Матабар. II

А если уж он, все же, оказался здесь, среди цвета страны, то надо сделать так, чтобы ни в коем случае этот самый цвет страны не решил завести с нежелательным элементом каких-либо связей.

– Замечательно… – проворчал Ардан, поправляя мешок, все норовивший соскользнуть с плеча.

Следуя на расстоянии за группой первокурсников, они пересекли атриум, затем прошли через одну из дверей и оказались в арочном коридоре, где через высокие окна с одной стороны была видна Площадь Звезд (горожане на ней, после завершения представления, начали постепенно расходиться), а с другой – широкий проспект, по которому ехали, сверкая фарами сквозь дождь, автомобили.

Опять дождь…

Март предупреждал, что погода Метрополии весьма своеобразна. Пять месяцев осени, пять месяцев зимы, три недели весны и пять недель лета, которое, по сути, является помесью едва ли не всех прочих сезонов. И редкой удачей считается встретить на небе солнце. Среди горожан даже ходила шутка на этот счет. «В Метрополии было солнце, но я в тот день работал».

Ардан тогда, в прерии, наивно полагал, что Борсков преувеличивает или хочет впечатлить, а может и припугнуть ничего не знающего о внешнем мире ковбоя, но…

Юноша поднял взгляд на небо. Низкое и тяжелое. Оно походило на пролитый мазут, размазанный по вязкой и мокрой земле, раскатанной тракторами и вскопанной плугами. Липкое и тягучее, пытающееся затянуть тебя внутрь и задушить. И столь же разительно под ним сияли огни города, стремящиеся пронзить нависшую над ними тьму.

Как там говорил Март?

«Город контрастов. Контрастов во всем».

Пожалуй, он был прав…

– Так-так-так, – прокаркал сухой; въедливый, как моль, голос. – Что у нас здесь? Первоку-у-урсники…

Ардан и сам не заметил, как вместе с группой студентов успел миновать множество дверей и добрался до самого конца своеобразного тоннеля.

Вместе с остальными он прошел за массивную створку из дерева, запирающуюся изнутри на, что неожиданно, засов. Сняв шляпу, Ардан осмотрелся.

Он стоял около… да, совершенно верно, очередной стойки. Обшарпанная, местами с облупившейся краской и сползающим растянутыми чулками лаком, она примостилась около недавно вымытой лестницы, ведущей наверх и, соответственно, вниз.

За самой стойкой, помимо открытого стеллажа с пронумерованными секциями, хранящими внутри по четыре ключа, обнаружился еще и пожилой мужчина. С повязкой на правом глазу, со сморщенным лицом, покрытым кожей, напоминающей кожуру переспелой вишни, он беспардонно ковырялся узловатым пальцем в длинном, горбатом, орлином носу. Залысина уже почти одолела его некогда, пожалуй, пышную шевелюру, а теперь по вискам струйками грязного ручья стекали несколько прядей жидких, седых волос.

Он носил замасленный желтый мундир, а синяя фуражка покоилась на вешалке, чуть ли не согнувшейся под весом армейской шинели – ровесницы старика. На груди, судя по всему – коменданта мужского общежития университета, висела одна единственная медаль. Начищенная до такого блеска, что в ней отражались лица первокурсников, сгрудившихся около бортика.

– Слушаем внимательно, рядовые! – гаркнул старик и тут же закашлялся в горьком, мокром кашле, после чего сплюнул в стоявшее внизу ведро и продолжил. – В казарме отбой ровно в двадцать часов!

– Двадцать часов? – шепнул один из троицы. – Что это?

– Так в армии часы считают, – ответил ему товарищ. – Это на армейский лад.

– Вечные Ангелы… а я думал Вит шутил, когда говорил, что новый комендант немного свихнулся на военной служ…

– Тише ты! Вдруг услышит!

Но комендант не слышал. Студенты говорили так тихо, что если бы не слух матабар, то и Арди бы ничего не разобрал.

– Разговорчики в строю! – но вот зрение старика пока еще не подводило. – После отбоя никого не впускаю и не выпускаю! Опоздаете – будете спать на улице. Это понятно?

Студенты что-то неразборчиво пробормотали.

– Не мямлить! – рявкнул комендант и, вновь закашлявшись, опять сплюнул в ведро и, утерев губы рукавом, шлепнул ладонью… протезом ладони о стол. – Кто вздумает, что сможет из окна вылезти по своим скабрёзным делам, тот потом может не возвращаться! Выгоню! Баб тоже не водить! Увижу хоть одну юбку – вы пожалеете, что кто-то когда-то вам рассказал, что делать с отростком в ваших штанах! Колдовать в казармах запрещено! Хоть одна печать и вы вылете отсюда быстрее, чем пробка из бутылки шампанского! Теперь подписи ставим!

– А где?

– На своем ху… – старик не договорил и в очередной раз зашелся в кашле.

Дергаясь в судорогах, роняя желтоватые слюни на не самый чистый мундир (точно такой же, что носили лифтеры), он подвинул по столу табель с графами «Фамилия и Имя», «Число», «Подпись о том, что с распорядком ознакомлен».

– А теперь от каждого приказ о расположении.

– Что?

– Клятые пропуска! – рявкнул старик.

Студенты вздрогнули и протянули вперед выданные в секретариате бумаги. Комендант же достал из-под стола огромную, толстенную книгу с шириной страницы в чуть ли не треть самой столешницы. Когда он её распахнул, то закашлялись, из-за облака пыли, уже все.

Внимательно проведя пальцем по длинному перечню имен, он перелистнул несколько страниц, пока не нашел чистый лист. После чего, забрав пропуска, начал внимательно их читать и вписывать данные. Когда с этим было покончено, он забирал документ, убирал тот в ячейку стеллажа с номером комнаты, а взамен выдавал ключ.

– Можно ли выбрать комн…

– Нет!

– А можно потом поменяться с…

– Нет!

– А можно…

– Ничего нельзя! – скрипел комендант. – Следующий!

Троица, груженая сундуками и саквояжами, вместе с ключами удалилась по лестнице на верх, а вперед вышел Арди и протянул бумагу.

– Здоровенный какой, – фыркнул старик, – из-за тебя, зараза, окоп глубже рыть!

– Наверное, – не очень понял посыла Ардан.

Комендант процедил что-то неразборчивое и забрал пропуск. Внимательно его прочитав, он в который раз сплюнул в ведро, но уже без всякого кашля.

– Из этих, да… Из смесков… – проворчал он. – Кто грешник, то? Мамка? Батя? Кто с нелюдью согрешил? Хотя не важно. Фамилия еще знакомая какая-то… слышал где-то…

Ардан даже бровью не повел. Жизнь давно отучила его обращать внимание на подобные ситуации. Каждый раз растрачиваться на тех, кто относился к Первородным и полукровкам как-то не так – никаких сил не хватит. Да и тем более медаль на груди старика выдавалась за «отвагу в бою». Так что, учитывая возраст и протез, комендант, несмотря на свой явно не самый приятный характер, заслуживал уважение.

Комендант снова нагнулся и достал уже другую книгу. Куда скромнее своей сестрицы. Переписав в неё данные пропуска, комендант убрал его в самый низ стеллажа и достал оттуда ключ.

– Спасибо, – поблагодарил Ард и направился в сторону лестницы.

– И все же… знакомая фамилия… – донеслось ему в спину.

Ардан же спустился по лестнице и оказался в тускло освещенном коридоре с низким потолком и полом, укрытым зашарканным зеленым ковром.

На номерке ключа значилось «1» и, по логике, комната должна была находиться в самом начале, но, на поверку, оказалось наоборот. Пройдя весь, весьма длинный, коридор, насчитав тридцать два помещения, Ардан, наконец, открыл дверь своего нового логова.