый мир считает воплощением зла.

И неважно, что именно про него рассказывал Степной Клык. Чему бы он ни научил людей, это привело к тому, что мир с того самого момента не знал ни единого дня, когда где-нибудь не пылал пожар войны.

Может, кому-то это кажется небольшой ценой, но так может говорить лишь тот, кто никогда на саму войну и не попадал.

– Эрхард был талантлив, и даже более, – могло показаться, что Враг и вовсе вспоминает об ученике с нежностью, – он был велик.

Хаджар еще раз посмотрел на саркофаг.

– Я так и не стал ученым, как того хотели мои родители, – с легким сожалением произнес Хаджар, – но и моих знаний хватает, чтобы понять, что великих не заковывают после смерти в цепи. И их гробы не кладут в склеп, больше похожий на темницу.

Пятно мрака вновь преобразилось в ворона, который завис в воздухе. Это выглядело максимально неестественно, но Хаджар уже привык к подобному.

– Великим можно стать разными путями, но перед тем, как перейти к истории смерти Эрхарда, позволь, я расскажу тебе о его жизни.

Хаджар вздохнул и потер переносицу.

– Не пойми меня неправильно, Дархан, я не против. Но честно, не понимаю, для чего тебе это нужно.

– А ты не помнишь места, на котором погрузился в медитацию?

Хаджар нахмурился.

– Ты хочешь сказать, что там захоронен этот Эрхард?

Ворон засмеялся. Своим пугающе неприятным, каркающим, могильным смехом. Видят Вечерние Звезды, больше всего тот напоминал скрип, оставляемый ножом, скользящим по стеклу.

– Где захоронен мой ученик, не знаю даже я, – ответил ворон. – То, что ты видишь перед собой, лишь картина из моего воображения, не более. К моменту его гибели осколок души, который стал ему учителем, уже давно растворился в энергиях.

Хаджар не стал спрашивать, откуда тогда “его” личный Враг, который также являлся осколком, мог знать про Эрхарда и владеть такими воспоминаниями.

Скорее всего, даже если бы Дархан попытался объяснить, он бы просто ничего не понял.

– Нет, место, на котором ты решил помедитировать… на этом самом месте Эрхард был “рожден”, затем убит, а затем воскрешен моими руками.

Хаджар поборол рвотный позыв, подступивший к горлу. Не сразу, но он смог избавиться от страшной картины, представшей перед его внутренним взором.

– Зачем… зачем ты ему помог?

Враг ответил не сразу. Он молча вглядывался куда-то в бесконечность собственных мыслей.