Смерть в прямом эфире

– Не обязательно. В любом случае, – добавляет Дженни, – расписание уже сдвинулось, учитывая, что вы должны были приехать три часа назад.

– Ты распечатала одно и для Вэл, – замечает Маркус. – Значит, не такое оно и неточное, верно?

– Я действую эффективно, – улыбка Дженни появляется и исчезает сразу же, как только сослужила свою службу, подчеркнув заявление. – Тогда пройдемся по графику первым делом завтра.

– Меня завтра здесь уже не будет, – напоминает Вэл, не уверенная, следует ли ей извиниться за свое навязанное присутствие сейчас или за свое отсутствие после.

Она явно чем-то разозлила Дженни, но не знает, чем именно.

Та на секунду переводит взгляд на кого-то позади Вэл, но прежде чем она успевает обернуться и посмотреть, кто это, качает головой:

– Нет, раз ты уже приехала, то могла бы и остаться, дать интервью. Тогда в подкасте сложилась бы полная картина.

– Я не могу.

– Не можешь? – Ноздри Дженни раздуваются, когда она делает резкий вдох. – Типичный для тебя ответ.

– В каком смысле? – Вэл хочет объяснить, что отказывается лишь из-за отсутствия воспоминаний, но гораздо больше ей хочется, чтобы сама собеседница объяснила, что имела в виду своим комментарием.

– Ты не желаешь выделить даже пары часов своего драгоценного времени, чтобы нам помочь. И это после всего, что натворила.

– И что же? – уточняет Вэл, ощущая ледяной ком в желудке.

– Ты бросила нас, – злобная гримаса искажает лицо Дженни. Затем она поднимает руку и ладонью стирает неприязненное выражение. Черты снова становятся пустыми и блеклыми, в точности как кухня, где они расположились. – Прости. Я вымоталась. День выдался долгий. Да и год тоже. Десять лет, если уж на то пошло, – собеседница вздыхает. – Не хочу сейчас углубляться в детали. Может, обсудим всё завтра?

– Конечно, – Вэл только рада сгладить конфликт.

Но эта готовность пойти на уступки, кажется, лишь сильнее беспокоит Дженни, которая снова бросает встревоженный взгляд за спину бывшей подруги.

– А где же наш знаменитый ведущий подкаста? – Хави осматривается по сторонам, будто открытая планировка позволяет спрятаться хоть кому-то.

Глаза всех присутствующих устремляются к лестнице. Вэл понимает, что ступени ведут не только наверх, но и вниз. В доме есть подвал.

– Всё завтра, – отмахивается Дженни. – Боже, вы же наверняка проголодались? – спрашивает она таким тоном, точно уже знает ответ и боится его. – Я собиралась написать, чтобы вы заехали в Седар-сити, раз уж задерживаетесь, – и делает шаг к холодильнику.

– Может, пойдешь отдыхать? – Вэл останавливает ее, подняв руку. – Мы все взрослые и сумеем сами о себе позаботиться.

– Ну да, – ехидно усмехается Дженни. – Ведь взрослые всегда так хорошо справляются с делами. – Словно по сигналу ее телефон звонит. Она смотрит на экран с мимолетной гримасой ярости, но отвечает уже совершенно ровным голосом: – Алло? В шкафчике, где мы храним лекарства для детей уже много лет. Да, дозировка написана на упаковке. Нет, я ее не знаю наизусть. Тогда просто дай одну таблетку. Всё равно они безвредные. Потом посиди с дочкой, поглаживая, чтобы она могла успокоиться и заснуть. Нет, я в курсе. М-м… Ладно. Нет, я только недавно приехала и не могу… – Дженни стискивает челюсти, потом произносит совсем другим тоном: – Привет, солнышко. Ножка болит? Мне очень жаль. Помнишь, о чем мы говорили?

Она распахивает закрытую до того дверь напротив кухни. Оказывается, там находится не кабинет или библиотека, а спальня, куда и удаляется мать шести дочек, притворив за собой створку. Вскоре оттуда доносятся приглушенные звуки колыбельной.

– Наша малышка Дженни изменилась, – Хави осматривается по сторонам с таким видом, точно чувствует зловоние, хотя в доме пахнет лишь сухостью и холодом, здесь практически стерильно.

– Ага, – соглашается Маркус, дергая себя за ухо. Вэл интересно, не ощущает ли он тоже перепадов давления в воздухе. – Она была самой приятной из нас. Помните?

Она начинает ненавидеть это слово, поэтому принимается шарить по кухонным шкафам. Дженни не шутила, когда обещала накормить их: полки так и ломятся от продуктов. Открыв выданную папку, Вэл ожидает увидеть распорядок завтраков, обедов и ужинов, но взгляд упирается в список имен напротив времени. Включая и ее, причем напечатанное. И когда Дженни успела внести нежданно заявившуюся участницу передачи в график интервью?

Может, получится завтра вернуться сюда после встречи с матерью? И тогда, если придерживаться уже составленного плана, исчезнет ощущение, будто Вэл бродит наугад во мраке?

Но опять же, дом – просто оживший кошмар. Она тоже прижимает ухо ладонью, стараясь избавиться от навязчивого гудения кондиционеров, которое проникло туда подобно насекомому и жужжит прямо возле барабанной перепонки, ввинчивается в мозг.

В одном шкафчике обнаруживается целая упаковка злаковых батончиков. Должно быть, Дженни закупается в тех же местах, что и Глория: там, где всё продается в огромных коробках, в которых можно жить. Вэл берет несколько батончиков и бросает их спутникам.

Хави ловит свой и замечает:

– Дженни изменилась – ну и что такого? Мы все уже не такие, какими были раньше. Взять хоть нашу Вэл. Вы можете себе представить, как она отступилась бы от своих планов только из-за желания одного из нас?

– Лишь она управляла ситуацией, – комментирует Маркус с теплой улыбкой.

– Давайте здесь осмотримся, пока мамочка занята, – предлагает Хави, приближаясь к лестнице. – С чего начнем: вниз или вверх? Вниз, так? Наверняка всё самое интересное находится в подвале. Именно там вечно прячут тела.

Он уже заносит ногу над первой ступенькой, когда дверь в спальню распахивается и Дженни командует:

– Ни в коем случае.

Хави замирает, затем смеется.

– Боже, твой голос сердитой мамаши реально действует. Ты могла бы сколотить целое состояние, если бы разливала этот тон по бутылкам и продавала. Такой товар мигом расхватали бы и отчаявшиеся родители, и те, кто тащится по властным дамам.

– Ты совсем не изменился, – Дженни закатывает глаза и впервые при Вэл искренне улыбается.

– Прошу прощения, а как же моя неотразимая внешность?

– Не знаю, не знаю. Мне ты больше нравился без передних зубов.

– Я постоянно получал предложения их выбить и согласился бы, если бы знал, что ты оценишь.

– Заткнись, придурок, – качает головой Дженни, усмехаясь, затем спохватывается, краснеет и поправляет и без того безупречную блузку. – Внизу находится помещение для интервью. Туда строго запрещено соваться, не считая назначенного по расписанию времени. Вы можете сбить настройки оборудования. Да и потом, там не на что смотреть. Все этажи абсолютно одинаковые, – она обводит рукой пространство, где они все стоят.

– Ну да, – с глубокомысленным видом кивает Хави, – ведь улучшить планировку можно, лишь повторив ее шесть раз.

– Кстати, тебе отведен второй этаж, – проигнорировав комментарий, продолжает Дженни. – Маркус, ты будешь жить на третьем. Айзек – на четвертом. Вэл – на пятом.

– А на шестом кто? – уточняет Вэл.

– Никто.

Она уверена, что в статье из Википедии говорилось о шести детях, однако пока ни один из собеседников не упоминал о приезде кого-либо еще из участников передачи. Пока все заняты, забирая вещи и начиная подниматься на назначенные этажи, Вэл улучает момент и заглядывает вниз. Ступени тянутся дальше и глубже, чем кажется возможным, а еще…

Ее ладонь хватает чья-то большая рука и увлекает за собой.

«Хватит упрямиться. Я больше не могу с ней справляться. Уведи ее».

«Ну же, малышка. Всё будет хорошо, обещаю. Если тебе там не понравится, оставаться не обязательно».

«Не обещай ей этого! Вечно ты балуешь ее. Твоя вина, что она выросла такой. Вас уже ждут. Прекрати позорить меня, Валентина».

Ее рука оказывается в более нежной хватке. Позади слышатся тихие шаги. Лестница, длинная, просто бесконечная, с такой яркой тьмой внизу, что больно глазам, становится всё больше и ближе, точно стремительно мчится навстречу, желая поскорее заглотить целиком. Шум, до того громкий, что зубы стучат, усиливается, раздается со всех сторон, разрастается внутри и…