Крики за стеной

– Да говорю же тебе, молодой: всё нормально. Не лезь в чужую личную жизнь.

– Ладно, извините, за беспокойство, – закатив глаза, отчеканил “молодой”. – Больше вопросов нет.

– Давай иди! – пробурчал напоследок сосед и захлопнул дверь.

Ярослав вернулся в квартиру. Результатом своего вмешательства он остался доволен: разбираться не пришлось, серьёзных травм никто получить не успел, крики притихли. Его звонок однозначно немного отрезвил застенных обитателей. И ссора начала утихать:

– Ишь молодой какой наглый. Нос к нам совать вздумал. Не знает жизни еще совсем… Успокой своего спиногрыза уже наконец. И сама успокойся. Я в толчок пошёл – едва слышался мужской голос.

И пару минут Ярослав мог наслаждаться тишиной. Однако затем младенческий плач из недр адской квартиры приблизился к злосчастной бетонной перегородке. Жалобные крики невинного дитя выбивали душу из тела, вызывая необузданную волну грусти и сострадания. Но кроме живых воплей младенца с той стороны стены доносились еще и мертвые звуки. Полные безысходности прерывающиеся всхлипывания и скулёж. Обладательница сих выплёскивающихся наружу страданий уже давно утратила способность плакать. Они оголяли её умершее опустошенное нутро.

Ярослав не понимал, как так можно жить. Не понимал, как до такого состояния люди могли дойти. И до костей боялся, что через десяток лет он станет таким же.

Мужской голос тем временем вернулся. После пары невнятных фраз и неуклюжего звона бутылки он принялся хозяйничать:

– Ну че ты… ик… хнычешь? За дело же получила? Ик! За дело!

– Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы.

– А что ты хотела? Ты же знала… ик… к кому идешь. Предыду-щий хахаль твой повежли-вее, может, был и все дела… Но как ребенком запахло сразу свинтил! А я? А я тебя принял! Ик! С улицы пригрел! Крышу над головой дал! И тебе, и твоему прицепу! Замёрзла бы… без меня ты. Ик! Так?

– Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы.

– И что я взамен хочу? Ты знаешь! По-слу-ша-ик-ние… по-слу-ша-ик-ние… послушание, короче! – с третьей попытки слово было произнесено правильно. – Ты понимаешь это?

– Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы.

– Понимаешь! – интерпретировал мужской голос скулёж как утвердительный ответ. – Вот тебе поручение моё тогда… ик… сходи в мага-зин, купи еще водяры. Полбутылки осталось! Ик! Мало! Поняла?

– Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы… Ладно… Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы.

– Вот! Ик! Наконец мы нашли… общий язык! Давай побыстрее только!

После пары минут копошения соседская дверь отворилась и сразу же закрылась. Мёртвые всхлипывания покинули дом. За стеной остался только уставший детский плач и позвякивания стеклом.

“Всего лишь полбутылки… Куда он хочет в себя еще что-то влить? – удивлялся Ярослав. – Судя по речи, сосед уже вот-вот превратится в овощ. Куда ему еще? Хотя… Поскорее бы уже отрубился!”

– У-а-а-а-а! У-а-а-а-а! У-а-а-а-а! – не утихал младенец.

Мужской голос вначале терпеливо игнорировал голос маленького человечка рядом с собой, словно тот существовал в другом измерении. Но прошло пять минут. Прошло десять минут. Прошло двадцать минут…

– У-а-а-а-а! У-а-а-а-а! У-а-а-а-а!

– Да сколько можно орать? Ик! Весь… в мать свою! Где эта бичевозка?! – в конце концов взорвался он.

– У-а-а-а-а! У-а-а-а-а! У-а-а-а-а! – ребенок и сам хотел бы скорее увидеть маму и отчаянно взывал к ней.

– Ах она… ик… мерзость! Сказала, что в мага-зин… Ик! Но похоже просто выскользнула из дома! А мне… ик… тебя теперь слушать! – со злостным раздражением орал мужчина.

– У-а-а-а-а! У-а-а-а-а! У-а-а-а-а! – с удвоенной силой закричало дитя. Ребенок почувствовал рядом с собой угрозу и хотел защиту. Но защитить его было некому.

Ярослав надеялся, что его соседка вот-вот вернётся из магазина. За ребенка он переживал в тот момент куда больше, чем его мать. Универсам располагался близко к дому. Идти до него было максимум минут пять… Тем не менее прошло уже порядка получаса. И всё указывало на то, что гипотеза вспыльчивого соседа была верной…

– У-а-а-а-а! У-а-а-а-а! У-а-а-а-а! – молил младенец.

– Да закрой свою пасть! Ик! Убогий сын убогой матери! Ик! Зачем я вообще с вами двумя… связался?

– У-а-а-а-а! У-а-а-а-а! У-а-а-а-а! – всё, что мог ответить малютка.

– Я кому отдал приказ закрыть пасть?! Ик! Подчиняйся мне, быдло богомерзкое! Я заткну тебя… так или иначе!

– У-а-а-а-а! У-а-а-а-а! У-а-а-а-а! – малыш и рад был бы сделать всё, что от него зависит, дабы успокоить грозный голос. Но при всём своём желании он не мог понять человеческую речь. Не мог понять, чего от него хотят.

– Значит, заставлю тебя умолкнуть силой! – полушепотом прорычал обезумевший от ярости голос. – Ибо я тут главный! Как я хочу, так и будет!

– У-а-а-а-а! У-а-а-а-а! Угхапабульальбла…

Ярослав понял, что происходит нечто непоправимое. Быстрее света он метнулся в коридор. Одним движением откинул незапертую дверь в чужую квартиру. Примчался на кухню. И… осознал, что опоздал.

– Ч-ч-ч-ч-ч-ч-ч-т-о в-в-в-в-в-в-ы с-с-с-с-с-с-с-о-т-т-т-т-во-рили? – только смог выдавить из себя заикающийся от ужаса парень.

Пьяный сосед, абсолютно довольный собой, заторможенно повернул голову в сторону гостя и лениво отмазался:

– А че… ик… че… он не… не мог замолчать?

В середине кухни на столе стояла детская переноска. В ней захлебнулся в красной реке безвинный младенец с порезом на горле.