Плоды земли

– Да. А скотине останется землянка?

Он подумал с минуту.

– Пожалуй, так оно будет лучше!

– Вот видишь, – победоносно проговорила Ингер, – я тоже не так-то уж проста!

– Нет. А что ты скажешь насчет клетки при горнице?

– Клеть? Тогда будет совсем как у людей. Ох, если б у нас так вышло!

Так вышло. Исаак строил, сколачивал углы и закладывал венцы, одновременно складывая очаг из подходящих камней, но последняя работа плохо у него ладилась, и Исаак по временам бывал недоволен собой. Когда начался сенокос, ему пришлось оставить стройку, ходить по косогорам и косить, огромными копнами приволакивал он домой сено. В один дождливый день Исаак сказал, что ему надо сходить в село.

– Зачем тебе туда?

– Да и сам хорошенько не знаю.

Он ушел и проходил двое суток, вернулся с печкой – словно груженый паром, прополз он через лес с плитой на спине.

– Да нет, ты просто не человек! – воскликнула Ингер. Исаак разобрал очаг, который так не подходил к новому дому, и поставил вместо него печку.

– Не у всех есть такие печки, – сказала Ингер. – Господи, помилуй нас, грешных!

Сенокос продолжался, Исаак кучами таскал сено, потому что лесная трава далеко не то, что луговая, а гораздо хуже. Только в дождливые дни ему удавалось поработать на стройке, она подвигалась медленно, даже в августе, когда все сено было убрано, новый дом был доведен едва до половины. В сентябре Исаак сказал, что так не годится:

– Сбегай-ка в село и приведи мне на подмогу работника, – сказал он Ингер.

Ингер в последнее время что-то раздалась вширь и уж не могла бегать, но, разумеется, собралась в дорогу.

Но тут муж вдруг передумал, он снова загордился и решил сделать все один.

– Незачем беспокоить людей, – сказал он. – Я и один справлюсь.

– Тебе не справиться.

– Помоги мне только поднимать бревна.

Когда подошел октябрь, Ингер заявила:

– Мне больше невмоготу!

Это было очень досадно, надо было непременно поднять и положить стропила, чтоб покрыть дом до осенних дождей, а времени оставалось самая малость. Что такое стряслось с Ингер? Изредка она варила козий сыр, но большей частью только по нескольку раз в день переносила с места на место прикол у Златорожки.

– Принеси большую корзину или ящик или что-нибудь такое в следующий раз, как пойдешь в село, – попросила раз Ингер.

– На что тебе? – спросил Исаак.

– Нужно, – ответила Ингер.

Он втаскивал стропила на веревке, Ингер подпихивала только одной рукой, но как будто помогало уже одно ее присутствие. Дело подвигалось медленно, крыша-то была невысока, но балки неимоверно велики и толсты для маленького домика. Некоторое время держалась ясная осенняя погода, Ингер одна выкопала всю картошку, а Исаак успел покрыть избу до начала затяжных дождей. Козы уже переселились на ночь в землянку к людям, и это ничего, все было ничего, люди на это не жаловались. Исаак опять собрался в село.

– Принеси же мне большую корзину или ящик! – опять сказала Ингер тоном умильной просьбы.

– Я заказал себе несколько оконных стекол, которые надо принести, – ответил Исаак, – да еще заказал две крашеных двери, – ответил он важно.

– Вот что, ну так придется обойтись без корзины.

– Да на что она тебе?

– На что? Да где же у тебя глаза?

Исаак ушел в глубоком раздумье и вернулся через двое суток с окном, дверью для горницы и дверью для клетки, кроме того, на груди у него висел ящик для Ингер, а в ящике были разные съестные припасы. Ингер сказала:

– Уж дотаскаешь ты когда-нибудь до смерти!

– До смерти? – Исаак до того был далек от смерти, что вынул из кармана аптечный пузырек с нефтью и дал Ингер с наставлением усердно принимать ее, чтоб поправиться. А тут же были окна и крашеные двери, за которые он мог приняться, и он сейчас же бросился их прилаживать. Ах, и что же за дверки: подержанные, правда, но отлично выкрашены заново, расписаны красной и белой краской, они красовались на доме, словно картинки.

И вот они перебрались в новый дом, а скотина распространилась по всей землянке; одну овцу с ягненком оставили при корове, чтоб той было не так скучно.

Пустынножители зашли далеко вперед, просто чудо, как далеко.

Глава III

Пока земля не промерзла, Исаак выдирал из нее камни и корни и выравнивал себе луг на будущий год; когда земля промерзла, он стал ходить в лес и усердно рубил дрова.

– На что тебе столько дров? – спрашивала Ингер.

– И сам не знаю, – отвечал Исаак, но отлично знал.

Старый и густой нетронутый лес подходил к самым строениям и не позволял расширить площадь сенокоса, а кроме того, Исаак рассчитывал каким-нибудь способом доставить дрова зимой в село и продать их тем, у кого не будет дров. Задумано было с толком. Исаак знал это твердо, продолжал расчищать лес и рубить его на дрова. Ингер часто приходила посмотреть, как он работает, а он притворялся, будто ему все равно и он вовсе в ней не нуждается, но она понимала, что доставляет ему удовольствие. Изредка они перебрасывались словами:

– Неужто тебе больше нечего делать, кроме как приходить сюда и мерзнуть? – говорил Исаак.

– Мне не холодно, – отвечала Ингер, – а вот ты губишь свое здоровье.

– Возьми надень мою куртку, вон она лежит!

– Пожалуй, надела бы, потому что нельзя мне сидеть здесь, когда Златорожка собралась телиться.

– Ну, разве Златорожка собирается телиться?

– Что ж ты не слышишь, что ли? А как, по-твоему, оставить нам теленка?

– По мне – делай как хочешь, я не знаю.

– Не можем же мы съесть теленка! Ведь тогда у нас останется только одна корова.

– Я и не думал, что ты захочешь, чтоб мы съели теленка, – отвечал Исаак.