Ovum

Спрашивает меня, а почему ты до сих пор сама скрипты пишешь? Как получилось, что ты не продюсер, не директор студии? Ты же всё это начала. Мы с тобой всё это начали.

14. Славик.

Бурдж-Халифа

Через поляризованные окна оранжевый аравийский закат заливает апартаменты на восьмидесятом этаже Бурдж-Халифы.

У дальней стены гостиной на алом кожаном диване сидит мужчина в белой джалабии. Лицом он похож на мёртвого актёра Джеймса Белуши. Перед мужчиной на стеклянном столике – высокий стеклянный кальян, раскрытый ноутбук и VR-маска, по форме неотличимая от горнолыжных очков, с глухой чёрной панелью вместо линзы и небольшим плоским отверстием сбоку.

Славик у окна смотрит вниз, на город, на пустыню, на размытый от жары горизонт.

– Люблю этот вид. Скучал по нему. Как галлюцинация. Конструктор. Лего на полу. В Африке такого нет.

Мужчина с лицом Джеймса Белуши тянет кальян, выпускает через нос сладкий тяжёлый дым.

– Никогда не понимал, что ты в нём находишь.

– Ты на смотровой был хоть раз?

– Здесь, на башне? Нет, конечно. Там одни туристы. Я вообще из апартаментов редко выхожу. Зачем?

– Ну так. Для контакта с реальностью.

– Это не реальность. Ты хорошо сказал: конструктор, лего на полу. Эта башня – мираж. В этом месте сто лет назад ничего не было, кроме пустыни. Верблюды ходили. Здесь из реальности только нефть, а её почти не осталось, и даже то, что осталось, почти никому не нужно. Когда она закончится совсем, здесь снова будет…

– Пустыня.

– И верблюды. Для контакта с реальностью у меня есть ты. Как всё в Африке прошло?

Славик подходит к столу, садится в алое кресло напротив дивана.

– Переворот у них, ты в курсе?

Мужчина на диване булькает кальяном.

– Только денег не проси.

– Почему? Форс-мажор же.

– Твой пилот на меня работал. Тебе повезло, что успел в аэропорт раньше военных. Технически я тебе гонорар уже увеличил. Считай, ты из него эвакуацию оплатил.

Мужчина в белом выпускает густое облако дыма.

– Черновой монтаж, восемь часов. – Славик достаёт из кармана карту с ключом (триста ударов плетью), щелчком ногтя запускает её по стеклянной поверхности стола. – Финал реально бомба. На ускоренном укачивает, предупреждаю.

Карта с тихим стуком упирается в VR-маску.

Шейх пристраивает кальянный мундштук на золотую подставку в форме женской руки, запускает ключ и привычным быстрым движением надевает маску, как будто ныряет в неё, ухватисто подтянув ремешок на затылке. В следующую секунду он откидывается на алую спинку дивана, раскидывает руки в стороны, расставляет колени.

В следующие полтора часа Шейх урчит животом, сопит заросшим чёрной шерстью носом, поверхность белой джалабии между его бёдер поднимается похожим на гриб бугорком и снова опадает – тело Шейха живёт собственной жизнью, пока его сознание захвачено африканским живым.

Славик пьёт кофе, ходит вдоль панорамного окна, сидит в алом кресле, листает каталог техники – крутые камеры, ему бы такие в Кении. Но всё, хорош, сказал же, последний раз.

Через полтора часа Шейх возвращается в реальность апартаментов на восьмидесятом этаже Бурдж-Халифы. Стягивает с лица маску – внутри неё ещё секунду светится трёхмерное изображение.

– Мощно. Беру.

Славик ухмыляется в кофейную чашку. Как он сказал, «для связи с реальностью»?

– Эта сцена, где их шестеро. Это где? В Уганде?

– Какая разница? В Уганде, в Руанде, в Сомали. Где угодно. Это Африка.

– Давно хотел спросить: а ты сам с ними тоже? С телами?

Славик смотрит на раскрасневшееся поплывшее лицо Шейха, на влажные от пота волосы, на след маски по лбу и переносице. Вспоминает лысую кенийку, как она вошла в комнату на втором этаже, как едва обернулась в его сторону, как он подскочил к ней со стаканом, а она медленно приняла из его рук, а он смотрел на её пальцы и думал: может ведь убить меня, если захочет, превратить в пыль.

– Я их не трахаю. Только снимаю.

Шейх достаёт из плетёного ящика под столом похожую на пистолет зажигалку для кальяна, снимает серебряный колпак с чашки, щёлкает кнопкой. Пламя с тихим гулом нагревает угли, вскоре они начинают светиться изнутри красным.

– Отдам своим, порежут на сцены, будем продавать частями, как обычно. Когда в следующий раз?

– Не знаю. Хочу паузу взять. Может, на год исчезну, может, больше.

Шейх шумно выдыхает дым. Слышно, как воздух свистит у него в груди.

– Хорошо, что сказал. Через год с живым свернём тему.

– Что, Сёстры прижали?

– Пока нет, хотя через год всё будет как у вас. Сёстры, Переход.

– Это в Африке так будет?

– Зря смеёшься. Везде. В Африке, здесь. У вас всё поменялось за один год, а ведь тоже никто не верил.

– Да брось. Мы до такого не доживём.

Шейх тянет кальян, вода в стеклянной колбе клокочет в такт его дыханию.

– Уже дожили. Я встречался с человеком в Стамбуле, месяц назад. В буферной зоне. Не знаю, как он туда пробрался, но не в этом дело. Он мне показал кое-что. С виду как шлем или яйцо, надеваешь на голову, потом разряд – и вперёд. Начинаешь видеть.

– Это же Morgenshtern.

Шейх морщится:

– Нет. Реальные вещи. Реальнее даже, чем эти твои.