Lapides vitae. Изумруд Меркурия

– Нет, краска – это не смертельно, – произнес Жак, хотя я видел, как он сдерживает боль. – Похожу еще немного грязным. Сейчас нам всем нужно отдохнуть. Ничего страшного не случится.

– А все же – вдруг, что-то произойдет? – спросила Джульетта.

– Ничего, продержимся еще два дня, – Леандро скинул кеды и потоптался по ним, выдавливая воду. – К концу третьего приведем Жака к Сюмбюлю и скажем, что его обстреляли при подходе к кораблю.

– Сомневаюсь, что Сюмбюль настолько доверчив, – задумчиво произнесла Ютта.

– И что? Будет лучше, если он снимет Жака с соревнований сейчас, или скажет, что он «умер» от потери крови потом?

– Хорошо, но если, охранники поймут, что мы не на вершине горы? Нам перекроют все пути, – не унималась Джульетта.

– Ну, возле корабля же действует режим тишины? – с надеждой спросил я.

– Кто тебе такое сказал? – скептически ухмыльнулся Леандро.

– Но… – начала немка.

– Хватит! – хрипло воскликнул Жак. – Он прав, Ютта. Все будет хорошо.

Спор прекратился, но напряжение все равно ощущалось.

Заночевать решили недалеко от устья реки, чтоб после подъема сразу отправиться к Сюмбюлю. Конечно, спать долго мы не могли, ведь небо уже светлело – было около шести часов утра. В свете дня нам нельзя было надолго задерживаться на одном месте.

Наскоро соорудили шалаши, по тем знаниям, что буквально вдалбливал в наши головы Сюмбюль, и замаскировали их как могли. Хоть и устали, решили выставить дежурных.

Когда через два часа меня разбудила Ютта, на улице стало еще холоднее. Я трясся, сидя под пальмой в одних шортах, и мечтал о шерстяной кофте. Слишком много прошу? Ну, ладно. Хотя бы рубашку дайте. Удивительно, но начинаешь ценить, казалось бы, обычные, нехитрые вещи, когда их нет.

Солнце только распалялось в посветлевшем небе, но птицы уже проснулись. Одна из них, осмелев, даже села мне на плечо, когда я задремал.

Выждав, свой час, я подошел к Эдвину и тронул его за плечо. Было без десяти девять утра (мы сверялись по часам американца).

– Эй, Эдвин, – от шепота парень сразу проснулся.

– Все тихо? – спросил он, садясь.

– Да, если не считать нашего храпа, – попытался пошутить я.

– Хорошо, – с серьезным лицом Эдвин вышел из шалаша и сел под пальму, а я занял место американца рядом с Леандро и Юттой, погружаясь в теплые сны, в которых у меня хотя бы не болела нога.

– Эй, Виктор! Да проснись ты уже, наконец-то! – раздался где-то совсем рядом голос.

– Кто здесь? – я резко сел, ударившись головой об сук на одной из веток.

– Вставай, – повторила Ютта. – Джульетта сказала всем подниматься.

«Джульетта? Но, последним же дежурит Жак…»

Я вылез из шалаша. Солнце поднялось над горизонтом достаточно высоко, чтобы высушить росу, но ветер никуда не исчез. Казалось, он даже усилился с момента моего дежурства.

Обхватив себя руками и пытаясь согреться, я подошел к шалашу, в котором лежал Жак. Вокруг неказистой постройки уже собрались остальные, что-то бурно обсуждая.

– Я хотела разбудить Жака, чтобы он охранял нас дальше, но… Мы же говорили, что нам надо идти к Сюмбюлю! Но никто не слушал! Да, мы же девушки! Вы же умнее нас! Все же всегда у вас в порядке! Теперь придется тащить его на себе!

– Так, Джульетта, – прервал ее Леандро. – О равноправии полов поговоришь в Мировом Суде. Сейчас есть гораздо более важные дела.

Я заглянул в шалаш француза через плечо Эдвина и увидел Жака. Его кожа стала такой красной, будто парня варили всю ночь, а места, в которые попала краска, стали грязно-коричневыми, и вокруг них выступила сыпь.

– Это можно как-то остановить? – Ютта озабоченно прикрыла рот рукой.

– Если бы знать! – Воскликнула Джульетта. – Помочь в этой ситуации могла бы только Сюин, но ее поисками никто не удосужился заняться.

– А что сразу мы?! – воскликнул Эдвин, когда англичанка посмотрела на него.

– Мне все равно кто, – тихо сказала она. – Мы сейчас же отправляемся к Сюмбюлю. И нам очень повезет, если охранники спят или просто думают, что мы до сих пор сидим на горе. Хотя… Они, наверно, сходили к Сюмбюлю еще вчера – в отличие от нас – и теперь устроили недалеко от того места засаду.