Дети времени (Дети века)

Если бы то не был сам поручик из Сегельфосса, окружной доктор вряд ли бы побеспокоился ночью.

Он предлагал водку, закуски; пришла экономка и потчевала кофе и печеньем, поручик поблагодарил и отвечал на все:

– Я прошу только доктора.

Они сели в сани. Дорогой они мало говорили, не будучи знакомы друг с другом. Доктора, молодого окружного врача, звали Оле Рийс. В Ура поручик перепрягает гнедую пару, отдохнувшую несколько часов, и они едут дальше. В Сегельфосс приезжают в два часа. Ребенок уже появился на свет.

Сын, Виллац Хольмсен четвертый, родился в самую рождественскую ночь. В этом было что-то необычайное. Но мать заболела, и тут молодому врачу представился случай показать свое искусство. Фру Адельгейд оценила его, за ним прислали из округа; иначе он, вероятно, пробыл бы еще дольше. Фру Адельгейд оценила его, победив отвращение к его волосатым рукам.

Зима подходила к концу. Фру Адельгейд выздоровела, и ребенок подрастал. Все шло хорошо. Естественно, что фру Адельгейд несколько похудела, и нос ее стал больше, но она была слишком занята, чтобы думать о своей внешности. У нее был ребенок, – неоцененное сокровище; он громко кричал, был упрям и капризен, но мил. И вот у него появились зубы.

Его следовало крестить в новой церкви, когда она будет готова. Какого мнения об этом фру Адельгейд?

Жена ответила, что эта мысль ей приятна.

Она теперь стала гораздо добрее и сговорчивее.

– Когда церковь может быть готова?

– Точно определить нельзя, но, вероятно, к следующей зиме. Стены возведены; черепица привезена из кирпичного завода.

Поручик хорошо рассчитал, поместив церковь в северной части кладбища; она будет стоять красиво и хорошо будет ходить туда. Стены подвигаются быстро. И покрыть крышу черепицей займет немного времени. Осталось только положить балки!

Весной началась работа, и один ряд кирпичей вырастал за другим; церковь росла, и уже миновали окна. В один прекрасный день приехал пастор.

– Я писал властям, – сказал он, – и те желают видеть план.

– Желают видеть? – переспросил поручик.– План нам самим нужен.

– Придется приостановить работы, пока чертежи не одобрят, – ответил пастор, как можно мягче.

– Вот как! – сказал поручик.

Он уважал власть; воспитание и служба приучили его повиноваться начальству. Но здесь он уперся и не дал чертежей.

Когда церковь подвели под крышу и поставили колокольню, снова приехал пастор и от имени начальства просил дать чертежи.

Поручик позвал подрядчика и спросил:

– Нужны еще чертежи?

– Нет.

– Дайте их пастору.

То была одна только комедия, – чертежи уже готовой церкви! И пастор С. П. Виндфельд не был агнцем; он сам рассказывал, что рассердился. Правда, перед ним стоял человек, жена которого подарила приходу церковь; но самовластие поручика Виллаца Хольмсена уже зашло слишком далеко.

– Вы дали мне только главные планы? – спросил пастор.

– Без других чертежей мы не можем обойтись, – ответил поручик, – надо еще сделать по ним кое-какие расчеты.

Тогда пастор распечатал большой конверт, который держал в руках, и сказал:

– Моя обязанность сообщить вам, что власти требуют прекращения работ.

– Вот как! – сказал поручик.

От церкви и колокольни доносился неумолкаемый стук молотков и топоров; он не останавливается, и пастору приходится уехать только с главными планами.

Церковь была закончена, и она красиво выделялась на опушке леса; но внутренняя отделка заняла всю зиму. В начале весны после Пасхи поручик приказал украсить божий дом снаружи и внутри и вывести имя жены золотыми буквами на хорах.

Дело было закончено!

Тогда поручик послал лопаря Петтера с известием к пастору, что церковь готова. Жена его построила церковь из собственного материала, собственными рабочими, на собственной земле. Приходу нет дела до частной собственности фру Хольмсен. Теперь она дарит церковь и землю приходу. Пусть власти решают, должен ли быть принят дар или нет. Прилагаются чертежи.

Поручик прождал неделю. Ответа не было. Он послал новое письмо пастору, написав, что, если через четыре недели церковь не будет разрешена и освещена, то он с женой поедет в Трондхейм, чтобы там окрестить сына. А, между тем, поддержка, оказываемая Сегельфоссом прежней церкви, ограничится тем, что предписывает закон.

Это помогло. Епископ Кроп лично, после объезда епархии, пожаловал в село и посетил церковь, причем окрестил уже подросшего ребенка. Его назвали Виллац Вильгельм Мориц фон Плац-Хольмсен.

ГЛАВА III

Зачем скрывать истину? Отношения между супругами в Сегельфоссе далеко не были такими, какими должны бы быть. Несогласие улеглось только на короткое время при ожидании ребенка; через некоторое время опять пошло то же самое, и теперь отношения окончательно обострились. Неужели поручик, взрослый человек, мог примириться со многим, чего не переносил всю жизнь и к чему относился с презрением. Бывало и смешно и больно видеть их раздражительных и недовольных, когда они сходились.

– Мой сын! – говорила она. Это оскорбляло поручика.

– Мой маленький Мориц! – говорит она, продолжая. Это обижает его, и он замечает:

– Его зовут Виллац, как деда.

– А можно звать также и Морицом.

– Нет. Почти нельзя. Жена смеется и говорит:

– Ну, а когда он вырастет, и я позову: «Виллац», может прийти не тот, кого я зову.

– Ну, когда вы позовете: «Виллац», так я сейчас по тону узнаю, кого из нас вы зовете.

Жена снова засмеялась и сказала:

– Ничего нет удивительного… Кстати, я вспомнила: вы были так добры и взяли новую горничную в помощь экономке; она, кажется, уроженка гор; она молода и недурна, зовут ее Марсилия. Но у нее в голове что-то неладно. Можете себе вообразить, она ночью ходит вверх и вниз по вашей лестнице.

Молчание.

– Она всходит наверх поздно вечером и возвращается через долгое время. Да, через очень долгое время.

Молчание.

– Вы, вероятно, не находите этого так же удивительным как я; иначе вы чтонибудь сказали бы.