Всегда, когда семья Актавиусов покидает Домус, их преследует навязчивая, необъяснимая опасность. Как тяжёлый, холодный взгляд, прожигающий спину. И это никогда не бывает связано с заданиями Талии и Майкла, с которыми оба прекрасно справляются. Что-то другое, более опасное и тёмное, бежит за ними, выслеживает, готовится напасть.

Майкл идёт, держа дочь одной рукой, сжимая пальцами хрупкую ладошку. На плече кастода висит дорожная сумка. Теперь он одет в черную военную форму, такую же, какую носит его жена. Плащ на мужчине тёмно-бардовый, до самой земли.

Актавиус-старший увлеченно рассказывает маленькой Кире о чём-то, она слушает, задирая голову. Талия следит за ними, улыбается, изредка морщась. В последние несколько недель мучается непонятной слабостью, но не придаёт этому значения, сваливает всё на усталость.

Семья подходит к станции прежде, чем подъезжает поезд. Рядом стоят другие жители Домуса. Кто-то разговаривает через дакс, кто-то на ходу ест, кто-то молчаливо следит за электронной таблицей расписания, на которой мелькают символы обозначения времени. 2.54.099, 2.55.000…

Кира цепляется взглядом за незнакомые лица, изучает их и получает добрые улыбки в ответ. Кастоды на станции разные.

Все в этом мире одеваются зачастую броско, не стесняются. Например, одна из стоящих рядом девушка с явно естественными (генетика расы, что ходит между мирами, не может не удивлять) полностью фиолетовыми глазами и волосами одета в пурпурные короткое платье и плащ до колен, искрящийся в свете двух звезд, едва скрытых туманом. На её голове красуется шлем, закрывающий затылок и макушку. Незнакомка замечает взгляд Киры, устремленный на головной убор.

– Нравится? – спрашивает, улыбаясь.

– Да, – отвечает девочка.

– Ее привлекают такие вещи, – усмехаясь, объясняет Актавиус-старшая.

– Это хорошо, значит, вкус есть, – переводит взгляд на лица родителей девочки. – Мтара, – представляется, складывая руку в привычном для Домуса жесте уважения.

Указательный и средний палец отогнуты вверх, остальные собраны так, чтобы подушечки соприкасались и складывались в фигуру «ока» животного.

– Талия.

Между женщинами сразу завязывается диалог. Майкл следит за этим разговором, успевая в это же время уделять внимание дочери, играющейся с собственным плащом.

– Райвен, осторожнее, не подходи к краю.

– Хорошо, пап.

Кира замирает, а затем встает рядом с отцом за несколько мгновений до того, как появляется поезд. Транспорт останавливается постепенно, вокруг него расходится порыв ветра.

Разъезжаются в стороны автоматические двери, семья заходит, устраивается на мягких сиденьях. Не все, конечно. Райвен, сейчас страдающая от переизбытка энергии, не желает успокоиться. Она встаёт у мягких серебристых поручней, изучает взглядом всё вокруг. За окном начинают проносятся многоэтажные дома, светящиеся синими, рыжими и белыми огнями. Домус постепенно просыпается, встряхивается. Кастоды, только закончившие смену, возвращаются домой, их сменяют другие. Всюду царит атмосфера среднего между ночью и утром часа. Легкость воздуха заставляет прикрывать глаза. Тихое, родное спокойствие.

Кира впитывает эту жизнь, наслаждается ею. Смотрит на всё вокруг жадно, запомнить каждую мелочь хочет. На месте устоять не может, ходит, припадая то к одному окну, то к другому. Поезд, не разделённый на вагоны, плавно и быстро летит по рельсам, поднятым над землёй. Девочка убирает назад упавшие на лицо волосы, выбившиеся из с таким трудом созданной на голове дочери Майклом причёски.

Транспорт останавливается, раскрываются двери. Морозный воздух врывается внутрь, Актавиус-младшая поднимает голову, поворачивается к матери.

– Скоро цикл Фирг, да? – спрашивает, вспоминая о времени, когда вода станет твёрдой и её нельзя будет пить на улице, не растопив, а с неба начнут падать совсем холодные капли, которые, приближаясь к земле, станут застывать и разбиваться, ударяясь.

– Да, малышка, – отвечает Талия, не отрываясь от чтения статьи в виде голограммы, открытой через серый имплант в руке.

Кира удовлетворенно кивает, возвращается к созерцанию города. На улице идет мелкий, прохладный дождь, каплями бьющий по стеклу. Поезд вновь приходит в движение. На панели, расположенной под потолком, мигают синие буквы, обозначающие главное место, по которому названа следующая остановка: «Тутрон».

Через пару минут Майкл неторопливо поднимается с места, протягивает дочери руку, за которую сразу же хватается маленькая ладошка.

Когда транспорт тормозит, Актавиус выводит Райвен на станцию, напоминает:

– Накинь капюшон.

Кира одной рукой набрасывает мягкую чёрную ткань на голову. Дождь, как ни странно, ничуть не закрывает обзор. Мир вокруг по-прежнему окрашен в рыжеватый оттенок, фигуры идущих рядом кастодов видно хорошо, их разноцветная одежда делает улицу оживленной. Дома разных форм, уходящие далеко вверх, стоят на большом расстоянии друг от друга, между ними растут деревья с светло- серебристой корой. Листьев у них нет, только красиво расходящиеся в стороны ветви. Где-то вдалеке шумят трайсы на отведенном для них шоссе.

Талия, шагающая чуть позади, уже надела под капюшон длинный тонкий прибор, похожий на трубку, крепящийся сверху на уши, и через него спорит с кем-то, находящимся на другом конце планеты. Одергивает вдруг зацепившийся за шипы, украшающие тяжёлую обувь, плащ, продолжает шагать, догоняет мужа, что-то быстро сообщает, постоянно жестикулирует. Райвен не обращает внимания на то, чем занимаются ее родители.

– Кира, нам нужно торопиться.

Девочка, едва отойдя, подбегает обратно. Семья подходит к огромному павильону, затемнённому со всех сторон. Тутрон, место, откуда происходит создание порталов-переходов в другие миры. Талия наклоняется, берет дочь на руки. Приближает дакс к считывающей панели, ждёт, пока двери разъедутся в стороны, проходит.

В просторном зале, со всех сторон обложенном тёмно-серым материалом, женщина сбрасывает с головы капюшон, одновременно с мужем подходит к двери одного из трех лифтов. Оказавшись в просторной светлой капсуле, глядит на заполненность этажей, отображающуюся на специальной электронной таблице.

– С первого по двадцать шестой все заняты, – говорит, напрямую не обращаясь к Майклу, но явно ожидая от него ответа. – С тридцатого по сороковой тоже.

– Давай на двадцать девятый, – предлагает шатен. – Не хочется выше.

Актавиус-старшая набирает нужную комбинацию. Лифт плавно, но быстро поднимается. Райвен все это время спокойно сидит у матери на руках. Голову держит на промокшем плаще, смотрит спокойно-внимательно. Со стороны даже может показаться, что засыпает, но это не так.

Когда капсула останавливается, кастоды выходят и быстро оглядывают помещение, отведённое под создание тоннеля в другой мир. Каждый этаж Тутрона представляет собой такое место. Слева стоит стол с панелью для настройки системы, напротив выхода из лифта установлен похожий на вертикальный круг металлический обруч, который и генерирует портал-переход.

Талия спускает дочь на пол, снимает плащ. Стряхивает на пол тягучие, собирающиеся в единую массу капли, складывает ткань, убирает в сумку. То же самое проделывает её муж, заодно забирающий накидку у Киры. Девочка, едва её отпускают, подходит к огромному прибору, занимающему всю стену, и с любопытством его рассматривает. Пока Актавиус-старшая вводит нужные координаты, Майкл надевает твердые защитные рукава, закрывающие предплечья, запястья и часть кистей.

– Всё, готово, – отзывается синеволосая, оборачиваясь. – Райвен, – зовёт она, протягивая дочери ладонь.

– Нет, давай я, – предлагает мужчина.

Его жена кивает. Тогда воин подхватывает дочь на руки и делает шаг назад. В это время внутри металлического круга появляются мелкие, яркие, ослепляющие искры энергии всех возможных цветов. Они становятся всё больше, разлетаются, ударяются о края аппарата, ускоряются, потрескивают. Крепко переплетаются между собой, создают единую невесомую массу.

Отсчёт, мелькающий на панели стола, не прекращается: 00.000.017, 00.000.016…

Талия встаёт в боевую позицию, чуть отставляет одну ногу назад, готовиться к прыжку и бегу. Её муж делает то же самое, крепко прижимает к груди Киру. Сумка, висящая у него за спиной, сейчас не мешает, наоборот. Оба супруга надевают защитные прозрачные и плоские очки.

Наконец вместо искр появляется полноценный энергетический круг. Всего за пару мгновений он, треща, вытягивается в ту сторону, где должна быть стена. Сейчас эта энергия прорывает структуру Домуса и выходит в пустоту между мирами. Искры становятся темнее, шумят, как настоящая чёрная дыра.

Раздаётся звук, оповещающий, что переход готов. Талия отталкивается от пола и прыгает в портал. Она сразу наклоняется, скользит по энергии, приседая, опираясь на ноги и ладонь, защищённую перчаткой. Скорость не позволяет даже нормально вдохнуть, но кастод улыбается. Есть какой-то детский восторг, хоть она и делает это не в первый раз в своей жизни. Талия пересекает переходы между мирами даже чаще, чем садится за управление транспортом.

Майкл ждёт ровно три мгновения прежде чем следует за женой. Ему не нужны руки для баланса, он перебирает ногами, переставляя их быстро, крест-накрест, постоянно меняя угол наклона.

Райвен прижимается к отцу и глядит вокруг. Ощущает не просто радость, а абсолютное восхищение, Её зачаровывают разноцветные переливающиеся искры, то, как они мелькают, сменяя друг друга. Хочется протянуть руку и прикоснуться ко всему этому великолепию, но Кира знает – нельзя. Ведь, если хоть чуть-чуть нарушить траекторию бега, можно повредить структуру портала и выпасть в пустоту. Поэтому девочка лишь наблюдает, запоминает всё вокруг. Яркие нити энергии отражаются в ее угольно-черных глазах.

***

Спустя чуть меньше, чем шестнадцать человеческих дней, Талия и Майкл уже завершают миссию. Она оказывается для них простой настолько, что пара позволяет себе немного расслабиться.

Всё время, пока работают под прикрытием, живут в снятом на время деревянном домике на берегу небольшого озера, окруженного лесом. Кира проводит здесь всё свое время, читает на новом для неё языке, рисует, продолжает обучение через дакс, который в остальное время полностью выключает, точнее, просит это сделать родителей. Иногда выезжает вместе с родителями в город в качестве прикрытия. Ведь, если люди видят молодую пару с ребёнком, то в последнюю очередь думают о военных агентах и в первую – о простом отдыхе на природе.

Незадолго до отъезда на Домус Талия начинает жаловаться на плохое самочувствие. Конечно, она может это и не озвучивать – её муж и сам видит, что именно не так, и поэтому решает задержаться в этом отдаленном, спокойном мирке. Думает, что это пойдёт на пользу, позволит отдохнуть и ему, и жене.

***

– Райвен, милая, не трогай, будь добра, – Майкл сидит, поджав одну ногу и вытянув другую. Держит в руках популярную местную книгу, лениво скользит взглядом по строчкам.

Его дочь кладёт взятый с невысокого деревянного стола ножик обратно, после чего на секунду замирает и всё-таки спрашивает:

– А почему?

– Потому что мы с мамой потратили много времени, чтобы его найти, почистить и заточить.

– М-м, – тянет девочка. – А можно мне пойти к озеру? – быстро переключает внимание она.

– Только ненадолго, скоро свет уйдёт.

– Угу, – Кира скрывается за стволами деревьев.

Ее легкие шаги приглушаются травой. Кира бежит, перепрыгивая выступающие из-под земли корни, поглядывая наверх, туда, где шумит, шурша, листва, такая необычная и мягкая. Райвен быстро добирается до озера. Гладкая поверхность воды приковывает к себе взгляд, зачаровывает. Девочка подходит к валунам, лежащим у самой кромки, там, где сухой песок становится мокрым, и залезает на один из них. Устраивается, подбирая под себя ноги, смотрит своими бездонными черными глазами на мир, такой зелёный, непонятный и красивый. В этом месте особенно ярко ощущается его отличие от Домуса, бурлят цветение, жизнь, таинственность, а в мире, откуда Актавиусы родом, всё подчиняется вечному спокойствию, нерушимой открытости.

Кира улыбается. Ей нравится мысль, что когда-нибудь она будет, также как и родители, бегать между мирами. Видеть новое, изучать его, созерцать.

– Всё в порядке? – голос Талии раздаётся совсем рядом.

Шаги у кастода-воина бесшумные, но Райвен ощущает приближение матери, не пугается, не дергается.

– Да.

– Папа сказал, тебе нравится озеро, – женщина забирается на соседний валун, трёт заднюю часть шеи, разминает уставшие мышцы. – И, знаешь, я понимаю, почему.

– Тут всё другое, – говорит Кира. – Зелёное.

– А обычно как? – интересуется Талия.

– Серебристо-сине-рыже-белое, – немного подумав, без запинки выдаёт девочка.

По берегу разлетается звонкий, довольный смех.

Они сидят у озера еще долго, пока не темнеет. Талия поднимается, отряхивается, протягивает руку дочери. Та быстро спрыгивает с валуна, хватается за мамину ладонь.

На следующий день трое Актавиусов сидят на траве, пока вокруг них танцует запах жарящегося мяса. Тёплый ветер кружит рядом, играет, шурша травой и листьями деревьев. Бегает, щекочет кожу. Тепло идёт от лучей местной звезды, согревая и успокаивая.

– Пап, а мы скоро поедем домой?

– Не совсем. Ты то да, а мы с мамой ещё немного тут поживём.

– А-а. А когда я отправлюсь? – продолжает любопытствовать девочка.

– Сегодня вечером. Тебя заберет твой Кинихириму, Фарус.

Губы Киры мгновенно расплываются в улыбке.

– А мы догоним вас, как только твоей маме полегчает.

– Райвен, – зовёт Талия. – Райвен.

– М?

– Ты уже собрала вещи?

– Да, вчера.

– Так вот что это шумело в твоей комнате, – хмыкает Актавиус-старший.

– Это была я, – гордо смеётся Кира. – Я искала плащ.

Майкл ухмыляется и снова запрокидывает голову. Прикрывает глаза, но, уловив смену настроения жены (связь пассий помогает), оборачивается и обеспокоенно заглядывает ей в глаза. Видит напряжение и спрашивает:

– Что такое, Тал?

– В доме кто-то есть, – медленно отвечает женщина, вглядываясь в темноту одного из окон их временного пристанища.

Майкл отставляет тарелку, в которой лежит недоеденное мясо, поднимается, осторожно делает шаг вперед, а затем оборачивается и кивает Талии, безмолвно подтверждая её слова.

– Это они? – в голосе синеволосой впервые за долгие годы так чётко слышатся злость и страх.

– Да. И Фредерик здесь, – отвечает её муж. Он не боится, но сомневается, что противники не запаслись неприятными преимуществами. – Можешь отправить маяк бедствия через свой дакс? Мой не работает.

– Уже пытаюсь.

Актавиус-старшая дёргает рукой, включая имплант, несколько секунд, хмурясь, пытается наладить связь. Разочарованно выдыхает:

– Они перенаправляют сигнал. Нас будут искать где угодно, но не здесь, – женщина оглядывается, думает.

– Как они это делают? – спрашивает её муж, не готовый примириться с потерей самой сильной защиты, поддержки родного мира.

– Без понятия. Но вряд ли это случайно нападение. Где твоё оружие?

– В доме. Твоё?

– Тоже. Загнали нас, как зверей. Ни-че-го, – Талия нервно кусает губу. – Мы ведь знали, что это может произойти. Обещали быть готовыми, – в отличии от мужа, кастод ни капли не подавлена, в её глазах бушуют лишь ярость и желание поскорее начать драку.

Однако синеволосая быстро приходит в себя и резко оборачивается. Вспоминает, что, в общем-то есть весьма объективная причина, чтобы страх сжимал сердце.

– Райвен, послушай меня, – она опускается перед дочерью, берет девочку за плечи. – Ты помнишь всё, что я тебе рассказывала? Про то, что нужно делать, если со мной и папой что-то случиться?

– Да, мам, – сердце Киры уже бьётся с невероятной скоростью.

Взрослые напуганы, они злятся и к чему-то готовятся. Тревога разливается в воздухе.

– Тогда делай то, чему мы тебя учили. Беги, – сказав это, женщина кладет холодную ладонь на лоб малышки.

Талия никогда не думала, что ей действительно придётся применить Дар на собственной дочери. Точнее, она боялась этого. Способность Актавиус-старшей заключается в умении передавать информацию из своего мозга в чужой, и теперь женщина делает именно это, посылая в голову ребёнка короткие, точные электрические импульсы. Она наполняет разум маленькой Райвен тем, чему выучилась сама за долгие годы, которые провела, как воин, бегая из мира в мир. Языки, умение распознавать шифры, умение скрываться, кастодская история, всё это переходит в голову девочки. абсолютно безболезненно. Закончив, Талия поднимается, сдерживая подступающий к горлу ком, и сжимает напоследок руку дочери.

– Теперь беги и не оборачивайся, – в голосе женщины слышится дрожь, но рукой она уже уверенно сжимает нож, только что взятый со стола.

Из деревянного домика, еще недавно бывшего жилым, показывается худощавая фигура. Существо опирается спиной о дверной косяк и выжидает. Сквозь его грязно-серую кожу просвечивают черные вены, овальная лысая голова выглядит вытянутой, сверкают впалые глаза, белки которых тоже залиты угольным цветом. Длинные, неестественно худые конечности, когда-то бывшие руками и ногами, волочатся по земле, когти, тянущиеся из окончания вторых фаланг удлиненных пальцев, царапают землю. А из позвоночника, остро выпирающего костяной змеёй, тянутся три конечности, Похожие на лапы членистоногих, состоящие из костей, обтянутых кожей, и имеющие на конце заострения, вполне способные проткнуть плоть. Изо рта, в котором умещаются потемневшие клыки, тянется вязкая мутная слюна, смешанная с кровью.

Талия смотрит, как Кира убегает в сторону леса, переглядывается с мужем и ловит один, общий для них настрой: выиграть время. Супруги позволяют существам окружить себя. Кавадеров много, слишком много, чтобы бороться, но надежда ещё теплится в сердцах. Монстры, пошатываясь, приближаются к кастодам ровно до того момента, как Талия и Майкл вдруг срываются с места и устремляются вперёд. Тогда, перестав сдерживаться, существа прыгают на своих противников. С поляны доносится утробное, приглушенное, хриплое рычание кавадеров и гулкие удары, а Райвен в это время продолжает бежать. Ей страшно до немеющих ладоней и стучащего в ушах сердца, но внутренний голос подсказывает, что сейчас нужно просто слушаться. И бежать, бежать, бежать как можно дальше, не останавливаясь, не оглядываясь, не позволяя себе думать о том, что происходит за спиной. Девочка спотыкается о камень, на секунду теряет равновесие, но не падает, умудряется устоять на ногах.

Как оказывается, ее ловят чьи-то сильные, крепкие руки, от них веет холодом. Кира поднимает голову и понимает, что перед ней не человек и не кастод. У незнакомца острые, изломанные черты лица и мелкие шрамы, разбросанные по всей коже. У него глубокие, выцветшие зеленые глаза. У него чуть взъерошенные тёмно-каштановые волосы. Мужчина выглядит как старик, но цепкие руки выдают его живость. Как и темный костюм, сочетающийся с изящной тростью, которую незнакомец держит в свободной руке.

Кира не успевает среагировать, когда её заставляют встать на ноги. Желание выжить кричит из глубины сознания, что нужно бежать, спасаться, но девочка не может ничего с собой поделать. Она стоит, глядя на старика, и не шевелится. Что-то опасное в когда-то ярких глазах пугает и чарует настолько, что сопротивляться не хочется. Приходит в себя Райвен только тогда, когда её начинают тянуть обратно к тому месту, где сейчас сражаются родители.

Она вырывается, кусает руку, которой её держат, пинает незнакомца, упирается ногами в землю. Это не приносит никакого результата. Старик продолжает невозмутимо шагать и они возвращаются на поляну перед домиком, в котором жизнь казалась спокойной. Одного взгляда достаточно, чтобы понять: Талия не зря так боялась, потому что теперь ее муж, удерживаемый двумя из многочисленных противников, стоит на коленях на земле. Он может вырваться, может даже победить, достаточно разогрет для продолжения боя. Но слишком боится за свою пассию. Она сама полулежит на земле перед другим незваным гостем, скалящимся и хрипящим, роняющим вязкую черную слюну на траву.

Женщину держат за плечи, заставляют поднимать голову, как безвольную тряпичную куклу. Висок и губа Актавиус-старшей разбиты, на плече красуется длинный глубокий порез от когтя. Уже ненужный, нож лежит где-то неподалёку. Судя по валяющимся вокруг серым телам, Талия успела победить троих обращенных, прежде чем потерпела поражение.

Майклу понятно: его жене плохо, хуже, чем когда-либо. Вовсе не от ранения, в обычное время она бы продолжила сражаться и вряд ли бы даже обратила внимание на подобные раны. Осознание бьет по лицу ледяной пощечиной, и тогда мужчина чувствует едкий, пробирающий до костей ужас. Актавиус никогда не сдавалась, не проявляла слабину на поле боя. А сейчас едва может удержаться, чтобы не упасть на землю, с трудом не позволяет себе отключится. Не видит ничего вокруг, но всё ещё пытается дотянуться до ножа, пытается подтянуть ноги к животу. Ещё пару часов назад жаловалась на слабость, а сейчас без раздумий ринулась в бой.

В голове кастода догадка окончательно формируется в отвратительную при подобных обстоятельствах мысль, приносящую сожаление и почти физическую боль от собственного неимоверно глупого решения. Вина тоже не заставляет себя долго ждать. Неужели то, чего они так долго добивались, получилось? И ведь это его, Майкла, решением было остаться здесь, отдохнуть в этом отдаленном мире.

– Тал! – пытается докричаться мужчина. – Тал!

Монстры вокруг скалятся, но не останавливают его. Тогда Актавиус старший предпринимает отчаянную попытку, Поскольку что должен, должен попытаться спасти свою семью. Майкл бьет одного кавадера по ногам, отталкивает другого и пытается прорваться к жене. Она нуждается в помощи. Второй раз в жизни Талию нужно укрыть, защитить и успокоить. А он не может. Потому что вокруг – поле боя, потому что вместо Домуса и заботы Актавиус сам предоставил ей холодную землю чужого мира. Потому что не понял, не смог предугадать, вовремя уехать.

Давно забытый, хриплый, надломленный голос разносится вокруг, заставляя остолбенеть и перестать дышать, подчиняя, чаруя и пугая.

– Не советую так делать, – мужчина, успевший схватить Киру, выталкивает девочку так, чтобы отец увидел.

Актавиус замирает. Перед ним теперь стоит выбор. Спасение для одного равно смерти для других. И гордость мгновенно уходит, уступая место пустому, сухому, наполняющему душу без остатка отчаянию.

– Отпустите их, – вдруг тихо говорит Майкл. Его голос разрезает тишину, хоть звучит и слабо. Взгляд кастода, не сумевшего защитить свою семью, направлен на Талию. В глазах этого кастода уже нет ни смелости, ни уверенности, ни готовности сражаться. – Фредерик, пожалуйста, – в этот момент в голосе мужчины появляется то, чего не было за все годы его жизни. Он умоляет, даже понимая, что это бесполезно, осознавая, как жалко выглядит. Сейчас стыд уходит куда-то далеко. – Отпусти их. Тебе нужен я.

Ответа приходится ждать долго. Монстры вокруг хрипят, перенося вес тела с одной конечности на другую, не обращая внимания на просьбы. Просто не понимают слов, лишь следят за каждым движением пойманных жертв. Готовятся убить, разорвать глотки и жадно пить свежую кровь.

Наконец хриплый, надломленный старческий голос всё же разносится по поляне.

– Ты понимал, на что шёл, когда сбегал от нас, – невозмутимо отвечает незнакомец. – Но не настолько важна твоя персона, чтобы ради нее подстраивать такое нападение, не льсти себе.

– Мои жена и дочь тут не причём. Это не их война, – пытается вразумить старика кастод.

Он понимает, что лжёт, ведь Талия всю жизнь провела, сражаясь, а Кира уже умеет держать в руках оружие, готовится пойти по стопам родителей.

Старик несколько секунд безмолвно смотрит на Актавиуса, а затем, погружаясь в свои мысли, взмахивает рукой, отдавая беззвучный приказ. Тот монстр, что стоит над Талией, видит разрешение и довольно рычит. А затем вгрызается в беззащитно открытую шею женщины, разрывая плоть длинными, острыми и неровными клыками. Актавиус-старшая не успевает испугаться. Последнее, что она видит – свою дочь, рвущуюся шагнуть вперёд. Кровь брызжет и разливается вокруг, ручьями течет по серой коже кавадера, падает каплями вниз, лужей собирается на земле. Когда монстр отгрызает голову Талии, с хрустом ломая позвоночник, тело падает, глухо стукнувшись, на траву.

Раздаётся крик. Высокий, надрывный, полный страха, непонимания и горького, жгучего отчаяния. Кричит девочка, пытаясь сбежать из кольца чужих рук, не глядя ни на что, кроме изуродованного трупа. Вместе с криком от Киры разлетается во все стороны волна переплетённых алых и черных нитей-искр. Они мгновенно расходятся вокруг, словно огонь от взрыва и, ударяясь о тела хрипящих монстров и их предводителя-старика, заставляют тех корчиться от боли и отступать назад.

<<1 2 3 >>

На страницу:

Перейти

2 из 3