Ткачиха
Охотник изо всех сил орудовал топором, который забрал у Мэри, разрубая нити, нацелившиеся на его руки. Мэри-Энн уворачивались, как могли, но у них не было никакого оружия, и Охотнику приходилось защищать и себя, и девочек. Бетти выхватила нож. Она совсем про него забыла и чувствовала себя такой беспомощной! А ведь у неё было оружие! Спасибо Охотнику. Она отчаянно им махала по сторонам и жалела, что у них не нашлось времени преподать ей пару уроков. Но несколько нитей безвольно опали на землю после eё ударов, и это придало ей сил.
Рубашечник поначалу отмахивался сумкой, потом, словно что-то сообразив, торопливо залез на бегу внутрь и достал кусок зеркальной коры. Её острые края резали нити не хуже ножа, а блеск зеркальной поверхности оказался отвратителен охотникам. Кони шарахнулись, наездники, как один, вскинули рукава, заслонясь от него.
– Они боятся света! – поняла Бетти. – Они боятся света, который исходит от этого зеркала! Наверное, это свет мира живых!
Рубашечник услышал её и выставил зеркало перед собой, не давая охотникам приблизиться. Теперь он прикрывал отряд. Охотник поспешил увести Мэри-Энн поближе к Бетти и сам отступал вместе с ними. Рубашечник выпрямил руки и начал делать нарочито медленные шаги, давая возможность друзьям уйти как можно дальше. Он выглядел грозно: с зеркалом в руках, в чёрно-красной рубашке, с белыми волосами, разметавшимися по спине. Сосредоточенно глядя перед собой, он поворачивал зеркало в сторону особо прытких охотников и не давал им коснуться себя ни рукой, ни оружием.
Тишина вокруг превратилась в звук, всё зашипело, запело, словно искорёженная пластинка, и звук этот был отвратителен. Казалось, его можно было не только слышать, но и видеть, трогать, пробовать на вкус, но всё это вызывало только большее отвращение. Бетти закусила губу и замотала головой, пытаясь отогнать звук прочь.
Воспользовавшись замешательством беглецов, охотники напали. И пробили бы оборону, скорее всего, если бы Охотник не ринулся в бой, размахивая топором.
Бетти ещё успела подумать, что их Охотник совершенно не похож на слуг Ткачихи. Такой же человек, как и все они. Ничего тёмного и зловещего в нём уже не осталось. А было ли?..
А потом она побежала так быстро, как могла, думая только о мосте, который был так близко, всего в нескольких шагах. И мост бросился ей под ноги, она вцепилась до боли в кулаках в верёвочные перила и замерла на месте, беспомощно обернувшись через плечо на друзей.
– Беги вперёд! – крикнула Мэри. – На ту сторону, не медли!
Бетти сделала шаг и остановилась как вкопанная. Мост под ней зашатался. Он был сколочен из грубых деревянных досок и перевязан верёвочными перемычками. Надёжностью от него и не пахло. Бетти осторожно сделала ещё один шаг вперёд. Мост затрясся под ней, мешая идти, заходил ходуном. От страха Бетти вцепилась в верёвочные перила так сильно, что с трудом смогла заставить себя разжать пальцы, чтобы ухватиться снова, но уже подальше. Казалось, стоит ей отпустить руку, как она немедленно полетит вниз, в непроглядный мрак, в чёрное вязкое ничто, в которое превратилось ущелье.
Бетти оглянулась, убеждаясь, что друзья следуют на ней.
– Мы идём! – крикнул Рубашечник. – Иди!
Как же идти, если мост не пускает?
Вдруг откуда-то издалека, невероятно издалека послышался будто бы знакомый голос:
– Бетти, милая, где ты? Возвращайся домой!
Бетти не поверила своим ушам, так тих был этот звук. Но раздумывать было некогда. Она стиснула зубы и сделала ещё шаг, за ним ещё и ещё. Одеревеневшие пальцы не слушались, колени трусливо подгибались, и она боялась, что часть пути ей придётся проползти, потому что удержаться на ногах не выйдет. Но мысль о вечном заточении в затхлом мире Ткачихи, где не было ни солнечного света, ни тепла, ни мамы, ни настоящих друзей – за редким исключением, но эти исключения сражались за её спиной за возможность также не быть поглощёнными чёрным матовым хаосом, – заставила её разозлиться.
– Я тебе не дамся, – прошипела Бетти и с трудом переставила ногу на ещё одну перекладину моста. От страха ноги стали ватными и мягкими, как мешки с соломой. – Я живая. Я вернусь домой. К маме. И Артуру Ниму. И в школу буду ходить. И послушной буду. И никогда. Больше. Не. Буду. Отчаиваться!
С последними словами она рухнула на влажную зелёную траву. Мост остался позади.
Некоторое время ей потребовалось, чтобы просто отдышаться и немного прийти в себя. Она смогла. Она преодолела предпоследнее препятствие, отделявшее её от прохода домой. Одна эта мысль могла вновь поставить её на ноги.
Бетти села на траву (на ощупь почти как настоящую!) лицом к мосту. Её друзья по-прежнему сражались, Мэри и Энн кидались камнями в тёмные силуэты охотников, Рубашечник и Охотник отбивались топором и луком. Все они были на другой стороне моста и почему-то не спешили перебираться следом за ней. Охотники осаждали их со всех сторон, и Бетти с ужасом поняла, что защищаться долго они не смогут.
– Идите сюда! – крикнула она. – Почему вы не идёте?
– Мы не можем! – крикнула Энн в ответ. Она вцепилась в основание моста и повернулась к нему лицом, но так и не сделала шаг.
– Почему? Я же зову вас!
– Позови по имени! Позови меня!
– Энн!!! Энн, иди сюда, на эту сторону моста!!! – закричала Бетти что было сил.
Энн качнуло вперёд, словно до этого её удерживали невидимые руки, и она стремительно пошла по мосту, осторожно перебирая каблуками туфелек. Она крепко держалась за верёвки и, казалось, не испытывала такого страха перед пустотой внизу, через какой довелось пройти Бетти.
Бетти протянула ей руку, и Энн спрыгнула на землю, целая и невредимая. Девочки переглянулись, и Энн тут же кинулась обратно.
– Мэри!!! – позвала она. – Мэри, скорее ко мне!
В тот же миг Мэри оставила попытки отбиться от охотников и прыгнула на мост. Он закачался под ней, и каблук попал в щель между досками. Мэри охнула и потеряла равновесие, но успела схватиться за верёвки и повиснуть на них всем телом. Бетти прижала ладони ко рту. Мэри поспешно восстановила равновесие, выпрямилась во весь рост и медленно пошла вперёд. В отличие от Энн, ей не хватало сейчас её обычных хладнокровия и собранности, и каждый шаг был для неё как последний.
В тот момент, когда она ступила на землю, Энн и Бетти обняли её с двух сторон, успокаивая. Мэри тряслась и всхлипывала от пережитого страха, но быстро пришла в себя.
– Наши друзья! – напомнила она.
Бетти кинулась к мосту.
– Идите сюда!!! Скорее!!! Эй!!
– Рубашечник!!! – крикнула Мэри. – Скорее!
– Идите сюда! – надрывалась Бетти. – Рубашечник, Охо…
Энн быстро зажала ей рот рукой и прошипела на ухо:
– Бетти, мы не можем звать Охотника, ведь тогда придут и другие, они все смогут сюда прийти.
– Но… – растерялась Бетти. – Но как же теперь…
Рубашечник тем временем перешёл мост так легко, словно шагал по твёрдой земле. Бетти снова вспомнила, что раньше он был циркачом. Сейчас она убедилась в этом собственными глазами. Он по-прежнему бережно прижимал к себе кусок зеркальной коры и вообще не держался за перила, однако ни разу не пошатнулся.
Он сошёл на землю и беспомощно оглянулся.
Охотник сражался один. Его топор взлетал и опускался, отгоняя прочь жадных до его страха и гнева охотников, каждый из которых желал первым дотянуться до отступника. Лук он отбросил в сторону, как и кожаную куртку – как будто шёл в последний бой. Его массивная фигура казалась совсем крошечной на фоне с бесформенной массой чёрных теней и глаз.
– Энн говорит, мы не можем его позвать, – убито сказала Бетти. – Ведь тогда они все… придут.
– Нам надо уходить, это наш шанс, – жёстко добавила Энн.
Мэри прижала ладони к лицу.
Рубашечник побледнел и замотал головой так, что светлые пряди закрыли его лицо.
– Нет, нет, я не могу так. Я без него не могу уйти. Не могу.
– Ты должен. Так бывает, – такой твёрдости в тихом голосе Энн они ещё не слышали.
– Мне очень жаль, Рубашечник, но если мы все погибнем здесь… Это охотники боятся моста, а Ткачиха пройдёт. И она так зла… – Мэри коснулась его плеча.
Рубашечник шарахнулся в сторону, сбрасывая её руку, замотал головой ещё яростнее и кинулся к мосту.
– Да иди же ты сюда! – его отчаянный крик разнёсся над чёрной пропастью. – Иди сюда, будь ты проклят!
Охотник обернулся, тяжело дыша, покачал головой, а потом перехватил поудобнее рукоять топора. Он обрушил его на врага, но промахнулся и упал на колени. Тёмная фигура нависла над ним…
Бетти показалось, что она слышит смех Ткачихи, жуткий, торжествующий смех.
– Не смей умирать! Ты не можешь! Ты должен быть здесь! – зеркало выпало из ослабевших пальцев Рубашечника.
Он потерянно смотрел перед собой, через мост, глядя, как чёрная тьма приближается к Охотнику. Вдруг что-то словно толкнуло его вперёд, он вцепился в верёвки моста и закричал:
– Сюда иди! Ногами! Мы вытащим! Беги так быстро, как можешь! Я без тебя не уйду! Слышишь меня?.. ГИЛЛИАН!!!
Его пронзительный крик повис в воздухе.
* * *Гиллиан.
Охотник на мгновение остановился, опуская топор.
Гиллиан.
Это имя отозвалось в нём, отозвалось в серебряных нитях, которые он прятал под кожаной безрукавкой. Имя, которое не принадлежало ему прежде. Имя, обладатель которого когда-то парил над землёй на тонкой проволоке под яркими лучами полуденного солнца.
И отдал его – своё имя – ему сейчас, чтобы спасти.
И оно всегда было здесь.
За такое Охотник никогда с ним не расплатится.
Глава 25
Что-то ударило Охотника в грудь, точно выталкивая на мост. Он развернулся и, не думая ни о чём, рванулся вперёд – и вовремя. Серебристые нити разрезали верёвки моста, и деревянные перекладины посыпались в бездонную пропасть. Охотник, едва увернувшись от смертельных нитей, отчаянным прыжком бросил всё тело вперёд и вцепился в клочья травы. Мост стремительно рушился, отрезая путникам дорогу назад, а их самих – от погони.
Рубашечник ухватился за руки Охотника, но было ясно, что он не сможет долго его удерживать: тонкие руки в шрамах просто не выдержат могучего веса друга.
Бетти, не раздумывая, кинулась на помощь. Она легла на землю животом и обхватила Охотника за шиворот, помогая тянуть назад, упираясь носками в землю. К ней немедленно подключилась Энн и схватила Бетти за ноги, чтобы та не свалилась с обрыва. Ей помогала Мэри, и все вместе они стали тянуть Охотника вверх.
Наконец они вытянули его настолько, что Охотник смог поставить на край колено, а после выбрался целиком и сел на землю, ошарашенно глядя перед собой.
Рубашечник откинул с лица длинные пряди и встретился с ним глазами.
Бетти никогда раньше не замечала, что у них совершенно одинаковые глаза: светлые, с тёмным полукружьем, с широкими зрачками…
– Гиллиан, – тихо повторил Рубашечник.
– Откуда ты знаешь моё имя?
– Это важно сейчас?
Охотник схватил его за запястье:
– Да, это важно. Я знал, что ты что-то скрываешь от меня, последний козырь в рукаве.
– Ты владеешь тем, что я так жаждал обрести. И всё хотел отнять это и вернуть себе… себя. Мои воспоминания и мою жизнь. Я знал, что если ты получишь имя, это станет невозможно.
– Больше не хочешь?
Рубашечник опустил глаза:
– Я понял, что эти воспоминания стали частью тебя. И, думаю, теперь уже не станут моими. Ты стал человеком благодаря моей памяти, моей судьбе и моей жизни. Стал моим другом. Разве я вправе требовать их у тебя назад? Я больше этим не владею.
Он сунул руку за пазуху и вытащил оттуда тонкую и короткую, но очень яркую нить. И протянул её Охотнику.
– Эй, я ничего не понимаю! – возмутилась Бетти.
Рубашечник вздохнул:
– У него мои нити воспоминаний.
У Бетти округлились глаза.
– Я же рассказывал, что поймал его на воровстве нитей, – сказал Охотник. – Мы с Рубашечником подрались первый раз, когда он поедал свою нить, а я пытался отобрать её, и мы… порвали её и поделили между собой.
– И он стал тем, кто он есть, благодаря нитям моих воспоминаний, – подхватил Рубашечник. – Я придумал поглощать нити, чтобы вернуть свои воспоминания обратно. А Охотник как-то подглядел за мной и попробовал по-своему: стал засовывать нити за шиворот и смотреть, приживутся ли они там. И у него получилось! С тех пор он стал воровать мои нити. Я узнал об этом и хотел их вернуть, и думал, что если смогу заманить его в Болота и погубить, то заберу нити себе. А нить с именем я припрятал, рассчитывая использовать на выходе. Таков был план. А потом появилась ты, Бетти Бойл.
Охотник улыбнулся.
– И вот мы здесь, и Рубашечник позвал меня. Назвал именем, которое не было мне известно, но теперь я знаю точно, что оно моё. – Он перевёл взгляд на друга, а затем на нить в руках. – Но я больше не хочу воровать. Оно ведь когда-то было твоим. Если хочешь – забери. Я могу остаться здесь.
Рубашечник возмущённо вскинул подбородок и закусил губу.
– Ты меня вообще слышал?! Ты стал моим другом, моим защитником. Бросить тебя ради собственных интересов… Я теперь не смогу.
– Спасибо, – с тихой благодарностью сказал Охотник и бережно засунул нить под жилетку. А затем поднялся на ноги. – Нам пора идти. Охотников мы оставили позади, но Ткачиху бездна не остановит – она сама как бездна…
Охотник… Нет, Гиллиан – Бетти подумала, что больше не будет называть его Охотником, – пошёл вперёд, к Святилищу, что было уже совсем близко. Рубашечник подобрал зеркало и поспешил за ним. Мэри-Энн молча взяли Бетти за руки с двух сторон, и они быстрым шагом поднялись по крутой тропинке к развалинам.
Святилище и вправду напомнило Бетти те руины в Центральном парке. Только эти стены молчаливо вздымались и выглядели зловеще, в отличие от миленьких руин, среди которых любили играть дети. Оставалось надеяться, что Артур Ним правда ждёт их по ту сторону.
Кто-то точно ждёт. Ведь если Бетти прошла через мост, значит, кто-то её позвал?.. Кажется, она слышала какой-то голос. Может быть, мама?.. Вдруг это мама, которая тоскует по ней и ждёт её домой? «Мама, я скоро приду!..» – подумала Бетти и ещё больше заспешила вперёд.
– И Дженни Ли ушла за Холмы… – пробормотал Рубашечник, глядя прямо перед собой. – За зелёные эти Холмы…
Бетти огляделась по сторонам.
Вокруг была сумрачно. Повсюду простирался лес. Высокие стволы тянулись вверх, а их спутанные ветви окутывал туман. Впереди виднелись камни – огромные старые валуны. Когда-то они были явно поставлены друг на друга и представляли собой солнечный круг. Бетти вспомнила название – дольмены. Вот что было святым местом для эльфов. От времени круг нарушился, некоторые камни лежали на земле плашмя, а какие-то держались, вросшие в землю. От них исходило что-то древнее, вечное, такое, что сложно было себе вообразить. Но жуть, которую внушал ей мир Ткачихи, здесь уже не ощущалась. Зато её было видно.
– У нас мало времени, – снова сказал Гиллиан. – Ткачиха уже здесь. А мы всё ещё в её мире.
Бетти оглянулась и оцепенела.
Она увидела – огромное, чёрное, мрачное и многоглазое нечто высилось за деревьями совсем недалеко от них. Бетти могла разглядеть множество её глаз – их было точно больше восьми, больше, чем у пауков, про которых Бетти хоть что-то знала.
Её ноги – длинные, тонкие, с трудом удерживающие на весу тяжёлое чёрное тело, – медленно шевелились.
Она стояла за ущельем, глядя на развалины моста и Бетти. Ей казалось, что она сейчас прыгнет.
– Ткачиха может перепрыгнуть пропасть? – осторожно спросила Бетти, чувствуя, что её голос дрожит.
– Конечно, может, – ответил Охотник, не оборачиваясь и не глядя туда, куда смотрела Бетти: – точно он и так знал, что там увидит. – Здесь всё принадлежит ей. Всё иллюзия… Она ненасытна. Она расплетает и уничтожает всё на своём пути, но никто и ничто не в состоянии утолить её голод.
– Но ведь это место… Оно настоящее? – Бетти на ходу провела рукой по шершавым камням, среди которых проросла зелёная трава.
Оно было так похоже на Центральный парк! Может ли быть, что ещё чуть-чуть – и она окажется дома? И Ткачиха никак не сможет её достать?
– Здесь нет ничего настоящего, Бетти Бойл, – покачал головой Рубашечник. – Но это место стоит на границе. И, как любое пограничное место, располагает бо́льшими возможностями, чем любое другое. Например, даёт нам последний шанс спасти свои шкуры.
– Вопрос только в том, как эти возможности разглядеть, – вздохнула Мэри, остановилась и осмотрелась. – Кажется, внутри ничего нет. Это просто развалины.
– Это Святилище – отражение той церкви, из настоящего мира? – словно не слыша её, спросила Бетти. – Или же оно провалилось сюда когда-то, ушло под землю, как многие земли эльфийского королевства? Или оно возникло здесь само, каждый камень – за каждого Расплетённого, ведь в основе любого, даже самого мрачного мира лежит равновесие…
Мысль о том, что дом близко, не хотела её отпускать. Она схватилась за надежду, как в детстве за плюшевого кролика, надеясь на нехитрую защиту от кошмаров.
– Никогда бы не подумал, что ты философ, – улыбнулся Рубашечник. – Старые легенды говорят о том, что эльфы владели этой землёй, а Святилище было своего рода вратами. Даже если бы здесь камня на камне не осталось, это место сохранило бы свои свойства и стало нашим спасением.
– И нам остаётся только… – Энн встала рядом с Мэри, и Мэри закончила за неё:
– …обойти Святилище против часовой стрелки!
– Но как мы так обойдём церковь, если ориентира – солнца – здесь нет? – растерялась Бетти.
Гиллиан покачал головой:
– Ну что же ты, Бетти Бойл? Разве мы не говорили об этом? Представь себе циферблат, а Святилище – как место, к которому крепятся стрелки.
– Время идёт слева направо, такова его суть, – подхватил Рубашечник. – Поэтому если мы пойдём справа налево, мы раскрутим время обратно. И получим возможность выбраться отсюда раньше, чем Ткачиха доберётся до нас.
– Хотела бы я знать, – сощурилась Энн, – каким это место было раньше…
Не успела она договорить, как всё вокруг заволокла тьма. Так бывает перед грозой – вот небо ясное, а вот его уже затянуло тучами и сгустился мрак.
И в этом непроглядном мраке белело неисчислимое количество глаз. Слышно было, как шуршат ноги, как клацают жвалы.
Бетти обдало могильным холодом.
– Ткачиха… – только и смогла выдохнуть она.
Рука Рубашечника крепко сжала её плечо. Однако его лицо тоже было искажено ужасом. Мэри-Энн и Охотник замерли перед тьмой, точно домашние кролики перед очень голодным удавом.
– Надо бежать? – тихо предложил Рубашечник. – Может, успеем ещё…
– Нет, – твёрдо ответила Бетти, ощущая, как в груди нарастает решимость. Слишком долго она бежала. Настало время посмотреть Ткачихе в глаза. – Возьмитесь за руки. Крепко-крепко. И не разделяйтесь!
Она вцепилась в ладонь Рубашечника, и Охотник взял её за руку с другой стороны, а Мэри и Энн повисли на мужчинах с двух сторон.
Бетти почувствовала, что уже от этого простого действия тьма будто начала отступать, рассеиваясь.
– Всё, что здесь есть, иллюзия, – проговорила она, глядя прямо на Ткачиху, во все её тысячи глаз, ног и жвал.
Ткачиха надвигалась быстро – удивительно быстро, с учётом её неохватных габаритов. Казалось, что она везде. Клубящаяся тьма, тень, что всегда за плечом, ужас, скрывающийся в сокровенных залах памяти, проснувшейся утром от кошмара, который никуда не идёт.
Бетти смотрела прямо на неё. И вот этому собралась она отдать свою бесценную жизнь?
– Всё, что здесь есть, иллюзия! – повторила она громко. – И ты тоже! Убирайся!
– Моё… – прошелестело со всех сторон. – Вкусно…
– Убирайся прочь! Я не еда! Я – человек! – Бетти стиснула руки друзей. – ПОШЛА ПРОЧЬ!
Она почувствовала жжение внутри – огонь разгорался и разгорался, и вот уже тысячи живых нитей, засиявших из её груди, рассеяли мрак.
Ткачиха издала звук – стон – плач. Это было что-то нечеловеческое, жуткое, безумное, и мир вокруг содрогнулся. Нити Бетти осветили дорогу к Святилищу.
– Вперёд! Надо спешить! – уверенно воскликнула она.
– Помните, против часовой стрелки! – прокричал Охотник.
Земля под ними тряслась.
Охотник первым двинулся к заворачивающей крутым полукругом каменной кладке. Все остальные, не расцепляя рук, двинулись следом.
Святилище было огромным. Величественные дольмены тянулись ввысь. Теперь Бетти могла рассмотреть их поближе. На них были высечены древние руны, которые едва заметно светились.
Эти камни возводили в те времена, когда не было никаких христианских богов, никаких священников и книг, объясняющих, как надо жить. Эльфы пели и плясали здесь, прославляя природу и её дары, а потом всё утихло.
Бетти и её друзья приблизились к камням, и их окутала тишина, которая была оглушающей на фоне того, как всё тряслось и рушилось за их спинами. Только холм и камни оставались нетронутыми в разваливающемся мире Ткачихи, ведь они единственные не принадлежали ему…
Тишина пугала, заставляла вздрагивать при каждом шаге и растерянно переглядываться. Не было слышно даже собственного дыхания, густая трава скрадывала звуки шагов. Не было ветра. Словно по сговору, они не произносили ни слова, и тишина укрывала их, точно плотным плащом. Было тревожно.
«Как там мама?» – подумала Бетти.
«Скучает ли?» – мысли бились в голове мотыльками.
«Я скоро буду дома, – мягкий привкус родного слова. – Я больше никогда не уйду!»
– Начинаем, – скомандовал Охотник. – По кругу, против часовой стрелки. И ты, Бетти, должна идти первой.
И Бетти пошла.
Вначале идти было легко – как по тропинке. Но очень скоро воздух сгустился, стал плотным, и каждый новый шаг давался с трудом.
Они завершили первый круг, и ощутимо повеяло холодом. Бетти поёжилась.
Гиллиан повёл носом, нахмурился, ещё раз огляделся по сторонам и решительно двинулся на второй круг. На втором круге всё резко переменилось. Поднялся холодный, пронизывающий ветер, налетевший из ниоткуда. Он бил в глаза и морозил шею, бросал волосы в лицо, и не было возможности убрать мешающие пряди, потому что нельзя было расцеплять рук.
Бетти радовалась тому, что может держать друзей за руки. Ей казалось, что, останься она здесь одна, без их тёплых ладоней, и ветер непременно собьёт её с ног, заморозит насмерть и выбросит прочь, обратно к Ткачихе.
Бетти подняла голову и улыбнулась. Что такое холодный ветер для той, что прошла через Холмы, преодолела Болота Тревоги, победила чёрных лебедей и прочую нечисть, сбежала от Охотников и одолела саму Ткачиху? Ей осталось совсем немного. Тем более с ней идут друзья.
Когда они ступили на третий круг, стало очень жарко.
Пот лился ручьями и заливал глаза, и Бетти пыталась неловко вытереть лицо о рукав тостовки. Идти гуськом было неудобно, руки намокли, и ладонь Бетти едва не выскользнула из руки Рубашечника – его цепкие пальцы перехватили её в последний момент.
Жара пыталась их расплавить, сухой воздух обжигал кожу, но Бетти упрямо шла вперёд. Иногда ей казалось, что они вообще никуда не идут, а увязли в расплавленном жарой времени и пространстве… Иногда – что она сейчас упадёт и больше не встанет. И что мир вокруг превратился в каплю расплавленного янтаря, а она в нём – только муха… Перед глазами мелькали красные всполохи.
Когда третий круг подошёл к концу, Бетти села прямо на землю и разрыдалась. Они дошли! У них получилось! И она… так устала! Она плакала навзрыд несколько минут, безудержно, без остановки, а когда успокоилась и подняла красное от смущения лицо, то встретилась взглядом с Артуром Нимом.
– Артур? – воскликнула она.
– Бетти!!! – радостно откликнулся мальчик и поправил очки, норовившие упасть с носа. – Это ты. Значит, я правильно вычислил место.
Только сейчас Бетти заметила, что Артур наблюдает за ними через проём между камнями. Он словно был затянут светящейся полупрозрачной плёнкой, и там, на другой стороне, Бетти видела солнце и слышала голоса людей и лай собак неподалёку.
Бетти смотрела на Артура, и в груди её змеёй свернулся тяжёлый страх. Она никогда не просила о помощи. Ни о чём настолько серьёзном.
И Артура она не считала другом… А зря! Может, теперь он вообще не захочет с ней дружить, ведь она столько его отталкивала. Но заранее узнать никак нельзя – только пробовать. Теперь её черёд сделать шаг навстречу – ему и себе самой. Иначе она никогда не выберется сама и подведёт друзей.
– Артур! – крикнула Бетти. – Помоги нам! Мы не можем выйти сами!
– Что я должен сделать? – с такой готовностью откликнулся Артур, что Бетти сразу поняла, насколько необоснованными были её опасения.
– Позови нас!..