Шоа

Невыносимый?

Да, потому что беспрерывно происходила утечка газа. Воняло страшно, за несколько километров было слышно.

Километров?

Да, километров.

Запах чувствовался всюду? Не только в лагере?

Всюду. Из-за ветра. Все зависело от ветра. Ветер разносил вонь. Понимаете? Прибывали все новые и новые составы, а у нас не хватало средств, чтобы обработать всех пассажиров. Эти господа хотели побыстрее очистить Варшавское гетто. А у наших газовых камер была слишком маленькая производственная мощность. Слишком маленькие газовые камеры. Евреям приходилось ждать своей очереди день, два, три дня. Они предчувствовали свою участь. Они предчувствовали. Кто-то, может быть, и сомневался, но многие знали наверняка. Например, некоторые еврейки ночью резали вены своим дочерям, а потом вскрывали вены себе. Другие травили себя ядом. Они слышали шум мотора, выхлопные газы которого поступали в камеры. Это был мотор танка.

В Треблинке использовали только выхлопные газы машин. «Циклон» применялся в Освенциме. Из-за этих задержек Эберль – он был начальником лагеря – позвонил в Люблин. Он сказал: «Так больше продолжаться не может, я так больше не могу.

Нужно приостановить операцию». И как-то ночью к нам прибыл Вирт. Он все осмотрел и скоро уехал. И потом он вернулся с парнями из Белжеца… со специалистами.

И Вирт добился приостановки потока поездов. Он очистил лагерь от скопившихся трупов. То была эпоха старых газовых камер. Люди мерли как мухи, и трупов было столько, что мы не знали, куда их девать, и сваливали прямо у газовых камер, где они оставались по нескольку дней. Под грудой тел образовывалась настоящая клоака – кишащая червями лужа крови вперемешку с дерьмом, глубиною сантиметров в десять. Никто не хотел убирать трупы. Евреи предпочитали расстрел подобной работе.

Предпочитали расстрел?

Это было страшно. Хоронить своих и видеть своими глазами… Когда в руках остаются куски мяса, отделяющиеся от тел… И вот Вирт сам пришел туда с несколькими немцами… и приказал нарезать длинных ремней, которыми обвязывали тела жертв и тащили в ямы.

И кто это делал?

Немцы.

Вирт?

Немцы и евреи.

Немцы и евреи?! Евреи тоже?

Евреи тоже.

Да, но что делали немцы?

Они заставляли евреев работать…

Они их били?

… Или сами принимали участие в расчистке территории.

Кто из немцев этим занимался?

Люди из нашей охраны, которых отобрали для этой задачи.

Это были немцы?

Им пришлось.

Они отдавали приказы?

Они отдавали приказы… Они получали приказы… и отдавали их.

Мне все-таки кажется, что работали евреи.

В подобных случаях немцы не боялись замарать руки.

Филип Мюллер, чешский еврей, бывший узник Освенцима, член зондеркоманды, переживший пять ее ликвидаций

Филип, сколько тебе было лет в тот майский воскресный день 1942 года, когда ты первые оказался в крематории Освенцима-1?

Двадцать. Это случилось в мае, в воскресный день. Мы сидели в подземной камере, в одиннадцатом блоке.

Наше существование держали в тайне. Внезапно появились эсэсовцы и куда-то повели нас по лагерю. Мы вошли в какие-то ворота, и метров через сто, метрах в ста от ворот, внезапно показалось здание, плоское здание с трубой. С задней стороны здания я заметил вход. Я не знал, куда нас ведут; думал, нас собираются казнить. Внезапно у входа, под маленьким фонарем, который находился в самом центре здания, появился молодой унтершарфюрер и заорал: «Сюда, грязные свиньи!» И мы оказались в коридоре. Он погнал нас по этому коридору. Скоро я начал задыхаться от смрада и копоти. Мы продолжали бежать дальше. Через какое-то время я различил очертания двух первых печей. Между ними сновало несколько заключенных из нашего лагеря. Мы попали в главный зал крематория лагеря Освенцим-1. Оттуда нас погнали в другой большой зал. Мы получили приказ снимать одежду с трупов. Я огляделся… вокруг лежали сотни мертвых тел. Они были одеты. Вперемешку с трупами валялись чемоданы, свертки… и почти повсюду – странные сине-фиолетовые кристаллы. Мне все это показалось просто непостижимым. Я был оглушен, будто громом поражен. Я даже не знал, где нахожусь! И как можно за один раз убить столько людей?! Мы уже сняли одежду с нескольких тел, когда поступил приказ заправить печи. Внезапно ко мне бросился один из унтершарфюреров и сказал: «Иди, ты будешь перемешивать трупы!» Но что значит «перемешивать трупы»? Я вошел в зал, где производилась кремация тел. Там находился один из заключенных по имени Фишель, впоследствии ставший начальником бригады. Он посмотрел на меня, и я увидел, как он шурует в печи большой кочергой. И он сказал мне: «Делай как я, если не хочешь, чтобы эсэсов цы тебя убили». И я взял кирку и стал повторять его действия.

Кирку?

Кочергу, железный прут. И я подчинился приказу Фишеля. В тот момент я находился в состоянии шока и был готов выполнить любое приказание – меня будто загипнотизировали. Я настолько обезумел, настолько перепугался, что делал все, как говорил Фишель. Так мы заправили печи, но по неопытности… не выключали вентиляторы дольше, чем требовалось.

Вентиляторы?

Да. Там были вентиляторы, для того чтобы огонь лучше горел. Они слишком долго работали. Огнеупорные кирпичи внезапно треснули, и их обломки завалили каналы, связывавшие печи Освенцима с дымоходом.

Кремация приостановилась. Печи перестали работать. Ближе к вечеру приехали грузовики, и нам пришлось грузить на них оставшиеся тела – около трехсот трупов. На этих грузовиках нас доставили… я до сих пор не знаю куда, по всей вероятности, это был лагерь Биркенау. Нам приказали вытащить трупы и бросить их в ров. Там был ров, искусственная яма… Внезапно поднялась вода и залила тела. Ночью нам приказали прекратить этот страшный труд и вернули в Освенцим. На следующий день нас отвезли на то же место. Но вода поднялась еще выше. Приехала пожарная машина с эсэсовцами, они откачали воду.

Нам пришлось спускаться в эту зловонную яму, чтобы складывать туда трупы. Но они были липкими… Например, когда я дотронулся до одной из женщин, ее руки… ее рука оказалась скользкой, липкой; я хотел оттащить ее в яму… но упал назад, в воду, в грязь. Другим приходилось не лучше. Наверху, стоя у края ямы, Аумейери Грабнер кричали: «Пошевеливайтесь там, сволочи, подонки! Мы вас научим слушаться, дерьмо собачье!»

И при таких… при таких… обстоятельствах, если можно их так назвать, двое моих товарищей не выдержали. Одним из них был французский студент.

Еврей?

Оба евреи… Эти двое дошли до полного изнеможения. Они остались в яме, прямо в грязи, не в силах встать на ноги. Тогда Аумейер крикнул одному из эсэсовцев: «Иди, прикончи эту мразь!»

У людей не осталось сил. И вот моих товарищей убили на месте.

В тот период в Биркенау еще не было крематориев?

Нет. Их еще не было. Биркенау тогда еще не достроили. Пока существовал только лагерь B1, позднее ставший женским лагерем. Лишь весной 1943-го евреев – инженеров и простых рабочих – заставили начать строительство четырех здешних крематориев.

Каждый крематорий имел по пятнадцать печей, большую раздевалку площадью примерно 280 квадратных метров и большую газовую камеру, где в один прием можно было умертвить до трех тысяч человек.

Франц Зухомель

В сентябре 1942 года были построены новые газовые камеры.

Кто их построил?

Всю работу проделали евреи под руководством Хакенхольда и Ламберта.