Вебстер до белизны суставов вцепился в край столешницы.
– Если Джувейн умрет, – произнес Гендерсон, – вместе с ним умрет его идея. Возможно, она будет потеряна навсегда.
– Я попытаюсь, – вымолвил Вебстер. – Попытаюсь…
Сурово глядя на него, Гендерсон спросил:
– И это все, что вы можете обещать?
– Да, это все, – подтвердил Вебстер.
– Но почему? У вас должна быть какая-то причина. Объясните же!
– Не буду я ничего объяснять. – Вебстер решительно протянул руку к выключателю.
Он сидел за столом и глядел перед собой на сцепленные кисти рук. В этих руках – опыт, навыки. Эти руки могли бы спасти жизнь, если бы оказались на Марсе. Эти руки сохранили бы для Солнечной системы, для землян, для марсиан открытие – новое знание, способное за два поколения дать стотысячелетний прогресс.
Но эти руки скованы фобией, вскормленной безмятежным, благополучным бытием.
Упадок. Да, сладостный, да, красивый и тем не менее гибельный.
Двести лет назад человек отказался от шумных суетных городов, от этих людских муравейников. Он покончил с вековыми опасностями, с древними страхами, со всем тем, что заставляло его прятаться в убежище, жаться к общему костру. Домовые, его неразлучные охранители с пещерных времен, тоже остались в прошлом.
И все же…
И все же…
Эта усадьба – та же пещера. Не для тела, но для разума. Психологический костер, оберегающий того, кто находится в круге его света.
Конечно, Вебстер понимал: нельзя оставаться у костра. Подобно людям, покинувшим два века назад города, он должен покинуть убежище. Уйти, не оглядываясь.
Надо добраться до Марса. Хотя бы начать этот путь. Тут не может быть никаких колебаний. Долг есть долг.
Переживет ли он путешествие, сумеет ли провести операцию? Можно ли умереть от агорафобии? Наверное, можно, если она в самой тяжелой форме…
Вебстер потянулся к аппарату, чтобы вызвать Дженкинса, но не коснулся кнопки. Лучше он сам уложит вещи, это поможет отвлечься до прибытия корабля.
В спальне с верхней полки платяного шкафа Вебстер снял чемодан и увидел на нем слой пыли. Дунул – чище не стало. Пыль въелась, лет у нее на это было вдоволь.
Пока он собирался, с ним спорил дом. Говорил беззвучным голосом, как говорят с человеком неодушевленные, но привычные вещи.
– Что ты задумал? – сердилось жилище. – Неужели решил уйти, бросить меня?
Вебстер возражал – то объясняя, то умоляя:
– Я должен лететь! Неужели не понимаешь? Это же мой друг, старый друг! Я обязательно вернусь.
Управившись с багажом, Вебстер возвратился в кабинет и обессиленно упал в кресло.
Он должен лететь – но не может. И все-таки, когда прибудет корабль, Вебстер выйдет из дома и двинется к нему.
Он крепил свою решимость, облекал ее в стальной каркас и гнал прочь любые мысли, способные этому помешать.
А вещи вторгались в сознание, как будто сговорились удержать его в доме. И выглядели они теперь так, будто Вебстер видел их впервые. Старые, привычные предметы стали вдруг незнакомыми. Хронометр, показывающий и земное, и марсианское время – часы, дни, месяцы, фазы луны. Фотография покойной жены на столе. Приз, заслуженный в частной подготовительной школе. Однодолларовый серебряный сертификат в рамке – сувенир с Марса, обошедшийся в десять баксов.
Вебстер смотрел на эти вещи сначала чуть ли не против воли, потом в охотку, перебирая связанные с ними воспоминания. Каждая вещь – элемент того, что за все эти годы сделалось для него единым целым. А ведь он даже не осознавал, как много их, этих элементов, составляющих его мир.
За окнами темнело – сгущались сумерки ранней весны, напоенные запахом цветущей вербы.
Где корабль? Он уже давно должен был прилететь. Вебстер поймал себя на том, что напрягает слух. Это бесполезно – корабль с атомным двигателем можно услышать только при разгоне. Приземляется и взлетает он беззвучно, как цветочный пух.
Корабль прибудет. И случиться это должно как можно скорее, иначе Вебстер так и останется здесь. Иначе так тяжело давшееся решение развалится, словно песочный куличик под проливным дождем. Он не выдержит и поддастся мольбам кабинета, манящему мерцанию камина, шепоту земли, на которой прожили пять поколений Вебстеров.
Он закрыл глаза и вступил в борьбу с ползущим по телу холодом. Надо выдержать, сказал он себе. Нельзя сейчас сломаться. Когда прилетит корабль, ты найдешь в себе силы встать и выйти за дверь.
В дверь постучали.
– Входи, – сказал Вебстер.
На полированном металлическом корпусе Дженкинса заплясали отсветы камина.
– Вы меня звали, сэр?
Вебстер отрицательно покачал головой.
– Я думал, вы звали меня, – объяснил Дженкинс, – и удивляетесь, почему я не пришел. Очень необычная ситуация, сэр. Прилетел космический корабль, из него вышли двое и сказали, что намерены отвезти вас на Марс.
– Так они уже здесь? Почему ты не сообщил? – Вебстер с трудом поднялся на ноги.
– Сэр, я был уверен, что вы не хотите, чтобы вас беспокоили.
Вебстер застыл, ледяной страх сжал ему сердце. Ухватившись обеими руками за край столешницы, он опустился в кресло и почувствовал, как надвигаются стены кабинета – этой ловушки, которая никогда его не выпустит.
– Мне весьма нелегко пришлось, сэр, – продолжал Дженкинс. – Они так настаивали, что в конце концов я был вынужден пойти наперекор своей натуре и применить силу. И мне удалось их убедить, что вы уже никогда никуда не полетите.
Мы просто ходим по улицам
Джо остановил машину.
– Ты знаешь, что делать? – спросил он.
– Я иду по улице, – ответил Эрни. – Ничего не делаю. Иду до тех пор, пока мне не скажут остановиться. У вас там тоже люди?
– У нас там тоже люди.
– Почему я не могу ходить один?
– Ты попытаешься сбежать, – ответил Джо. – Мы уже так пробовали.