Черное Безмолвие

Свой грузовик я заметила примерно через час бега по Черному Безмолвию, растаявший снег которого начал, понемногу, подмерзать, вновь обращаясь в лед, так что, я уже не бежала а, скорее, летела по гладкой поверхности этого гигантского катка. Бомбоделу, видимо, тоже приходилось не сладко – вести машину по этой жути сумеет далеко не каждый а, учитывая что он еще и первый раз за рулем – эта поездочка с ее взрывами, гололедом, да еще и мной, поедающей человечину, наверняка показалась ему кромешным адом.

Ускорившись, и углубив порог, чтобы легче было нестись по льду, улавливая его малейшие неровности и дуновения попутного ветра, я бегу за грузовиком, уже предвкушая дальнейшее комфортное путешествие к заводу. Металлическая кабина худо-бедно но защитит от радиации, да и пронизывающий холод не будет больше хватать за верхушки легких. Конечно, бегуну холод не помеха, но для поддержания температуры тела на нужном уровне тоже требуется энергия, а это – вновь слабина перед надвигающейся лучевой болезнью.

Грузовику досталось основательно – краска обгорела, фургон покорежен и погнут, особенно сверху, куда, видимо, и пришелся основной удар взрывной волны. Однако, стекла каким-то чудом уцелели, хотя, отсюда я не вижу, в каком состоянии лобовое. Но ведь цел, зараза, цел! Движок рычит, колеса крутятся – пережил мой "ЗИЛок" ядерную катавасию, а значит, защитил и Антона, спас от смерти!

В общем-то, Бомбоделом я могла бы гордиться – шел он плавно и аккуратно, правда, уж больно медленно, да и не замечал ничего, что творилось у него за спиной. Я нагоняю грузовик и, без труда затаившись вне поля обзора боковых зеркал (в которые он, наверняка и не смотрит), некоторое время скольжу, прицепившись к "ЗИЛу" позади его, а затем, убедившись в том, что Бомбодел смотрит лишь на дорогу перед собой, цепляясь за выступы фургона, приближаюсь к водительской двери. Детство в одном месте играет, черт меня дери! Пошутить решила…

Я рывком открываю дверь и впрыгиваю в кабину с громогласным воплем "А-а-а-а, Бля!" Бомбодел дергается сначала ко мне, видимо намереваясь ударить меня чем-нибудь – отбиться, выкинуть меня из машины, но затем, бросив на меня один лишь взгляд, отшатывается назад, выпуская из рук руль. Мои рефлексы срабатывают безотказно – я хватаюсь за руль, выравнивая грузовик на скользком ледовом поле, и лишь затем в голову приходит мысль о том, как же жутко выглядит мой подопечный. Нос разбит, верхняя губа рассечена – видимо его здорово тряхнуло взрывной волной, и шибануло то ли об руль, то ли еще обо что.

– Это вы… – с трудом выдавливает он из себя, сползая с ручки переключения скоростей на пассажирское сиденье. – Вы меня напугали…

– Ясен пень, напугала! – бодро отвечаю я, стараясь напустить на себя веселый вид, – Так и было задумано.

Одновременно до меня доходит и тот факт, что он ТОЛЬКО ЧТО понял, что перед ним я, а перед этим, ведь, сначала пытался сбить меня подножки, а потом отскочил в сторону. Если он тогда еще не знал, что я – это я, то почему же не ударил?

– Я вас не узнал. – отвечает он на мой незаданный вопрос, – Смотрю, в кабину ко мне лезет нечто – чуть не обделалася со страху.

Видимо, шок от пережитого добавил ему смелости. Раньше он не то, что выразиться при мне не решался – вообще боялся открыть рот. А теперь, вот…

Я ловлю свое отражение в зеркале заднего вида и, сначала, тоже не узнаю себя, затем, на секунду, пугаюсь, и лишь потом приходит облегчение, вместе с приступом гомерического хохота. Бомбодел с опаской косится на петляющий в моих руках руль, и вообще, видимо, решает для себя, что взрывом мне окончательно стряхнуло мозги. Его реакция, в общем-то, понятна – когда на ходу в твой автомобиль впрыгивает окровавленное нечто, лицо, (или морда?) которого перемазано сажей вперемешку с запекшейся кровью – трудно узнать в этом существе твою недавнюю спутницу, с которой ты и знаком-то всего пару часов.

– С вами все нормально? – спрашивает он, наконец, чем окончательно добивает меня, и я вынуждена нажать на тормоз, чтобы не загнать грузовик в яму, сугроб, или какую-нибудь скалу.

– Нормально. – отвечаю, наконец, я – Просто уж больно смешно мы с тобой выглядим. Тебя тоже вон как разукрасило! Что с тобой приключилось то, пока меня рядом не было?

Он, кажется, даже не обиделся на этот покровительственный тон, или признал, что годится мне в сыновья не столько по возрасту, сколько по знанию этого мира.

– Ну, я, в общем, ехал, как вы сказали, а потом шарахнуло.

Коротко, но ясно. Вот только, шарахнуло – это мягко сказано.

– …Меня повело влево и впечатало в какую-то скалу. Я, видимо, стукнулся обо что-то головой и, потому, потерял сознание. Не знаю, через сколько очнулся, но хоть очнулся – и на этом уже спасибо.

Точно подмечено, парень. Спасибо, что жив остался. Немногие могут похвастаться тем, что оказались в эпицентре ядерного взрыва, пусть и под защитой грузовика, и выбрались живыми.

– …Ну, прикинул направление и поехал туда, куда, как мне казалось, вы указывали. А потом… Потом вы ко мне вломились!

При воспоминании о том, как я "вломилась", меня снова пробивает смех.

– Молодец. – говорю я, – Направление выбрал верное… Я, ведь, тебя догнала, идя к заводу, если, конечно, сама с пути не сбилась, а это просто нереально.

Я снова трогаюсь с места, набирая куда большую скорость, чем та, с которой ехал Бомбодел. Он опасливо смотрит на спидометр, показывающий сто двадцать километров в час, а затем переводит взгляд на меня. Мол, не разобьемся? Я сбрасываю скорость, демонстративно указывая ему на спидометр – картина та же, стрелка намертво зависла на ста двадцати. На деле мы не делаем и шестидесяти. Антон тяжело вздыхает, но успокаивается.

Впереди мелькает что-то необычное, и я вновь углубляю порог, всматриваясь в темноту. Точно, пост завода! Почти приехали.

Глава 2

Едва узнав меня в лицо, что было, надо сказать, весьма затруднительно, при том слое грязи, что лежал на мне, трое постовых засуетились, побросав все свои дела. Все втроем, сбивчиво объясняя что-то насчет слабого напора воды, они отвели нас умыться, затем один полез в гараж готовить к выходу снегоход, другой тут же сообразил нам горячего синтетического чаю, который тут же отогрел моего Бомбодела. Я косо взглянула на дымящуюся чашку, а затем перевела укоризненный взгляд на принесшего его постового.

– Не мог водочки сообразить?! – недовольно бурчу я, изобразив на своем лице не то, что недовольство, а просто слепую ярость, вызванную тем, что мне, герою, пережившему ядерный взрыв, прогремевший практически надо мной, отказываются поднести чарку водки.

– У нас только технический, – испуганно бормочет постовой, – Оптику протирать! Откуда у нас пшеничный?!

– Ясен пень, ниоткуда! – кажется, я разошлась уже и безо всякого спиртного. Давно забытый юношеский азарт, вызванный, вероятно, удачной шуткой над Бомбоделом (который от нее, правда, чуть копыта не отбросил), буквально бушует в крови. Теперь хочется поглумиться еще и над этими ребятами, которые хоть и живут на поверхности, но все равно не знают жизни. Впрочем, куда до меня даже десантникам из мобильного отряда? Никто не знает Черное Безмолвие лучше бегунов, и никого Черное Безмолвие не знает лучше, чем нас. Как там говорил Ницше?… "Если долго всматриваешься в Бездну, то Бездна начинает всматриваться в тебя"… Так, или примерно так.

– Кто ж вам, остолопам, даст протирать приборы пшеничным спиртом?! Технический свой неси. Тяпнем по маленькой?!

Парень быстрым шагом несется к лестнице в "схоронку". Как сами постовые называют свой минибункер, в котором они пережидают такие, вот, воздушные атаки, как сегодняшняя.

– Он у тебя хоть этиловый?! – спрашиваю я его, когда он появляется на поверхности вновь, неся в руках… Екарный бабай! – девятнадцатилитровую стеклянную бутыль спирта! Вот уж воистину была бы катастрофа, шарахни та ракета по поверхности земли – землетрясением наверняка разнесло бы это сокровище.

– Этиловый! – испуганно отвечает он.

Я кошусь на Бомбодела. Интересно, он понимает, что вся моя злость – напускная, или думает, что я всерьез могу порешить постовых из-за того, что пне не предложили выпить? Нет, сидит и спокойно попивает чай. О чем он там думает – черт его знает, но вроде бы особо плохих мыслей ему в голову не лезет. Странно. Мне бы обязательно лезли, находись я в компании с каннибалом.

– Хорошо. – умиротворенно отвечаю я, всем своим видом демонстрируя, "Не боись, не съем", и с удовольствием опрокидываю стопку технического спирта, в котором, если присмотреться, плавает легкая взвесь опилок.

Тут же начинаю ощущать, как отпускает меня напряжение последних часов. Как уходит из тела предательская радиация, одновременно дарующая силы и убивающая изнутри. Как я вновь становлюсь обычным человеком… или почти обычным – даже легкое превышение уровня радиации над предельно допустимым, вызывает во мне прилив сил, которыми надо лишь суметь воспользоваться. Но в сравнении с бесшабашным бегом по Черному Безмолвию, с поединком с другим бегуном или ударом взрывной волны, которого не вынесло бы ни одно живое существо на свете, сейчас я и в самом деле больше не была бегуном. Перевязанные раны практически не давали о себе знать, по телу разливалось приятное тепло, дарованное спиртом.

– Два алкоголика водку лакали… – декламирую, вдруг, я, – В ней оказался цианистый калий. Пьяные были, не поняли шутки – у алкашей из железа желудки.

Антон не реагирует на шутку практически никак – даже не улыбнулся. Как сидел, так и продолжает сидеть, попивая чай.

– Снегоход готов. – это врывается в каморку постовой в защитном костюме. – Заправлен и ждет вас. Для Антона Сергеевича подготовили защитный костюм, если хотите – можем найти и еще один для вас?

Ух ты, ешкин кот, мой Бомбодел быстро успел стать для них уважаемой фигурой. Впрочем, бомбоделов я и сама очень уважаю, а этого – в особенности.

– Спасибо. Вот только я поеду без защиты. – абсолютно искренне говорю я, уже не пытаясь подзуживать приютивших нас постовых. – Дайте нам еще десять минут, и мы выезжаем. Хорошо?

Парень кивает и спешит ретироваться – для них я не просто авторитет а, что-то вроде архангела. Правой руки Бога. Нет, лучше левой, ведь я – жестокий архангел. Наверное, ангел смерти. Забавные мысли лезут в голову, если у человека по праву руку – Бог, а по левую – Дьявол, то кто же стоит по левую руку у самого Бога? Или нет там никого?

Однако, прежде, чем рвануть на двухкилометровый заезд до завода, не лишним будет побеседовать с Бомбоделом с глазу на глаз. Успокоить его, что ли, после того, что он видел… Не хочется, что-то, чтобы за моей спиной сидел человек, считающий меня чудовищем и жестоким убийцей. Даже если таковой я и являюсь на самом деле. Не хочется….

– Антон, ты в Бога веришь? – издалека начинаю я.

Он неохотно отрывается от созерцания дымящейся чашки чая, но все же отвечает.

– Да.

– А в Высшую Справедливость? В то, что каждому воздастся и на Земле, и на Небе, по его заслугам? Веришь в то, что все, что не делается – все к лучшему?

Он немного ошарашен таким обстрелом вопросами, но все же отвечает, немного подумав:

– Верю. Верю в то, что неисповедимы пути Господни, вот только, что все к лучшему – не совсем. Я бы сказал, что все, что ни делается – все не зря. Все так задумано Там, Наверху, и нам об этом не стоит и задумываться, ведь Божий промысел понять мы все равно не сможем.

– Хорошо сказано. – соглашаюсь я. – Значит, ты веришь и в то, что я убивала сегодня не по тому, что мне так захотелось, а по тому, что Господь хотел, чтобы я убивала?

Его зрачки сужаются не то от злости, не то от испуга. Не ожидал он такого поворота беседы… Ой, не ожидал…