Шпионский арсенал. История оперативной техники спецслужб

Потянулись однообразные дни нашей самостоятельной подготовки, и мои товарищи после обеда начали, не таясь, дремать над учебными пособиями. Я как мог держался несколько дней, а потом вместе со всеми стал зевать, как «лев, после удачной охоты и сытного обеда». Наш сонный вид скоро заметили, и после обеда опытные сотрудники отдела начали с нами занятия. Не все наши наставники имели лекционный опыт, но детали их рассказов вместе с показами специальной техники были настолько интересными, что мы сидели, разинув рты и ловили каждое слово. Однако и тут начинались сны и даже с вежливым храпом. Особенно отличались офицеры со стажем, переведенные в 14-ый отдел из других управлений КГБ. Возможно, они уже имели представление о зарубежной работе сотрудника ОТ, но спать, особенно в первом ряду на глазах ветеранов отдела, нам казалось оскорблением. Мы потихоньку будили спящих после обеда «львов» и старались посадить их подальше на последние ряды. Но храп доносился и оттуда, и, чтобы его заглушить, мы громко задавали вопросы и двигали стулья. В середине занятия «львы» просыпались и, отдохнув, энергично останавливали рассказы инструкторов своими вопросами и даже дополнениями. Мы потом узнали, что активность на таких занятиях бралась руководством на заметку, чтобы точнее определить способности и настрой каждого нового офицера. Кстати, сон и храп на занятиях не оставляли без внимания.

Во время этой, уже настоящей учебы мы наконец-то получили представление о деятельности 14-го отдела. Оказывается, что офицер ОТ за границей занимает официальную должность «атташе по связи», руководит и отвечает за техническую безопасность зданий представительства. Мы узнали, что сотрудник ОТ организует защиту территорий и зданий от террористических атак, ведет поиск техники подслушивания, обеспечивает защиту коммуникаций здания от съема информации, отвечает за пожаробезопасность, контролирует самые разные технические работы на соответствие требованиям безопасности и многое другое.

Нас поразило количество задач, с которыми офицер ОТ должен справляться за границей. В беседах с опытными сотрудниками отдела задавался вопрос, а почему КГБ должен контролировать технические работы по обслуживанию советских зданий за границей? Ответом была впечатляющая статистика обнаружения самых разных «жучков» после мелкого и крупного ремонта, выполненного иностранцами. Особенно активно спецслужбы использовали строительство новых советских зданий для установки техники подслушивания.

Как нам показали на многих примерах, доверия к иностранным рабочим не было, и потому все работы по обслуживанию советских зданий должны выполнять специалисты из СССР или техники из состава представительства. А контролировать все эти работы и проверять их обязаны офицеры ОТ. Согласно указаниям ЦК КПСС (ничуть не меньше) сотрудники 14-го отдела имели официальные полномочия для контроля всех технических работ внутри любых советских представительств, их помещений, а также руководили и принимали участие в мероприятиях по техническому оснащению особо важных помещений. Таковыми считались кабинеты руководителей представительств СССР: посла, торгпреда, генерального консула. Объектами нашего обслуживания также были кабинеты в особо важных помещениях, таких, как референтура, где колдовали шифровальщики со своими тайнами и велась вся работа с секретными документами.

Особой сферой защиты для сотрудника ОТ была своя родная резидентура, где работали офицеры разведки КГБ. Эти помещения оборудовались специальной защитой о подслушивания и периодически проверялись. Именно в этих помещения планировались и готовились все мероприятия разведки, проводились совещания и «разборы полетов», снаряжалась оперативная техника перед использованием в «городе».

Продолжая занятия в учебном классе, мы познакомились с другим, не менее важным направлением нашей будущей работы. В служебных документах это называлось оперативно-техническое обеспечение деятельности резидентуры КГБ. Главной задачей резидентуры была работа с агентурой для добывания актуальной разведывательной информации, для чего могла использоваться оперативная техника. При этом ставилась задача обеспечения безопасности всех оперативных мероприятий, что также не обходилось без разнообразной специальной аппаратуры. Во всех направлениях работы сотрудник ОТ должен был проявить максимум усилий, чтобы, с одной стороны, показать оперативникам все возможности техники, а с другой стороны, грамотно обучить оперативников приемам ее использования. Получалось так, что офицер ОТ должен быть не только классным техническим специалистом, но и уметь расположить к себе офицеров для активного и, главное, правильного использования технических средств.

Учебная радиозакладка в деревянном бруске (из архива Keith Melton Spy Museum)

Занятия с опытными сотрудниками отдела заставили нас по-другому взглянуть на инструкции в учебном классе и на образцы специальной техники, имевшейся для нашей тренировки. Особый интерес вызывали стенды с образцами техники подслушивания, обнаруженной сотрудниками отдела в советских представительствах за рубежом. На жаргоне КГБ такая иностранная техника называлась «закладками», и, как мы узнали позднее, обнаружение закладки оценивалось как высший результат работы оперативно-технического сотрудника, что отмечалось ведомственной или правительственной наградой. Каждый из нас сразу начал мечтать о таком личном успехе. Однако из бесед с опытными офицерами отдела мы узнали, что поиск закладок далеко не всегда заканчивался их обнаружением. Это была тяжелая, изнурительная и требующая отдачи всех сил работа, в чем я смог убедиться на собственном опыте.

Забегая вперед, хочу пояснить, чтобы найти и самому извлечь «закладку», требуется стечение многих обстоятельств, среди которых «госпожа удача» часто бывает на первом месте. В 14-ом отделе в период 1972–1975 гг. появилось много профессиональных поисковиков из Оперативно-технического управления КГБ (далее ОТУ КГБ) с большим опытом работы, и далеко не всем, к сожалению, посчастливилось подержать в руках «свою закладку».

Мне же невероятно повезло, и в первой загранкомандировке в США удалось дважды вытаскивать закладки, испытывая ни с чем не сравнимое волнение и гордость. Но как тогда, так и теперь хочу сказать, что дороги к моему личному успеху были проложены старшими товарищами и без их наставнической помощи, уроков и рекомендаций у меня бы ничего не вышло. К тому же многолетняя статистика обнаружения закладок, как мы узнали на занятиях, показывала, что положительному результату предшествует постоянный, многократно повторяющийся и продолжительный поиск «вражеской» техники подслушивания в тех странах, где западные спецслужбы, и в первую очередь ЦРУ и ФБР, проводят активную работу в отношении советских, а сегодня и российских представительств. В оперативной история 14-го отдела был случай, когда систему подслушивания нашли только после пяти лет кропотливого поиска.

Надо сказать, что диплом «охотника на жучков» в настоящее время можно получить и на различных коммерческих курсах в Москве. Однако реальную практику как в советские времена, так и сейчас получают только сотрудники службы ОТ СВР, организуя поиск закладок в разных странах и в самых разных условиях. С полной ответственностью могу сказать, что только в ОТ СВР имеется огромный результативный опыт поиска и обнаружения закладок, чему позавидовали бы многие западные спецслужбы, а российские коммерческие организации безопасности тем более.

Глава 4. Мои любимые «фотики»

Именно так ласково – «фотики» называли в ПГУ офицеров направления специальной фотографии 14 отдела за их безотказность, доброжелательность и корректность. «Фотики» были моим первым коллективом, куда меня пригласили стажироваться. Ветеран коллектива, Василий Иванович, небольшого роста, сухонький, резкий, встретил меня в синем халате с пятнами от фотохимикатов. Заметив мой взгляд на халат, Василий Иванович мимоходом сказал, что есть и чистые, попросил подождать, посадил меня в кресло, а сам ушел за темную штору в фотолабораторию. В кабинет несколько раз заглядывали посетители с вопросом, а где начальство? Несколько человек остались ждать, сидя рядом со мной. У многих в руках были папки и конверты, вероятнее всего, с заданиями для фотонаправления. Наконец появился Василий Иванович уже в костюме и начал прием посетителей. И тут я услышал настоящие боевые задания от подразделений разведки: сделать цветное фото для иностранного паспорта, изготовить микроточку, о которой я ничего не слышал, сфотографироваться на удостоверение КГБ, проявить полученные от агента оперативные фотопленки из резидентуры, срочно отпечатать фотоклише для руководства ПГУ и многое другое.

К этому потоку заданий Василий Иванович отнеся совершенно спокойно. Он внимательно читал каждое письмо-заявку, аккуратно регистрировал их в специальном журнале, в котором затем офицеры ставили свои подписи. Тут появился Сергей Дмитриевич, также ветеран коллектива, временно замещавший начальника фотонаправления. Он внимательно прочитал задания, поставил на каждом свою подпись и резолюцию, кому какую работу выполнять. Я сидел, не шелохнувшись, стараясь уловить важность каждого задания и надеясь посмотреть, а как его будут выполнять мои наставники-профессионалы.

На столе часто звонил телефон, по которому задавались одни и те же вопросы, когда можно оформить и сдать в работу задание, а также когда оно будет выполнено. Все подразделения ПГУ хотели получить результаты побыстрее, но никто не стал им объяснять, что часть сотрудников в отпусках и коротких командировках. Их опыт сам подсказывал, какие работы надо делать срочно, а что можно отложить на пару дней. Мое появление у «фотиков» также объяснялось временной нехваткой кадров.

На следующий день очередь офицеров с заданиями повторилась, и я начал понимать, что фотоработы в разведке занимают особое место. Как-то днем, когда посетители исчезли на обеденный перерыв, Василий Иванович, закрыв журнал регистрации, сказал: «Ну, теперь ты понял, какое направление самое важное в 14-ом отделе?» И действительно, работая уже за границей, мне довелось слышать отзывы оперативников о моих сослуживцах. Главной похвалой была фраза: «А ваш сотрудник (называлась фамилия) – это фотограф “от бога”», – и такую марку надо было держать постоянно, поскольку заработать авторитет специалиста в резидентуре и в Москве надо было годами, а потерять можно сразу, после одной ошибки.

Итак, я начал свою практику в качестве стажера и стал выполнять несложные задания. Через неделю появился из отпуска Игорь Кузьмич, который справедливо считался в то время одним из лучших, ведущих сотрудников спецфотографии. Игорь Кузьмич начал учить меня правилам портретной фотосъемки, которая велась постоянно, поскольку фотографии на удостоверения и на загранпаспорта требовались всем офицерам ПГУ. Я учился «ставить» свет, корректировать позу объекта и поворот его головы во время съемки, стал осваивать сложные импортные модели фотоаппаратов. Настал день, когда мне поручили самостоятельно делать портретные съемки.

Надо сказать, что портретная съемка велась в отдельном помещении, где на «плечиках» висели несколько военных кителей, рубашек, галстуков и все виды погонов. Начиная с 1970-х гг., сотрудникам ПГУ запретили ношение военной формы, и потому для фотографий на удостоверение офицеров ПГУ КГБ использовались всего несколько военных комплектов, которые подгонялись по фигуре с помощью прищепок и булавок. Исключение делалось только для генералов, которым в спецателье КГБ шились на заказ парадные генеральские мундиры. Но в ПГУ в то время был всего десяток генералов, и такая съемка, требующая от «фотиков» особой подготовки, проводилась очень редко.

Я освоил интересный прием: дело в том, что после фотографирования на удостоверение офицерам ПГУ рекомендовалось сохранить негатив. Через пару-тройку лет офицер ПГУ получал следующее звание, повышался в должности, приходил к «фотикам» с просьбой сделать новое фото на удостоверение. Чтобы сэкономить время на фотосъемку, фотики искусно рисовали раствором йода на негативе новую звездочку и печатали старый негатив. Об этом фокусе скоро узнали все офицеры ПГУ, после чего бережно хранили негативы своих фотографий в военной форме.

Следующей учебой для меня явилась портретная фотопечать. В направлении использовались в основном импортные фотоматериалы и своя особая технология обработки экспонированной фотопленки, а для фотопечати применялись удобные фотоувеличители немецкой фирмы «Durst» с многочисленными системами регулировки и подстройки. Мои первые самостоятельно отпечатанные фотоснимки целиком забраковали, показав все ошибки. И я стал учиться заново технике фотопечати, хотя до КГБ часто занимался фотоработами и в школе, и в институте. Все пришлось забыть.

Самой кропотливой работой считалось ретуширование портретных негативов для печатания фотографий на иностранные документы и паспорта. Ретушь выполнялась часами вручную, десятками карандашей разной твердости, и все единогласно доверяли это крайне сложное и кропотливое дело только нескольким специалистам, Игорю Кузьмичу и Сергею Дмитриевичу.

Через месяц появился начальник фотонаправления Николай Алексеевич Левшин, вернувшийся из командировки. Полковник Левшин, чей стаж работы в КГБ начинался в 1948 г. с курсов специальной технической подготовки, был для всего 14-го отдела и специалистом, и руководителем особо уровня. Всегда аккуратно одетый, со строгим, чуть ироничным взглядом, но всегда внимательный к вопросам любой сложности, Николай Алексеевич стал моим наставником на долгие годы. После службы в КГБ мы несколько лет вместе работали уже на пенсии, и для меня его рабочие, житейские советы и рекомендации всегда были и важными, и полезными.

Левшин Николай Алексеевич, 1928–2000 г. (фото из журнала «Мужская работа», № 14, 2002 г.)

Офицеры фотонаправления были коллективом интеллектуалов, кастой специалистов, особо ценимой в ПГУ. Деятельность офицера ОТ за границей была во многом связана с использованием самой разнообразной фототехники, от фотокопировальных установок и фотокамер для скрытой (незаметной) съемки людей до миниатюрных агентурных фотокамер в авторучках, зажигалках и даже в губной помаде. Все эти разные фотосистемы и камеры требовали особых приемов обработки фотопленки, специальных навыков печати фотоснимков часто в большом количестве, добиваясь читаемости каждого фотоклише. И все это надо были грамотно и без ошибок выполнять сотруднику ОТ резидентуры, не забывая о других важных направлениях своей работы.

К этому надо добавить дополнительное обучение уже в резидентурах оперативных офицеров фотомастерству, особенно в тех случаях, когда специальной фототехникой должен был пользоваться их агент для съемки особо важных секретных документов. И если фотокопии таких документов оказывались плохого качества, виновным считался сотрудник ОТ. И потому офицеры направления во главе с Николаем Алексеевичем в прямом смысле гоняли сотрудников и 14-го отдела и всего ПГУ в период подготовки в Москве, чтобы они в резидентурах могли добиваться требуемой четкости выполнения особых фототехнологий, соблюдения всех этапов подготовки фототехники и многократной проверки надежности фотоустройств перед оперативным мероприятием.

Надо сказать, если за границей сотрудник ОТ отличался мастерством как фотоспециалист, его ценили не только офицеры резидентуры, но и сам резидент КГБ, и часто руководитель советского представительства. И, конечно, в первую очередь в этом была заслуга сотрудников фотонаправления, строго, тщательно и заботливо обучавших всех офицеров ПГУ, проходивших подготовку перед выездом в командировку. До сих пор вспоминаю тревогу и нервозность опытных офицеров ОТ, которым предстояло сдать экзамен «самому Левшину», не прощавшему плохой подготовки и ошибок на зачете. Как-то во время заключительной беседы на вопрос Николая Алексеевича, чем отличается зеркальный фотоаппарат от дальномерного, капитан с большим стажем работы в радиотехнической лаборатории ОТУ КГБ после некоторой паузы робко ответил, что «зеркалка будет подороже, чем дальномерная камера». Этот ответ еще долго вызывал хохот у всей учебной группы. Посмеявшись, Николай Алексеевич отправил капитана обратно на подготовку.

Продолжая стажировку в направлении, я начал осваивать особые фотокамеры для негласной съемки. Это были специально сконструированные для КГБ фотоаппараты, которые прятались в пальто, под пиджак, за брючный ремень. Объективы таких «хитрых» камер маскировались специальными пуговицами с раздвигающимися шторками, а для женских костюмов применялись особые брошки с прозрачными стеклами. Даже заколка для мужского галстука могла скрывать специальный фотоаппарат. Эти и многие другие системы маскировки назвались «камуфляжами», или «прикрытиями». Такие особые фотосистемы впервые были разработаны для служб наружного наблюдения (далее НН, или «наружка»), когда во время слежки за человеком требовалось незаметно его сфотографировать. Важными снимками считались его действия, например, во время встречи с другим человеком, посещение квартир, учреждений и особенно поступки, которые у сотрудников НН считались подозрительными.

Несколько лет назад в открытой печати вышла трилогия «Наружное наблюдение» Андрея Константинова. В этих книгах подробно рассказывается о работе сотрудников НН российской полиции и приемах, которые они используют для негласной фотосъемки. Сегодня, в эпоху цифровой техники, негласное фотографирование стало гораздо более удобным для сотрудников специальных служб. Отпала необходимость в выборе фотопленки, которую приходилось весьма аккуратно устанавливать в фотокамеру. Выбор диафрагмы, выдержки, установка резкости теперь выполняются автоматически, а сам цифровой снимок можно за секунды передать с помощью мобильного телефона в оперативный центр. Мы же об этом не мечтали, поэтому многократно тренировались, тщательно следуя наставлениям наших «фотиков».

Надо сказать, что знание особенностей работы со специальной фототехникой не передавалось по наследству, поскольку новая фотоаппаратура регулярно поступала в 14-й отдел из ОТУ КГБ, где проектировалась и создавалась талантливыми офицерами-конструкторами специальной лаборатории НИЛ-11. Ее сотрудники нередко привозили в 14-й отдел опытные образцы, которые испытывали и оценивали со всех сторон совместно с опытными сотрудниками фотонаправления. Нередко такие опытные образцы новой фототехники имели высокие оптические параметры, однако проигрывали в надежности, а это считалось одним из главных показателей пригодности специальной техники для оперативной работы. Практика общения с офицерами-конструкторами была всегда полезной, и в дальнейшем рекомендации сотрудников 14-го отдела учитывались в процессе совершенствования опытных образцов и модернизации уже используемой сотрудниками ПГУ спецтехникой.

За несколько месяцев работы я освоил многие фототехнологии, мне периодически поручали выполнение несложных заданий оперативных подразделений и в дальнейшем меня даже привлекали для больших по объему фоторабот, таких, как фотосъемка на новые партийные документы, замена которых проводилась в 1976 г.

После стажировки у «фотиков» я «прошел» еще несколько направлений ОТ, где опытные сотрудники отдела обучили меня тонкостям работы с техникой звукозаписи, с различной аппаратурой радиосвязи и контроля эфира. Мне удалось постичь азы тайнописи, изготовления контейнеров, освоить сложные методы и системы поиска техники подслушивания, а потом применить полученные знания на практике в нескольких краткосрочных командировках, где я в резидентурах познакомился с моими коллегами, офицерами ОТ. Я часто вспоминаю моих старших товарищей с теплотой и благодарностью за их терпение, выдержку и уважение, с которым они обучали меня, совсем «зеленого», иногда задиристого лейтенанта, тонкостям и специфике работы в составе советских зарубежных миссий, умению взаимодействовать с разными категориями загранработников, от технического персонала до руководителей представительства. Эти первые боевые уроки очень помогли в дальнейшей самостоятельной работе, особенно когда я оказывался единственным «технарем», которому могли доверить решение деликатных проблем.

Следующий рассказ в этой книге о направлении в деятельности ОТ, которое считалось одним из наиболее сложных и требующих кропотливой и умелой работы. В ХХ веке оперативная микрофотография была активно используемым средством связи многих разведок мира, каждая из которых создавала свои собственные методики, и в последующих главах будет об этом рассказано.

Очерк II. Оперативная микрофотография

Глава 5. Письма-микроточки жене резидента

Легендарный полковник советской разведки Конон Трофимович Молодый, оперативный псевдоним «Бен», руководивший в 1950–1960 гг. нелегальной резидентурой КГБ в Англии, успешно добывал научно-техническую и военную информацию с помощью агентуры, действовавшей на одной из британских военно-морских баз.

Из архива Keith Melton Spy Museum

Кроме новейшего по тем временам радиопередатчика, для связи с Москвой в резидентуре Молодого активно применялась микрофотография. С ее помощью тексты с исходного документа формата A4 путем особого фотографического уменьшения размещались на крохотных чешуйках целлофана размерами около 1 ? 1 мм. Такие микрописьма назывались «микроточками», и резидент «Бен» использовал их даже в личных целях для переписки со своей женой, которая находилась в Москве и одна воспитывала детей. Можно было понять беспокойство о своей семье отца, выполнявшего секретные задания далеко от Родины. «Бен» поддерживал жену личными письмами, отправляемыми в такой необычной форме тайными путями в Москву.

Связь с помощью микроточки в XX веке считалась одним из самых надежных и безопасных каналов передачи секретной информации. Действительно, спрятанные в самые разные бытовые предметы, такие, как открытки и обычные письма, книги и небольшие посылки, микроточки можно было уверенно отправлять по обычным каналам почтовой связи.

После Второй мировой войны все действующие и будущие сотрудники советской разведки, а нелегалы в первую очередь, должны были в обязательном порядке изучать все этапы изготовления микроточки, осваивать различные способы, как надежно спрятать микроточку в обычный бытовой предмет. Затем инструкторы давали задание найти спрятанную микроточку, аккуратно ее извлечь, проявить, высушить и прочитать.

Такой непростой экзамен сдавали и коллеги Конона Молодого по нелегальной разведке, среди них Рудольф Абель, организовавший в США сбор и передачу в Москву секретных технологий изготовления атомной бомбы. А на юге Италии успешно действовал под псевдонимом «Артем» Ашот Акопян, руководитель нелегальной резидентуры КГБ. Агенты «Артема» виртуозно опустошали секретные сейфы итальянских спецслужб и проводили много разных оперативных мероприятий, а сам резидент успешно закончил свою командировку и вместе со своей супругой, неизменной помощницей, вернулся в Москву.

В годы Второй мировой войны все методики разведывательной работы, как и аппаратура для оперативной микрофотографии, считались особой тайной спецслужб, которые тщательно оберегали эти технологии друг от друга. Однако практике создания и развития микрофотографии уже более 150 лет, и, если сравнивать различные на первый взгляд методики спецслужб, можно увидеть их сходство с процессом, разработанным в начале XX века Эммануилом Голдбергом.

Из архива Keith Melton Spy Museum

Но, в свою очередь, работы Голдберга базировались на изобретениях и трудах предшествующих ему ученых, энтузиастов фотографии и уникальных мастеров-умельцев, веками последовательно продвигавших искусство создания микроизображений, невидимых простым глазом и потому ставших столь привлекательными для тайной переписки и секретной связи, а также в качестве экспонатов и сувениров для развлечения публики в музеях, на выставках и ярмарках. Обратимся к истории возникновения микрофотографии и первых шагов ее оперативного использования.

Глава 6. Первые шаги микрофотографии как способа секретной связи

Историки считают пионером микрофотографии английского фотографа Джона Дэнсера. В 1839 г. именно он сделал первое микроизображение с помощью фотокамеры Дагера, используя объектив от микроскопа с фокусным расстоянием 38 мм. При этом Дэнсер добился уменьшения оригинала в 160 раз, а в 1856 г. ему удалось изготовить несколько микропортретов королевской семьи, которые были подарены королеве Виктории.

Создатели микрофотографии (из архива Keith Melton Spy Museum)

Рене Дагрон, французский изобретатель и энтузиаст фотографии, первым создал методику военного использования микрописем и эффективно ее использовал, когда войска Наполеона III потерпели поражение под Седаном и Париж был окружен объединенными германо-прусскими войсками. Все связи с внешним миром были прерваны, и в этой ситуации пригодились опыты Дагрона в микрофотографии. В ноябре 1870 г. Дагрон и его помощники развернули свою фотолабораторию и организовали изготовление микрописем для пересылки их в Париж с помощью голубиной почты.

Письма и сообщения выполнялись на прозрачных листах, разделенных на 12 секций размером 80 ? 110 мм. Они копировались по частям контактным способом на фотографические пластинки, которые после химической обработки повторно переснимались с большим уменьшением с помощью специальной репродукционной камеры с короткофокусными объективами. В результате получались микроизображения размером не более 1 мм. После обработки эмульсия с микроизображениями снималась со стеклянной пластины в ванне из касторового масла. Полученные микрописьма сушились, вырезались и закреплялись на кусочке пленки, который затем устанавливался в специальный голубиный контейнер. Известно, что один голубь мог нести от 36 до 54 тысяч сообщений, отснятых на 18 тончайших пленок.

Контейнер с микрописьмами для доставки голубиной почтой, 1870 г. (из архива Keith Melton Spy Museum)

Полученная в Париже почта аккуратно вынималась из контейнера, пленки размачивались в растворе аммония, разматывались, сушились и устанавливались в стекла подобно современным слайдам. Затем в отдельном помещении с помощью дуговой лампы изображения проектировались на большой экран с увеличением в 1600 раз. С экрана эта почта вручную переписывалась и рассылалась по адресам осажденного Парижа. За 5 месяцев осады французской столицы Дагрон и его команда отправили в микрописьмах 470 листов оригиналов, содержавших 2,5 миллиона сообщений.