Колдун. Земля, которой нет

Покачав головой от досады и безысходности, я продолжил путь. С каждым шагом я убеждался, что все еще нахожусь на Ангадоре. Подобные ощущения не объяснить словами, но я все же попытаюсь. В некоторых жестах людей порой мелькали знакомые движения, фасады домов и мощеные тротуары напоминали улицы Сантоса – столицы Империи. Порой даже в словах я слышал вполне «родные» интонации и ударения. Все было таким привычным, что в какие-то секунды мне чудилось, будто я на границе с Нимией и, быть может, сплю в шатре, покуда вокруг идет война. Но все же это не сон, а значит, тут происходит нечто странное. На долю мгновения мелькнула мысль о том, чтобы задержаться на островах и все выяснить, но потом я вспомнил о красавице-смуглянке, так и не дождавшейся меня в цветущем саду. С левой стороны сжалось недавно приобретенное сердце. Наверное, задерживаться все же не стоит.

Вскоре мы добрались до вершины. Я взглянул вниз и вновь обомлел. Каждый уровень утопал в зелени, шуршащей на небесном ветру. Каждая дорожка являла собой переплетение фигурно выложенной брусчатки, каждый канал был полон чистой воды и самых разнообразных ее обитателей. Тут и там летали птицы, оглашая пространство криками и хлопаньем крыльев.

– Шевелись, – необычайно грозно приказал Левый.

Уклонившись от очередного тычка, я повернулся и… замер. О все боги небес и демоны бездны! Это был не храм – это был Колизей! Хотя нет, арена древних римлян явно проигрывала местному сооружению, необычайному в своей монументальности. Высотой метров семьдесят… нет, даже восемьдесят, что на двадцать метров больше самой известной арены Рима. Среди коричневого камня, фигурного барельефа и статуй неизвестных мне прекрасных женщин виднелись высокие щели-аркады, и уже сейчас сквозь них на таком расстоянии я слышал крики толпы и скрежет стали. А сквозь гомон толпы – далекий гогот скрежещущей стали.

Сердце, словно пес, давно не видевший хозяина, лишь почуяв музыку войны, забилось быстрее и ритмичнее, будто изображая призывный зов боевого барабана. Руки вздрогнули и мигом легли на холодные рукояти сабель, прошедших со мной огонь и воду в самом прямом смысле этого слова. По лбу прокатились капли пота, спина выгнулась дугой.

– Гладиатором я еще не был, – прошипел я себе под нос и, сжав зубы, поплелся вперед, подгоняемый Левым и Правым.

Когда мы отделились от толпы, которая двигалась в сторону одной из арок, народ начал буквально бесноваться. Они кричали что-то в мой адрес, махали руками, даже подбадривающе аплодировали. Я не понимал, с чего это вдруг такое отношение и почему мои стражи стали совсем черны и угрюмы.

Мрачные гвардейцы отвели меня к незаметному спуску в недра исполинской арены. Отворили крышку из трухлявого дерева, всунули в руку факел, зажгли свои, и мы отправились дальше. Воздух здесь был затхлый, спертый, провонявший застарелым потом и железным ароматом крови. Этот аромат я бы узнал где угодно, он одновременно пугал и бодрил похлеще лучшей крепленой наемнической браги. Едва уловив его, тело напряглось и выпрямилось в натянутую тетиву ростового лука. Все мысли отсекло.

Я не знал, почему меня отправляют на арену, не знал, как здесь оказался, и пока только догадывался, как выбраться из западни, которой стала моя собственная мечта, но кое-что я знал точно. Спустя какое-то время мне снова придется с кем-то схлестнуться, дабы вырвать у Темного Жнеца еще пару глотков воздуха. Что ж, это не так уж плохо.

Мы куда-то свернули, и я смог наконец разглядеть местный антураж. Высокие стены, древний потолок с облетевшей известью, каменный пол, эхом отзывающийся на наши движения. Все выглядело абсолютно непритязательно, было сделано очень просто, но в то же время на века. Мне даже показалось, что все в этом городе создано по такому принципу.

С каждым шагом я все более сосредотачивался на предполагаемой схватке, а вот стражи становились все угрюмее. В их глазах теперь светилась не только дикая зависть – в них читалось разочарование гвардейцев, причем в самих себе. Не знаю, что вызывало такие эмоции, но отчего-то мне это не нравилось. Что-то во всем этом не так. Мой нюх бывалого наемника взвыл побитой собакой, предупреждая о том, что скоро может завертеться что-то, что мне явно придется не по нраву.

– Стоять, – чуть ли не сплюнул Левый.

Я покорно остановился. Мы находились перед единственной металлической дверью, увиденной мной в этом месте. Она была массивной, тяжелой и, я бы даже сказал, неприступной. Такую не выбьешь взрывом и уж точно не одолеешь магией.

Правый, все же сплюнув, подошел к створке и трижды постучал. С каждым ударом его лицо все отчетливее выражало затаенную душевную боль. Резкий скрип вывел меня из минутной прострации. Отодвинулась задвижка, и в отсветах факелов, играющих на тусклом камне и чернеющем металле, показались строгие глаза со стальным отливом.

– Привели? – спросил некто. В его голосе слышались предвкушение и отвращение.

– Да, старший малас, – с достоинством ответил Правый.

Задвижка с громким хлопком встала на место. Вскоре заскрипели замки и заскрежетали тяжелые петли. Дверь открылась, и я зажмурился от резкого света. Когда же мне довелось открыть глаза, то я увидел перед собой старца – никакое другое описание не подошло бы этому мужу. Он выглядел очень старым – у меня мелькнула мысль, что дуновение ветра способно стереть его в труху. Кожа местами казалась почти прозрачной, но ее полностью покрывали черные пигментные пятна, сверкающие на желтом пергаменте. Старец был невысокого роста, примерно мне по грудь, но его тонкие, как ветки куста роз, руки даже с виду тверды, словно Харпудов гребень. Он опирался на обычную палку, но один лишь взгляд на этого человека говорил о том, что своей палкой он пришибет тебя быстрее, чем ты сумеешь подумать о том, как сбить его голову с плеч. Редкие белесые волосы собраны в тугой хвост, а зубы редки и желты, как кость мертвеца. Но все же благодаря глазам со стальным отливом старец не казался развалиной, а внушал безмерное уважение.

– Старший малас. – Левый поклонился.

Старец не обратил внимания на второго стража и повернулся ко мне. Руки сами собой до белых костяшек сжали рукояти сабель. Я сделал шаг назад, разрывая дистанцию.

– Сойдет, – хмыкнул древний воин. В том, что некогда он был им, сомнений не возникало. – Заходи, халасит, а вы проваливать немедля.

Я все еще морщился, слушая речь, разбавленную нелепыми окончаниями, но все же понял, что «халасит» – это обращение ко мне любимому. Не знаю, ругательство это или нет, но в такие моменты спорить не с руки. Я спокойно сделал шаг вперед. Когда же мне посчастливилось обернуться, Левый и Правый уже понуро плелись обратно, бросая взгляды на закрывающуюся дверь.

Старик легко и непринужденно закрыл эту адскую створку и жестом указал мне дальнейший путь. Через пару шагов я очутился в просторном помещении, до отказа забитом людьми. На скамейках, точнее, на обычных сбитых лавочках, сидели полуголые мужчины. Как на подбор высокого роста, телосложения олимпийских атлетов, с грозными, но спокойными глазами. Все они занимались одним и тем же – натирали тела каким-то белым песком, разминались и подбирали себе доспехи. А доспехов здесь было превеликое множество. Однако в этом множестве не усматривалось ни одного металлического. Только кожаные, тканевые и какие-то то ли латунные, то ли медные. В общем, то еще барахло.

Глаза заслезились от мускусной вони пота, но ладони цепко держали сабли. Несмотря на то что стали в доспехах не имелось, у каждого из собравшихся здесь мужиков наличествовало оружие: длинный боевой нож, копье, пика, алебарда, боевой топор, молот, шестопер, боевые рукавицы, классический бастард и даже сабля. Каждый из полусотни был вооружен, а учитывая их узловатые мышцы, бугрящиеся, подобно кипящей воде, стальные канаты жил и минимум жира, можно было смело предположить, что пользоваться они им умеют.

В игривых плясках теней, отбрасываемых чадящими факелами по периметру помещения, я ощущал себя, словно в казарме Первого имперского легиона – самых отчаянных, самых прославленных и самых страшных рубак от Закатного до Рассветного морей. И это было страшно.

– Старший малас, – встал один.

– Старший малас! – тут же зазвучали голоса тех, кто заметил старца.

Спустя секунду все уже поднялись на ноги и поклонились моему сопровождающему. Тот вновь хмыкнул, обнажая провал практически беззубого рта. Махнул дланью, дозволяя сесть, а потом повернулся ко мне. Со скептицизмом окинул взглядом мою фигуру, пощупал плечи и предплечья, взглянул на кисти и ладони, а потом ткнул в сторону доспехов.

– Выбирай. – С этими словами он удалился куда-то во тьму, но, почти скрывшись из виду, обернулся и добавил: – Все равно не помогать.

Когда помещение покинул некто «старший малас», я несколько напрягся, ожидая, что, как обычно, новенького станут пробовать на зуб. Но этого не произошло. Народ вернулся к своим занятиям. Кто сидел, прикрыв глаза и сложив руки на коленях, другие подтягивали завязки брони или высоких сапог на мягких подошвах, иные натачивали оружие, последние старательно натирали руки белым песком. На магнезию он похож не был, слишком крупные гранулы, но, видно, назначение то же.

Покачав головой, я подошел к стенду с бронью. Стянув с себя рубаху, тут же напялил льняную подкладку. Она плотно прилегала к телу и обещала, что доспех не съедет во время резкого маневра. Далее я прошелся вдоль деревянных подставок. В итоге выбор пал на обычный кожух с клепками по плечам и бокам. Меня привлекло то, что тесемки были сбоку, а значит, если кожух будет разрезан внутрь, я всегда смогу его скинуть, дабы он не стеснял движения. Практичность – главное правило наемника в бою.

Напялив легкий кожаный доспех, я стал выбирать обувку. Арена наверняка посыпана песком, следовательно, жесткая подошва будет только стеснять шаг и нарушать равновесие. Я скинул свои ботфорты и стал внимательно осматривать те, что стояли на своеобразном стенде. В итоге выбор пал на мокасины с высоким голенищем. Такие не дадут песку попасть внутрь, но и не станут мешать при резком уклоне или уходе с линии атаки. Штаны я оставил свои – шаровары, купленные в Амхае, алиатском порту.

Закончив с амуницией, я протиснулся сквозь ряды атлетов и подошел к бадье с белым песком. Тщательно натер им ладони, запястья, лоб и шею. Ладони – чтобы рукояти не скользили от крови, запястья – традиция «Пробитого золотого», армии, где я служил, так сказать, на удачу. Лоб и шею – чтобы пот не заливал глаза и не разъедал тело.

Когда же и с этим было покончено, развязал тесемки простеньких ножен, положил руки на гарды и несколько раз подпрыгнул. Ничто нигде не хлопало, не дребезжало и не соскальзывало. Значит, все в порядке. Ну, не считая того, что мне придется биться если не на смерть, то за жизнь, – согласитесь, такая перспектива мало радует.

Присев на скамью, попытался немного поспать. Это у меня получилось, и вскоре разум заволокла сладостная дрема…

Очнулся я сам, без всяких команд. Да и сложно не прийти в себя, когда душу раздирает рев турбины, за который я принял трубное звучание горна. Полсотни мужей встали, подняв оружие, сверкая броней и напесоченной кожей. Лица их были направлены к противоположной стене, где не было ни факелов, ни стендов, ничего, что наличествовало в этом помещении. Из этого я сделал простой вывод, что это вовсе не стена. Поднявшись, я переместился в самый конец очереди. Меня все так же не замечали – вернее, замечали, но не обращали особого внимания.

Вот и второй низкий гул горна, в этот раз разбавленный протяжным скрипом цепей, стягивающихся под давлением ворота. Я верно догадался – недавняя стена стала раздвигаться, напоминая огромную крышку сундука, в котором заперли пятьдесят одного бойца. Сквозь шум и треск я стал все отчетливее различать крики и гвалт толпы, аплодисменты и топот ног о каменную кладку арены, смех и улюлюканье. Удивительно, но это лишь разгоняло бой сердца, заставляло жарче пылать кровь, бегущую по жилам.

Вот стена поднялась горизонтально, открывая проход, и все тут же побежали наружу. Побежал и я, с каждым шагом, с каждым движением ощущая ледяные касания Темного Жнеца, который явился сюда, неся за спиной мешок с душами, собранными за этот день. Я многого не знаю об этом странном месте, но одно мне точно известно – от меня Жнецу сегодня ничего не обломится.

Свет, резкий, слишком яркий после недавней мглы, вновь заставил зажмуриться. А по ушам уже били вопли зрителей. Я тонул в них, буквально падал в бездну гомона, погружаясь так быстро, что не было шанса на спасение. Открыв глаза, я мгновением позже приоткрыл и рот.

Мы стояли на песчаном плацу, таком огромном, что захватывало дух. Здесь было примерно двести метров диаметра, а по краям высились десятиметровые стены, увенчанные скамьями с людьми. Помимо озера из песка, тут было море из людей. Тысячи, нет, десятки тысяч. Зрители бесновались, заходясь в неудержимом гоготе, но отсюда они казались колышущимися колосьями пшеницы на ветру. Вот подул ветер – и пошла волна, сгибающая их, потом еще порыв, вызывающий протяжный гул.

Среди гладиаторов изумлен был лишь я один, остальные выстроились в пять шеренг по десять человек и повернулись на север. Я все еще крутил головой, изучая навесы над первыми рядами, словно крыльями окинувшие арену; осматривая неровности песка, под которым лежали некие платформы; примечая в стенах прикрытые бойницы. А потом все вдруг смолкло. Только свист ветра и стук полусотни бьющихся сердец разбавляли эту тишину.

Там, в северном секторе, на самой его вершине, расположилась поистине царская ложа. Даже отсюда она сверкала золотом парчи и манящим теплом бархата. Вскоре в этой ложе появился человек, которого я не мог не узнать. Тот самый старик, чье лицо я увидел первым после пробуждения. Эти глаза, эти скулы, этот строгий вид невозможно забыть.

Старик встал у края ложи и развел руки в стороны, будто желая обнять всех и каждого. Гладиаторы дружно поклонились. Я остался стоять прямо. Не в моих правилах гнуть спину перед боем.

– Жители Териала! – воскликнул старец, и его голос громом прокатился среди камня трибун и песка арены. – Я приветствую вас в священной крепости Термуна, где никогда не угасает пламя войны!

Народ выпрямился и стал бешено хлопать в ладоши, сдабривая аплодисменты криками и улюлюканьем.

– Двадцать лет! Столько времени прошло с тех пор, как мы видели полсотни халаситов, отважившихся просить чести стать воинами Термуна! Двадцать лет этот песок был сух и светел, ни капли крови не касалось его! Но в следующие четыре сезона не будет такой декады, когда его не окрасит пламя сражения! Сегодня я объявляю состязание открытым, и пусть будет найден достойный! Во славу Термуна!

– Во славу Термуна! – пролетело над людским морем.

– Во славу Термуна! – грохнули полсотни воинов, готовых проливать свою и чужую кровь.

«Бонг!» – раздался первый удар огромного гонга, установленного на южной стене.

Бойцы стояли, не двигаясь, лишь разминая плечи, покачивая шеями и хрустя пальцами. Я выдвинул сабли, задерживая на миг дыхание. Это подскажет организму, что он в экстремальной ситуации и действовать нужно незамедлительно. Я не знал местных правил и боялся даже шаг сделать: вдруг ошибусь и мне тут же всадят стрелу под лопатку.

«Бонг!» – второй удар.