Всего-то дней осталось семь.
«Ветер дует в дуду – и на гуслях волнуются струны…»
Ветер дует в дуду – и на гуслях волнуются струны.
Взгляд в волне утонул – и теперь уже не разберу,
Что же значат на моря руне сокровенные руны.
Ветер свищет в свирель – и свирелью я стал на ветру.
Я – свирель, я лечу в небеса и не верю, что кто-то
Там остался еще из ушедших в безумье богов.
И один, словно Один, гляжу на гнилое болото,
Прежде бывшее морем безумных, пророческих снов.
«Цвет наш – черный. Мы – воронов стая…»
Цвет наш – черный. Мы – воронов стая,
Стая вещих Перуновых птиц.
Над сожженной землей пролетая,
Мы на землю не падаем ниц.
Дети Неба и Смерти супруги,
Не страшны нам земные костры.
Наши крылья легки и упруги.
Наши клювы и когти остры.
О насущном не думая хлебе, —
Мы не пахари, не косари —
Пролетаем в бледнеющем небе,
Облаченные в пурпур зари.
«Не ругайте меня, сестрица…»
Не ругайте меня, сестрица,
Что я пью из того копытца.
То ли сладок мне яд болота,
То ли в нем отразился кто-то…
Только вдруг я взлетел над домом,
Всё увидев таким знакомым.
Только вдруг, всё узнав на свете,
Снова в крепкие пойман сети —
И никак не могу напиться
Я из дьявольского копытца.
«Вепрем рыщет, ветром свищет…»
Вепрем рыщет, ветром свищет,
Завывает и стучит.
То ль в ночи кого-то ищет,
То ль кого в ночи таит…
Только капли, капли, капли
Бьют в расплавленный мой мозг —
Словно огненные цапли
Расклевали красный воск.
То ль бежит-течет потоком
Воску ярого река,
То ли на небе высоком
Проплывают облака…
Только капли, капли, капли
Ткут свою паучью сеть.
Бес ли там, в ночи, арап ли? —
Сквозь стекло не разглядеть.
То ль в ночи кого-то ищет,
То ль кого в ночи таит…
Вепрем рыщет, ветром свищет,
Завывает и стучит.
Песня
Как во поле, во поле
Зашумели тополи.
В них тонули вопли
И совсем утопли.
А на каждой веточке —
Атамана деточки.
Откатились бочки —
Ягоды-грибочки!
Шла я по дороженьке —
Вижу чьи-то ноженьки.
Выше посмотрела —
Вся тут помертвела:
Друга вижу милого,
Да уже остылого.
Стал алтарь могилой.
Господи, помилуй!