– Я не понимаю, почему они ее уволили? – Селеста знала, что говорит как поклонник, чей кумир пал. – Ты всегда говорил, что она превосходный работник.
– Так и есть, – ответил Эндрю, – но иногда хорошо работать недостаточно. Президент – это лицо компании. Они решили выбрать кого-то помоложе и посвежее.
Селеста уже собиралась задать вопрос, который естественным образом вытекал из предыдущего, но ухмылка на лице у мужа остановила ее.
– О Боже, они выбрали тебя? – ахнула она.
– Да, – подтвердил он.
Она должна была что-то сказать: – Я понятия не имела, что ты участвовал в конкурсе!
– Да и я не имел! – Он был в таком восторге, что у нее не хватило духу усомниться в разумности принятого решения. Эндрю был приличным бухгалтером, и язык у него был подвешен отлично. Но даже она знала, что он не Гарриетт Осборн.
Только после того, как шампанское было открыто, налито и выпито, Селеста вернулась к вопросу, который собиралась задать.
– А сколько лет Гарриетт?
– Не знаю. – Эндрю был уже навеселе. – Сорок семь, может быть? Сорок восемь?
– Тебе сорок четыре! – Селеста на короткое время оказалась на грани паники. Ее уволили с работы, когда она была беременна вторым ребенком. После его рождения Эндрю посоветовал ей не искать работу и ухаживать за детьми. Теперь семья зависела от его зарплаты. – Значит ли это, что еще через несколько лет ты можешь остаться без работы?
Эндрю усмехнулся, как будто это предположение было глупым: Не волнуйся об этом, дорогая. У мужчин все немного по-другому. – Он протянул руку, чтобы погладить ее по щеке. Когда Селеста вздрогнула, он, должно быть, понял, что сказал что-то не то. – Это ужасно, но это правда. Теперь, когда я вошел в руководство, я сделаю все возможное, чтобы изменить ситуацию.
Селеста была достаточно взрослой, чтобы почувствовать вранье. Недавно ей исполнилось сорок два года.
За полгода с того момента Эндрю редко бывал дома. Он позже заканчивал работу. Деловые поездки длились дольше. Он всегда извинялся. Президент рекламного агентства должен работать больше всех, говорил он ей. Селеста знала, что это ложь. Он трахал кого-то у себя в офисе. Больше всего ее расстраивало то, что он, казалось, забыл, что она когда-то тоже работала в рекламе.
Когда Брендон Бейкер поворачивал на Вудленд-Драйв в своем Subaru, ему пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержать волнение. Посещение домов было его любимой частью работы. В течение рабочей недели он был во власти клиентов и комитетов, в бесконечном, безнадежном поиске консенсуса. Будучи президентом Ассоциации домовладельцев, он ясно дал понять, что решения здесь принимает он. Для начала он оштрафовал пожилую даму в Кедровом переулке, которая была печально известна тем, что не снимала рождественские украшения круглый год. В конце концов ее долг вырос настолько, что ТСЖ лишило ее прав на дом. После этого слово Брендона стало законом в Маттауке. Он мог заставить людей унижаться перед собой, если он этого хотел, а хотел он всегда.
– Я передумала, – сказала Селеста с пассажирского сиденья. – Я не хочу туда идти.
– Это ради твоей же подруги, – напомнил он ей. – Миссис Осборн будет легче, если там будет другая женщина.
– Я же говорила тебе, мы с ней не друзья. – Селеста знала, что он хочет, чтобы она была рядом на случай, если Гарриетт заплачет. – Я даже не знаю, вспомнит ли Гарриетт меня.
Возможно, будет еще хуже, если вспомнит.
– Сколько жалоб на дом Осборнов мы получили, пока я болел? – поинтересовался Брендон. В обязанности Селесты как секретаря входило отслеживать их.
– Несколько, – неохотно призналась Селеста. Она перестала считать после двенадцати.
– Эти жалобы могут стать проблемой для тебя во время следующих выборов, – добавил он. – Если не разобраться с этой Осборн в кратчайшие сроки, ситуация может ухудшиться. Пойдут слухи, что именно ты позволила ситуации выйти из-под контроля, и к этому времени в следующем году снова будешь печь кексы для родительского комитета.
Брендон припарковался на обочине перед домом 256 по Вудленд Драйв. Ряд кустов роз, посаженных параллельно улице, разросся и образовал непроходимые заросли, пронизанные прекрасным красностебельным сумахом и блестящими листьями ядовитого плюща. Вьющиеся лианы облепили дом, а папоротники доисторических масштабов свесились с крыши, скрывая от глаз внутреннюю отделку.
– Как все могло прийти в такое состояние так быстро? Дом выглядит как в фильме «Серые сады»[2 - Главные герои фильма «Серые сады» живут в полуразрушенном особняке.], а ведь еще даже не май. – Он повернулся к Селесте со злорадной ухмылкой. – Эта леди ведь не собирается выходить в купальнике и с платком на голове, верно? – Селеста не удостоила этот вопрос ответом. Чувство юмора Брендона исчезло в тот момент, когда провалилась его первая шутка. – Ладно, давай покончим с этим, – приказал он.
Селеста осталась на месте. Она прикидывала расстояние от дома 256 по Вудленд-Драйв до машины, которую оставила в центре города. Почти можно дойти пешком, подумала она. Но не совсем.
– Селеста?
Она не хотела знать, что случилось с Гарриетт. Она хотела помнить Гарриетт такой, какой она была. Не могла смириться с тем, что еще одна женщина оказалась униженной. Одинокой и брошенной. Подавленной и побежденной. Если это могло случиться с Гарриетт, это может случиться с кем угодно. Селеста боялась, что, когда откроется входная дверь, она увидит свое собственное будущее.
– Пошли, – приказал Брендон.
И она пошла.
Брендон позвонил в дверь, и Селеста затаила дыхание. Пчела опустилась ему на спину. Селеста смотрела, как она кружит по ней, и пыталась усилием воли заставить ее ужалить.
– Чем я могу помочь?
Высокая женщина, стоявшая в дверях, мало походила на ту, с которой Селеста общалась на вечеринках. Парикмахер не прикасался к волосам Гарриетт уже несколько месяцев, и их естественные волны больше не выпрямлялись утюжком. Седина отросла, и серебристые пряди смешались со светлыми. От правой скулы до уха тянулся мазок черной грязи. На ней был зеленый комбинезон механика, рукава которого были закатаны до локтей, а молния расстегнута ровно настолько, чтобы было видно верх черного спортивного бюстгальтера. Ее руки выглядели худыми и сильными. В одной из них она держала полусъеденное яблоко.
– Селеста Говард, – произнесла Харриет, обнажив в улыбке заметную щель между передними зубами. Это была такая яркая отличительная черта, что Селеста удивилась, что не заметила ее раньше. Вместе с глазами, которые казались необычайно сосредоточенными, и ртом, растянутым от уха до уха, щель между зубами придавала Гарриет дикий, голодный вид. – Как я рада тебя видеть.
– Гарриетт, – Селеста не ожидала, что ее вспомнят, и оказалась в растерянности, – ты так изменилась.
– Да, – с готовностью согласилась Гарриетт, – я себя запустила.
– Я не это имела в виду, – поспешила уточнить Селеста.
Гарриетт положила руку на плечо более молодой женщине, посылая по ее руке волну тепла:
– Я поняла, что ты имела в виду.
Брендон шагнул вперед. Селеста заметила, что он выглядит менее уверенным в себе. Он нашел совсем не то, что ожидал:
– Мы хотели бы поговорить с вами, если вы не возражаете. Можно войти?
Внимание Гарриетт медленно переместилось на мужчину, но улыбка осталась у нее на лице.
– Я вас знаю? – спросила она, наклонив голову, как кошка, рассматривающая таракана.
Брендон протянул руку, которую Гарриетт с интересом рассматривала, не решаясь дотронуться.
– Меня зовут Брендон Бейкер, – он опустил руку, – я президент Ассоциации домовладельцев Маттаука.
– Ах, вот оно что, – произнесла Гарриетт, как будто этого было достаточно и ей не нужно было знать больше. – Так как ты поживаешь, Селеста? Ты хорошо выглядишь.
Селеста покраснела. Она осознала, что прошла целая вечность с тех пор, как ей уделяли должное внимание.
– У меня все хорошо. А ты как?
– Я была занята. – Гарриетт откусила от яблока и неторопливо прожевала кусок, прежде чем продолжить. – Очень занята. Наверстывала пробелы в чтении. Столько увлекательных предметов, которые я так и не успела изучить. Ботаника в первую очередь, но также и…
– Простите, миссис Осборн, – вклинился Брендон.
– Мисс, – поправила его Гарриетт, не глядя в его сторону.