Крылатая Война. Начало Игры

Девочка падает на землю. Вместе с этим коротким, но ярким всплеском из неё уходит часть собственных, таких нужных сил. Тело ослабевает, ноги подкашиваются. Кавадеры, лежащие теперь на земле, поднимаются медленно, это становится шансом. Отец Райвен, пользуясь этой секундной заминкой своих врагов, вырывается из круга серых тел, легко подхватывает дочь на руки и бежит, прячась за стволами деревьев, унося ребенка прочь. Сглатывая ком, подступающий к горлу, давя собственный крик, рвущийся из груди. Хочет выплеснуть боль, но не может, не позволяет себе. Поэтому продолжает петлять, надеясь скрыться. Кира, обнимая Майкла за шею своими тонкими ручками, боится даже шевельнуться. Перед её глазами всё ещё растекается, пачкая траву, тёмно-красная кровь. Девочка почти не дышит, всё вокруг видит сквозь пелену. Ее отец бежит, как никогда раньше. Он спиной ощущает приближение существа, продолжающего погоню. Первым их настигает холодный голос, в коем не слышится ни одна эмоция.

– Ты знал, что так будет. Всегда знал. Конечно, пришлось долго ждать, пока ты забудешь об осторожности. Но ты сам ослабил Талию вынашиванием вашего ребёнка, создал этим ей Связь с нами, остался здесь, хотя стоило бежать, поджав хвост, обратно на Домус, едва задание закончилось. Но, знаешь, мне удивительно, что я смог так легко подавить ее, Актавиус. Что же случилось за последние две недели?

Говорящий неподвижно стоит среди деревьев, опираясь на тяжелую трость, пока Майкл останавливается, затравленно оглядываясь и тяжело дыша. Медленно опускает дочь на землю и, решившись, подталкивает девочку к деревьям, шепча одними губами просьбу убегать. Кира сначала не двигается с места, а потом нерешительно, медленно делает шаг назад. Запинается о корень и невольно садиться около холодного ствола, надеясь, что сможет так спрятаться, защититься. Смотрит испуганно, ища поддержки у отца. Тяжелые мгновения проходят в молчании. Отдаленное, приглушенное расстоянием пение птиц сейчас кажется неуместным. Наконец Майкл прерывает ожидание.

– Вы убили её, – он стоит лицом к лицу со своим противником, но оттягивает момент сражения. Слепая ярость уж не позволяет думать о том, почему вокруг нет других кавадеров и старик так спокоен.

– Да, – старик невозмутим.

Актавиус поднимает голову.

– Ты не тронешь мою дочь.

– К сожалению, ради неё я и здесь, – ответ бьет под дых, лишая воздуха.

Схватка выходит короткой и недолгой, тихой, но полной жгучего, разрывающего на части гнева. Майкл дерётся, уклоняясь от трости, нанося быстрые и точные удары. Почти не глядя вокруг, видя лишь своего противника, мужчина понимает, что выдыхается, но ловит взгляд по-прежнему сидящей у деревьев дочери и продолжает бороться. Он, ослабленный предыдущим поединком, безоружный, просто не может позволить себе сдаться. Но и противостоять тому, кто не устаёт, показывает себя гораздо бодрее и хорошо владеет кинжалом, оказывается неспособен. Последнее, что видит Актавиус, когда его прижимают к холодной, мокрой земле – дочь. Испуганную, не понимающую, что ей делать. Майкл предпринимает последнюю попытку вырваться, но не справляется. Хруст и треск перерезанных костей оглушают Киру. Голова её отца, булькая разливающейся вокруг темно-бордовой кровью, откатывается в сторону. Девочка не понимает. Она следит за стариком, медленно поднимающим свою трость, убирающим обычно спрятанное в полом древке лезвие, и не может осознать, что родители не защитят её. Она подскакивает и думает, что сейчас нужно делать то, чему ее учила мама. Бежать так быстро, чтобы ноги начали болеть и во рту появился железный привкус.

В лес, в тень деревьев, петляя между стволами, снова и снова пригибаясь, чтобы не удариться головой о низкие ветви. Не оглядываясь, не позволяя себе думать о произошедшем. Не обращая внимания на тяжелые и быстрые шаги, раздающиеся из-за спины.

Когда Киру почти настигает старик, когда ледяной голос звучит совсем близко, она вдруг вытягивает обе руки вперёд, повинуясь секундному порыву, раскрывает ладони и вдруг понимает, что слезы начинают течь по щекам, что боль и гнев хлещут изнутри. Неожиданно впереди между деревьями вспыхивают те же огни, что появились, когда умерла Талия и её дочь впервые закричала. Эти линии слетаются в круглый обруч, за которым раскрывается сияющий алым и черным вихревой проход между мирами. Не раздумывая, девочка прыгает в эту яркую воронку, исчезает в ней, спасаясь.

И теперь уже кричит незнакомец.